Решение одной литературно-исторической загадки

К. В. Айвазян, «История Тарона» и армянская литература IV – VII веков. Историко-филологическое исследование, Изд. Ереванского университета. 1976, 410 стр.

Книга К. Айвазяна «История Тарона» и армянская литература IV – VII веков» посвящена доскональному анализу одного из самых примечательных явлений истории древней армянской литературы. Было ли в действительности такое литературное произведение, как «История Тарона», или же это лишь сборник легенд, компиляция сказаний и повествований разных времен?

Известно, что многовековая история армянской литературы (как и других областей духовной жизни Армении) не раз ставила исследователей в трудное положение. Подвергалась сомнениям не только подлинность многих древних памятников письменности, но и само существование многих авторов – историков, мыслителей, поэтов… Даже Мовсеса Хоренаци, прозванного «отцом армянской истории», выдающегося деятеля V века, нет-нет да и относили к более поздним временам, а его знаменитую «Историю Армении» омолаживали на целых три-четыре века. Подвергалась сомнению принадлежность к армянскому народу выдающегося философа V – VI века Давида Анахта (Непобедимого), а его труды расценивались то как переводы с древнегреческого, то как переложения чужих мыслей. Гениальный поэт средневековые один из зачинателей жанра философской поэмы, Григор Нарекаци усилиями церковников на протяжении столетий выдавался за богобоязненного монаха, а его поразительное по мощи мысли и высочайшей поэтической красоте произведение – поэма «Книга скорбных песнопений» – толковалось как псалмопение.

Однако научная мысль шаг за шагом опрокидывала подобные вольные или невольные искажения истории и на основании тщательно собранных фактов устанавливала как реальное существование названных деятелей, так и оригинальность их творений, составляющих «золотой фонд» армянской духовной культуры. Одной из ее драгоценностей является «История Тарона», исследованная К. Айвазяном. Его книга – плод многолетнего и целеустремленного труда. Автор стремился разрешить одну из загадок армянской культуры прошлого – установить подлинность крупного литературного произведения, а для этого ему пришлось преодолеть множество препятствий, нагромоздившихся на пути к истине. Однако «История Тарона» стоит любых затраченных исследователем усилий: в ней отражена та роль, которую сыграла в судьбах древнего народа самая большая, центральная часть его страны – Тарон. Достаточно взглянуть на приложенную историческую карту этой области, составленную С. Еремяном (ответственным редактором книги), чтобы убедиться в этом. Самая главная трудность для исследователей «Истории Тарона» заключается в том, что книга эта состоит из двух разделов, причем первый раздел, связанный с периодом утверждения христианства в Армении, создан еще в первой половине IV века, то есть до появления армянской письменности; второй же, отражающий борьбу армянского народа против нашествия персов, – в конце VI – первой половине VII века, когда такая письменность уже существовала и на ее базе развивалась национальная литература. Каждый из разделов включает ряд «патченов» – документов, повествований. В первом – это переписка основателя армянской церкви Григора Лусаворича (Просветителя) с сирийским духовенством и два пространных повествования епископа Тарона, игумена монастыря святого Карапета сирийца Зеноба Глака. Во втором разделе в числе других материалов – повествование о церковной и общественно-политической жизни Тарона конца VI – первой половины VII века.

Первые публикаторы «Истории Тарона», крупные армянские историки, ученые и писатели XVIII – XIX веков, не сомневались в подлинности этого литературного памятника, несмотря на то, что между двумя его разделами пролегло время в три столетия (факт, редчайший в истории мировой литературы!). Однако, справедливо отмечает К. Айвазян, эта уверенность публикаторов в подлинности обоих разделов «Истории Тарона» и достоверности памятной записи («Ишатакаран») Иоанна Мамиконеана, епископа Тарона (VII в.), в которой он сообщает о времени и обстоятельствах составления им сборника, исходила «не из критического его исследования, а из установившейся в средневековой армянской литературе традиции, по которой Зеноб считался автором IV века, сборник же в целом – созданием VII века» (стр. 5). Отсутствие аналитического подхода и необходимой аргументации и явилось причиной сомнений и негативно-критических суждений касательно подлинности «Истории Тарона». С опровержением существующей точки зрения на этот сборник в конце XIX столетия выступил профессор Лазаревского института Г. Халатянц: сопоставляя отрывки из первого раздела «Истории Тарона» с сочинениями древнеармянских авторов и установив некоторую их общность, он пришел к выводу о компилятивном характере этого сборника, созданного, по его мнению, в VIII веке. Г. Халатянца поддержал известный историк Лео (А. Бабахачян), а потом – крупнейший армяновед Манук Абегян. Опровержения шли и из-за рубежа. Чтобы противостоять этой точке зрения, которая укоренилась в науке, нужна была не только исследовательская смелость и упорные усилия, но и исчерпывающая аргументация, ясная концепция,

К. Айвазян тщательно проанализировал прежде всего первое научное издание текста «Истории Тарона» на древне-армянском языке (грабаре), осуществленное советским историком А. Абрамяном и снабженное им предисловием (Ереван, 1941). Он перевел «Историю Тарона» с грабаря на современный армянский язык, а с него – на русский, поскольку свою книгу писал по-русски. Уже этой сложнейшей переводческой работой его труд привлечет внимание научной общественности.

Опираясь на марксистский метод конкретно-исторического исследования, автор изучил как сами исторические факты, отразившиеся в «Истории Тарона», так и их толкование в этом сочинении. Причем факты он рассматривал в их социальной значимости, не только видя за многими из них реальные лица, но и проясняя положение, общественные позиции этих лиц, их отношение к событиям, описанным в «Истории Тарона». При этом он обращается к трудам чуть ли не всех древнеармянских историков, добиваясь установления достоверности или ложности освещенных фактов.

Книга К. Айвазяна опирается на обширнейший фактический материал. Автор, как говорится, дотошен в своих поисках и разборах, и хотя книга «нетороплива» по манере письма, чужда громогласной декларативности, она увлекает читателя скрупулезностью анализа, глубиной аргументации и обобщений. Научно обоснована структура труда, в котором собственно историографический анализ синтезирован с историко-филологическим, а местами и лингвистическим анализом.

Рецензируемая книга открывается Введением, посвященным истории предмета; в первой главе – «История Тарона» и ее критики» – К. Айвазян на основе текстологических сопоставлений оригинальных древнеармянских памятников письменности доказывает научную несостоятельность метода формальных сопоставлений (сравнение отдельных цитат), примененного Г. Халатянцем. Автор исследования с полным основанием пишет: «Пусть не покажется парадоксальным, но сочинения древних авторов требуют от исследователя исключительно осторожного к себе подхода в том смысле, что опровержение содержащихся в них сообщений, в какой бы фантастической форме они ни были выражены, должно обосновываться гораздо полнее, разностороннее и доказательнее, чем подтверждение их достоверности» (стр. 42). Именно такую осторожность проявляет и сам автор в своем исследовании.

Вторая глава, «История или эпос?», где устанавливается подлинность памятника, начинается с методологически важного для историко-литературного труда положения: «Древняя литература всех народов была подчинена практическим, деловым потребностям, в силу чего любое ее произведение создавалось в определенный момент, по определенному поводу и адресовалось читателям, которых оно должно было в чем-то убедить» (стр. 43). Поэтому установить, «для кого и ради чего был составлен» сборник «История Тарона», – значит найти верный ответ и на интересующий нас вопрос о его содержании и времени создания. В третьей главе – основной части монографии – К. Айвазян синтезирует методы историко-филологического и культурологического исследования, анализирует документы и рассказы первого раздела сборника для доказательства как подлинности этих сочинений, так и их принадлежности именно IV веку. В четвертой главе сделана попытка реконструкции первоначального состава сборника, автор говорит о его неоценимом значении для истории армянской литературы IV – VII столетий.

Исследование снабжено обстоятельным научным аппаратом, указателями личных имен и этногеографических названий, а также приложением – уже упомянутой нами картой Тарона (реконструкция). В книге есть несколько любопытных иллюстраций иконографического и иного характера. Все это дает основание говорить, что перед нами солидный историко-литературоведческий труд. Создана книга, доказывающая подлинность «Истории Тарона» и то, что сборник этот имеет реальных авторов: повествования первого раздела написаны сирийцем Зенобом. Автор «Ишатакарана» во второй части – епископ Иоанн Мамиконеан, который и является составителем всей книги.

Научная ценность рецензируемой книги мне видится прежде всего в том, что пролит дополнительный свет на историю армянской литературы, существовавшей еще до создания Месропом Маштоцем национальной письменности. Давно и не раз высказывалось предположение о том, что армянские авторы писали на арамейском, а еще чаще на греческом и сирийском языках, вели переписку с инонациональными деятелями и накапливали опыт литературного творчества. Если бы не этот опыт, невозможен был бы, сразу же после создания армянской письменности, поистине удивительный взлет национальной словесности в летописной, исторической, грамматической и философской литературе, за каких-либо сто лет выдвинувшей целую плеяду мыслителей, историков, грамматиков, писателей.

Думается, работа выиграла бы, если бы К. Айвазян более обстоятельно сказал об этом важном факте древнеармянской действительности. Кроме того, верно оценивая подъем литературного творчества в Армении V – VI веков, исследователь на основании материала, которым он так прекрасно владеет, мог бы показать, что сам этот подъем обусловлен причинами общенационального порядка: именно в органическом единстве с ростом патриотической общественной мысли первостепенным фактором явилось создание национальной письменности, небывало высокими темпами развивалась также словесность и основанная на ней грамматика в ее весьма широком, по существу синтетическом в те времена понимании.

Что же касается собственно историко-филологического исследования, то здесь К. Айвазян выступает во всеоружии современной научной методологии, опирается на достижения советской исторической и литературной науки (в частности, на труды Д. Лихачева). Он доказывает, что именно в борьбе Армении против Персии и Византии росла и крепла самостоятельность, неповторимое национальное своеобразие древней и средневековой армянской культуры, могучим оружием которой, добавим от себя, являлась словесность в ее различных жанрах и свидетельством которой нужно считать и «Историю Тарона».

К. Айвазян разносторонне рассматривает идейно-тематическое содержание «Истории Тарона», авторы которой стремились распространить христианство в Армении и укрепить централизованную феодальную государственность. Он типологизирует стилевые особенности повествований, писем, посланий и других компонентов этого сборника, строго различая сочинения светского и церковного характера, повествовательного и эпистолярного жанра, документальное и вымышленное. На основании широких сопоставлений анализируется степень верности отражения реальных исторических событий в этом сборнике. К. Айвазян выявляет также, как сказались в каждом произведении личность автора, его жизненный опыт, его мировоззрение. Любопытен анализ установившегося в те времена литературного этикета. Его суть в том, что в суждениях о «важном предмете» и в переписке с «высоким лицом» нужно было пользоваться «метафорически-символическим языком», а в разговоре об обычных вещах и в переписке с лицами рангом пониже полагалось говорить языком обычным, так сказать, реалистическим. Обстоятельный разбор проблемы этикета можно отнести к наиболее интересным страницам книги.

То же можно сказать и о большом разделе, посвященном вопросам стиля. Автор довольно подробно рассматривает языковые аспекты проблем стилистики, местами углубляясь в чисто лингвистический анализ, однако главный объект его, внимания – это стиль как категория историческая и содержательная: стили меняются вместе с движением живого творческого процесса, отражая изменения в миропонимании и мировоззрении авторов, социальных, литературных и других групп и целых эпох. Стилистический строй первого раздела целиком соответствует тому, что героями этой части «Истории Тарона», как показывает К. Айвазян, являются по преимуществу крупные феодалы и видные представители духовенства; герои же второго раздела – это в основном рыцари-воины, рыцари – государственные деятели. Интересны суждения автора о кодексе рыцарской чести, о рыцарском идеале, в которых сказывалась, как говорит исследователь словами Маркса, «мера красоты» личности и социальных отношений. Опираясь на положения марксистско-ленинской эстетики, автор утверждает, что рыцарский идеал, как и всякий идеал, – явление классовое, однако имеющее не только субъективное значение, но и объективные корни в действительности. Рыцарский идеал Мамиконеаков и других выдающихся воинов, истинных патриотов – героев «Истории Тарона», заключал в себе важное объективное содержание, ибо «ими руководит великая идея защиты отчизны, справедливость дела, за которое они борются» (стр. 350). При этом конечно, нельзя отрицать, что исторические лица в «Истории Тарона» кое-где явно идеализированы, – и об этом в исследовании нужно было сказать отчетливее и полнее.

Книга К. Айвазяна – удавшийся опыт реконструкции исторических документов и повествований, сведенных в VII веке воедино и рассматриваемых исследователем как жанр исторической литературы. Автор справедливо отмечает важное значение «Истории Тарона» для верного понимания путей становления и формирования армянской литературы и общественной мысли. Книга К. Айвазяна сугубо национальна по своему предмету, основному фактическому материалу и главному содержанию. _ Но вместе с тем в ней выявлены и оценены факты более широкого значения: исследователь рассматривает закономерности общественного и культурного развития, многие из которых интернациональны по своему характеру (это можно сказать о ряде общих закономерностей литературного процесса, становления стилей и жанров).

Книга читается с неослабевающим интересом; этому способствует высокая культура изложения, исполненного живости и энергии.

г. Ереван