№4, 1957/Советское наследие

Реалистический метод и творческая индивидуальность писателя

В основу статьи положен доклад на дискуссии о реализме в Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР.

 

1

В ряде критических и историко-литературных работ недавнего – времени мы встречались – да и сейчас продолжаем встречаться – с характерным явлением: горячая защита реалистического искусства нередко сопровождается вольным или невольным, но притом весьма решительным принижением роли художника, творческого начала в искусстве.

Писатель некоторыми критиками и теоретиками рассматривается преимущественно как ревностный регистратор и заботливый «передатчик» различных событий, тех или иных изменений жизни, ее отдельных черт и примет. Он ничего не открывает, а лишь «показывает», ничего не привносит от себя, а только «воспроизводит» наблюденное, стремясь шире «охватить» жизнь; он вполне объективен и в то же время оказывается совершенно безликим.

Это принижение роли художника обычно возникает тогда, когда реализм истолковывается как серое, бескрылое «описание» окружающего мира, когда реалистические образы рассматриваются в качестве простого «подобия» жизненных явлений, их точного снимка, когда реализм становится неотличимым от натурализма.

Но есть и другие теории, по внешности как будто весьма отличные от только что названных взглядов, важнейшую особенность которых, однако, составляет столь же «последовательное» принижение роли художника, творца. И тут раньше всего следует указать на широко бытующее, особенно в историко-литературных исследованиях, противопоставление жизненной правды и творческих исканий писателя, противопоставление метода и мировоззрения, общих законов типизации и индивидуальности писателя.

Художественный метод, согласно взглядам некоторых теоретиков искусства, представляет собою нечто находящееся вне сферы идейно-творческих исканий писателя. Иногда эти явления соприкасаются между собой, но очень часто идейно-творческие устремления писателя приходят в резкое столкновение с его методом. В то время как

 

метод в сущности не зависит от художника, сам художник и результаты его творческого труда полностью зависят от метода, которым он пользуется. При этом обычно остается неясным, как, откуда появляется этот таинственный метод и каким образом он «действует» помимо творческого сознания писателя, его воображения, его идейно-эмоционального восприятия мира. Но тем не менее «известно» – и об этом много говорят сторонники данной теории, – что великие художественные обобщения часто возникают как бы сами собой, вопреки всему тому, что составляет внутренний творческий пафос художника слова.

Писатель и при этой концепции реализма оказывается в роли своеобразного «передатчика», на сей раз очень похожего на человека, находящегося в сомнамбулическом состоянии: «передавая» великие истины, он и не подозревает об их содержании и смысле. Под видом защиты реалистического метода здесь также совершенно стирается роль творческой индивидуальности писателя.

В тесной связи с такого рода теориями находятся и настойчивые попытки создания «безличной» истории литературы, предпринятые в последнее время. На дискуссии, проведенной в Институте мировой литературы имени А. М. Горького по вопросу о принципах изучения истории русской литературы, некоторые товарищи настойчиво защищали мысль о том, что построение истории литературы «по писателям» устарело, изжило себя.

Оставляя в стороне изучение творческой индивидуальности великих художников слова, сторонники этой точки зрения выдвигают в качестве основной задачи исследование литературного процесса как такового, его закономерностей. «Поскольку мы не можем приспособлять историю к деятельности отдельных личностей, – пишет Д. Благой в своей программной статье, – а должны, наоборот (?!), исторически осмыслять и периодизировать эту последнюю (?!), творчество отдельных писателей придется, как правило, рассматривать не суммарно на всем его протяжении, а в двух-трех (для Лермонтова, Пушкина) или даже в нескольких (для Крылова, Тургенева, Л. Толстого) разделах, одновременно с рассмотрением других, исторически соответствующих явлений литературы»1

Таким образом, в качестве важнейшей методологической предпосылки выдвигается положение о необходимости анализировать и сопоставлять друг с другом не писателей с их своеобразным методом и стилем, а отдельно взятые произведения, написанные или опубликованные в определенный промежуток времени. «Рассмотрение явлений литературы, – пишет Д. Благой, – в их соотнесенности – синхронности – по отношению друг к другу, бросает яркий свет на общие закономерности развития литературы»2 

Писатель, его творчество при таком подходе к литературе растворяются в литературном процессе; и чем легче это «растворение» происходит, тем большее, судя по всему, удовлетворение приносит оно исследователям. Сколько бы ни говорили при этом защитники «вне-личной» истории литературы о своем желании «сохранить» писателя, его индивидуальность, главенствующую роль в такого рода исследовательском труде неизбежно будет занимать выяснение сходства, а не своеобразия; основным здесь будет то действие, которое в математике называется приведением к общему знаменателю.

Однако, приводя к общему знаменателю, нивелируя писателей, невозможно раскрыть литературный процесс, невозможно понять эволюцию реалистического метода, его различные формы. Сторонники «безличной» истории литературы, защитники «самостийного» воплощения жизненной правды в искусстве забывают ту простую истину, что литература, как и всякое искусство, – это творчество. Писатель-реалист вовсе не граммофон, механически воспроизводящий записанные на пластинке мелодии. Он отнюдь не безликое существо, которое лишь «отражает» разного рода закономерности. Писатель и не медиум, способный в момент, когда «выключено» сознание, вступать в общение с сокровенными тайнами мира. Развитие реалистического искусства неотделимо от яркого проявления творческих индивидуальностей выдающихся художников слова.

Пристальное изучение жизни и неустанные поиски лучших путей творчества, движение вперед и художественные просчеты, мучительные раздумья и радостные свершения – все это составляет неотъемлемую особенность вдохновенного труда художника-реалиста, который не просто фиксирует все проходящее перед его умственным взором, а пытливо анализирует, отбирает, синтезирует, творит.

От художника требуется, писал Достоевский, «не фотографическая верность, не механическая точность, а кое-что другое, больше, шире, глубже. Точность и верность нужны, элементарно необходимы, но их слишком мало; точность и верность покамест только еще материал, из которого потом создается художественное произведение… Эпического, безучастного спокойствия в наше время нет и быть не может; если б оно и было, то разве только у людей, лишенных всякого развития или одаренных чисто лягушачьей натурой, для которых никакое участие невозможно, или, наконец, у людей, вовсе выживших из ума. Так как в художнике нельзя предполагать этих трех печальных возможностей, то зритель и вправе требовать от него, чтобы он видел природу не так, как видит ее фотографический объектив, а как человек»3

В произведениях художника-реалиста не может не отражаться его понимание жизни, его взгляд на действительность, его мировоззрение. Жизненная правда в творениях искусства не существует вне того «видения», восприятия мира, которое свойственно данному художнику, вне особенностей его образного мышления, его творческой манеры. Своеобразие творческого «видения» жизни само по себе вовсе не противостоит отражению существенного, типического в явлениях действительности. Если перед нами художник-реалист, стремящийся познать эти явления, то сила и острота его «видения» мира как раз и характеризуются умением уловить, открыть внутренние процессы жизни, показать такие характеры и типы, которые с новой стороны рисуют человеческую деятельность, психологию людей. Чем зорче взгляд писателя, тем глубже он проникает в суть вещей, тем объемнее его художественные обобщения, его творческие открытия.

Значение писателя, его место в литературе определяется раньше всего тем, что нового, своего вносит он в сокровищницу художественного опыта, чем и как он обогащает человеческую культуру. «В сущности, когда мы читаем или созерцаем художественное произведение нового автора, – писал Лев Толстой, – основной вопрос, возникающий в нашей душе, всегда такой: «Ну-ка, что ты за человек? И чем ты отличаешься от всех людей, которых я знаю, и что можешь сказать мне нового о том, как надо смотреть на нашу жизнь?» …Если же это старый, уже знакомый писатель, то вопрос уже не в том, кто ты такой, а «ну-ка, что сможешь ты сказать мне еще нового? с какой стороны ты теперь осветишь мне жизнь»4

В несколько ином плане об особенностях, характеризующих подлинного художника, замечательно говорил Тургенев: «Важно в литературном… да, впрочем, я думаю, и во всяком таланте, то, что я решился бы назвать своим голосом. Да, важен свой голос. Важны живые, свои собственные ноты, каких не найдется в горле у каждого из других людей… для того, чтобы так сказать и эту самую ноту взять, надо иметь именно такое, особым образом устроенное горло. Это как у птиц. В этом и есть главная отличительная черта живого оригинального таланта»5

Мысль о «своем голосе» и положение о новом освещении жизни в произведениях талантливого писателя в сущности очень близко соприкасаются друг с другом. Новое слово писатель именно тогда и высказывает, когда он обладает «своим голосом». И чем сильнее этот «голос», чем ярче творческая индивидуальность художника-реалиста, тем значительнее его вклад в искусство. «В каждом человеке, – писал армянский прозаик Дереник Демирчян, – скрыто достаточно минерального сырья, своего материала. Так надо его извлечь, надо этот материал обработать, а не пользоваться тем, что приготовлено другими до тебя… Свое, пусть маленькое, но свое – вот что имеет большую цену в литературе, кажется читателю интересным»6

Принося в литературу «свое», талантливый писатель увеличивает общее, достояние, духовные ценности, принадлежащие народу. Эти ценности и расширяются именно благодаря творческим открытиям отдельных художников слова. Роль творческой индивидуальности писателя определяется не просто своеобразием, взятым в своей имманентной сущности, а тем своеобразием, которое выражается в создании общезначимых художественных обобщений. «Свое» приобретает важное значение не только в силу того, что оно «свое», а тогда, когда оно обогащает художественную культуру народа, когда оно обогащает наше восприятие, знание мира.

Поэтому нельзя смешивать творческую индивидуальность писателя-реалиста с тем творческим индивидуализмом, который сейчас разными деятелями искусства в капиталистических странах провозглашается основой художественного творчества. Сущность искусства, заявляют буржуазные теоретики, а вместе с ними и некоторые югославские, польские критики, заключается в выявлении художником самого себя, и только себя; важен и интересен не тот реальный мир, в котором живут люди, – интересен тот особый мир, который создается художником по «законам», им самим установленным, мир, мало связанный с реальной действительностью.

Широкой популярностью на Западе пользуются сейчас теории Фрейда, который утверждает, что произведения искусства являются порождением подсознательной сферы человеческого интеллекта, возникают под воздействием «полового комплекса». Функция литературы – по Фрейду – не изображение жизни, а «осведомление» нашего «я» о содержании и величии этого «я», о его ссоре с обществом. Различные буржуазные теоретики всячески пытаются доказать, что отказ от «подражания» жизни, от больших реалистических обобщений, погружение в тайники собственной души, свободная игра ума, бесцельность творчества и делают художника подлинно оригинальным, неповторимым.

Однако именно отрешенность от действительности, гипертрофия узко-личных настроений и чувств, формалистические изыски и ведут к разрушению творческой индивидуальности художника, каким бы многообещающим ни был его талант. Творческая индивидуальность художника расцветает лишь на основе тесной связи с действительностью, на почве живого интереса к социальным явлениям.

Подчеркивая эту связь, великий украинский писатель Иван Франко заявлял: «Пусть в его (писателя) произведениях как можно полнее отражается личность автора, его мировоззрение, его способ восприятия внешнего и внутреннего мира, и его стиль, пусть его сочинение имеет как можно больше его живой крови и нервов. Только тогда это будет живое и современное произведение, подлинный документ самых тайных движений и чувств современного человека… Но этот триумф индивидуального в современном литературном творчестве придает творчеству вместе с тем величайшее социальное значение»7 Способы отражения жизни в литературе и искусстве, индивидуальные формы претворения материала действительности бесконечно разнообразны и менее всего «укладываются» в тощие схемы. С этой точки зрения представляется совершенно неверным сведение в той или иной мере своеобразия писателя к особенностям его тематических исканий, к особенностям изображаемых им явлений, как это делают некоторые критики. «Тем, что изображает подлинный художник, – заявляет, например, Б. Костелянец, – уже во многом определяется и то, как он изображает»8 Мысль эта, выраженная в достаточно категорической форме, лишена, однако, реальных оснований.

История литературы и искусства знает множество фактов, когда одни и те же явления жизни в произведениях разных художников получали весьма различное художественное истолкование. И различие это чаще всего никак не может рассматриваться в духе сакраментальной формулы: одно из произведений дает верное изображение действительности, другие – искаженное. Глубоко правдивое отражение одних и тех же явлений действительности часто раскрывается в произведениях весьма несхожих между собой художников.

И происходит это потому, что события, процессы жизни имеют множество различных сторон и граней, предстают перед общественным человеком в бесконечном богатстве существенных связей и отношений. Богатство жизни и является неисчерпаемым источником самых различных, неповторимых по своему своеобразию художественных открытий, обобщений. «Реализм предполагает широту, а не узость, – писал Бертольд Брехт. – Сама действительность широка, многообразна, противоречива… Правда может быть многими способами утаена и многими способами высказана».

И если бесспорна мысль о том, что из многообразия действительности рождается богатство искусства, то несомненным является и другое: индивидуальные, своеобразные пути художественного творчества писателей-реалистов ведут к освоению, к познанию богатства действительности. Многие способы высказать правду, о которых пишет Бертольд Брехт, – это одновременно с тем способы открытия мира в его многогранности и противоречивости.

  1. Д. Благой, Вопросы построения истории русской литературы, «Известия АН СССР», Отделение литературы и языка, 1954, вып. 5, стр. 409.[]
  2. Там же, стр. 405.[]
  3. Ф. М. Достоевский, Собр. соч., т. XIII, М. – Л. 1930, стр. 531 – 532[]
  4. Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 30, М. 1951, стр. 19. []
  5. «Русские писатели о литературном труде», т. 2, Л. 1955, стр. 712 – 713. []
  6. Дереник Демирчян, Мысли о литературе, «Литературная газета». 2 февраля 1957 года.[]
  7. «И. Франко о литературе», «Октябрь», N 8, 1956, стр. 172.[]
  8. Б. Костелянец, М. Горький и проблема индивидуальности писателя, «Звезда», N 6, 1956, стр. 148.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №4, 1957

Цитировать

Храпченко, М. Реалистический метод и творческая индивидуальность писателя / М. Храпченко // Вопросы литературы. - 1957 - №4. - C. 32-51
Копировать