Путь по следу. Денис Гуцко

Скоро будет десять лет, как Денис Гуцко занимает призовые места в российских литературных хит-парадах. Начался этот процесс еще в 2005-м с романа «Русскоговорящий» (премия «Русский Букер»), а в 2013-м — опять шорт-лист той же премии с романом «Бета-самец». Внутри восьмилетнего интервала вышли еще два достаточно объемных произведения: повесть «Покемонов день» и роман «Домик в Армагеддоне», а также некоторое количество рассказов.

В центре основных книг Гуцко, как правило, находится персонаж, представляющий вполне характерного для современной литературы, хотя и совершенно атипичного маргинала, пребывающего в состоянии перманентного поиска своего особенного пути к какой-то не совсем осознаваемой им жизненной цели, которую он и не стремится однозначно сформулировать, ориентируясь прежде всего на свои внутренние переживания, воспоминания и способности к образному, а не рациональному восприятию мира. И Митя Вакула («Русскоговорящий»), и Леша Паршин («Покемонов день»), и Фима («Домик в Армагеддоне»), и Александр Топилин («Бета-самец») живут в согласии с постулатами преимуществ духовной жизни над презренными материями реальности.

Началось все на рубеже 1980-1990-х годов, когда главный герой романа Гуцко, имеющего созвучное межнациональным потрясениям эпохи название «Русскоговорящий», — Митя Вакула — сначала тянет солдатскую лямку в одной из республик уже почти мятежного Кавказа, а потом вынужден безуспешно ломиться сквозь бетон российской бюрократии в попытках получить паспорт уже давно родной страны. Маргиналом он становится в незабываемые 1990-е, как и многие его собратья с дипломами разных вузов и разных ученых степеней, так и не сумевшие научиться плавать в разгулявшихся стихиях тогдашнего дикого капитализма.

Подобное неумение устраиваться и приспосабливаться проявилось еще в первой части — повести «Там, при реках Вавилона», где солдатик, попавший в казарму прямо из института, оказывается получужим, полусвоим в новой среде с другими правилами и законами. Однако отрефлексировать это промежуточное состояние не получается — казарменный армейский быт не располагает к мыслетворчеству. Преобладает хроника событий, происходящих в трех временных пластах: жизнь главного героя в Тбилиси, жизнь его родственников до и во время войны, армейские будни, которые складываются из взаимоотношений с сослуживцами и действий армии в межнациональном конфликте… Делается это, по-видимому, для акцентирования внимания на аналогиях между событиями разных периодов отечественной истории. Межнациональные бойни в Стране Советов конца 1980-х — начала 1990-х годов стали зеркальным отражением Гражданской войны, расказачивания и красного террора 1920-х. Все повторяется — как бы сигнализирует автор. Кроме того, если в «Бета-самце» образы из прошлого всплывают в памяти Александра Топилина потому, что он уже созрел для стремления вырваться из чужой среды и отчаянно ностальгирует по утраченному времени, то русскоговорящий тбилисец Митя сам еще не совсем понимает, к какому берегу надо прибиться, просто лихорадочно пытается спастись от пустоты и отупения солдатчины. На данном этапе герой Гуцко еще далек от жесткого конфликта с самим собой и мучительного переосмысления жизненных приоритетов, как это будет иметь место у Топилина в «Бета-самце». Митя просто цепляется за прошлое, не находя в себе способности и готовности приспособиться к изменениям в настоящем.

Однако вскоре после выхода «Русскоговорящего» у самого автора, вероятно, появилась потребность в рефлексии — желание разобраться с типажами новых будущих персонажей, понять, какими они должны предстать перед искушенной публикой. Исходная установка при этом осталась прежней: «Мои книги — они должны возбуждать душу. Возбуждать в ней желание радоваться, огорчаться, думать — жить, в общем. Словом, как порно для стареющего ловеласа: все было, ничто не трогает… и тут — нате-ка. Но это — как должно быть»¹.

1. Все, что несмертельно, — скучно. Беседа с Захаром Прилепиным 16 февраля 2007 // http://www.apn-nn.ru/pub_s/1144.html[↩]