Путь книги

«Текстология произведений советской литераторы. Вопросы текстологии», вып. 4, «Наука», М. 1967, 360 стр.

Широко известен старый афоризм: книги – как люди, каждая имеет свою судьбу. При этом подразумевается прежде всего история публикации книги и восприятия ее читателями и критикой. Есть книги, вызывающие сразу же необычайный шум, но бывают и такие, к которым слава приходит через десятилетия, даже столетия после их написания или публикации.

В рассматриваемом же нами труде понятие «судьба книги» имеет несколько иное, зато совершенно конкретное значение. Авторы исследований, составивших книгу «Текстология произведений советской литературы», берут, на первый взгляд, узкую проблему. Я бы сформулировал ее так: каким был, говоря языком издателей, наборный экземпляр того или иного произведения и каким оно, это произведение, пришло к читателю. При этом прослеживается работа самих авторов и их редакторов над всеми последующими изданиями.

Редакции, варианты, поправки – скучное, казалось бы, дело. В действительности же, как то показывают нам авторы «Текстологии», все это имеет прямое отношение к той самой книге, которая заставляет нас волноваться.

Погружаясь в текстологическую историю «Чапаева», мы вроде бы воочию видим, как книга зарождается, ложится на бумагу, идет в печатный станок и уходит в жизнь, чтобы навсегда остаться в ней, стать частью души строителей нового мира. И может быть, впечатление тем глубже, что мы не только наблюдаем сам процесс кристаллизации писательских замыслов, но и замечаем такие, доносящие до нас дыхание эпохи, детали: Фурманов пишет своего «Чапаева» карандашом, на бланках заказов на ремонт паровозов Северной железной дороги, на типографски отпечатанных военных схемах, на машинописи какого-то документа о борьбе Красной Армии с Колчаком. А. Серафимович пишет «Железный поток» тоже карандашом и тоже на клочках бумаги разного качества и формата, на обложках…

Роман, повесть, рассказ, которым завтра предстоит стать знаменитыми, подготовлены к набору. Волнуется автор, волнуются редакторы, – на печатном станке начинается иногда трудный, даже драматический этап в судьбе талантливой книги. В «Текстологии произведений советской литературы» читатель найдет немало разительных фактов подобного рода.

Все мы помним ставшие крылатыми слова: «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» и т. д. Но ни в первой, журнальной, публикации романа «Как закалялась сталь», ни в отдельном издании его (1934 года) этих слов нет. Пришлось вести упорную и длительную борьбу за то, чтобы их напечатать. Причем автор боролся не с какой-то злой волей. Умным и талантливым редакторам, которые первыми положительно оценили рукопись романа, оказали большую профессиональную помощь автору при подготовке ее к публикации, эти слова, как и следующая за ними сцена прощания Павла с матерью, показались излишними. Островский не сдается и в третьей публикации романа восстанавливает слова, которые с полным правом называют девизом советского человека.

Еще больше примеров другого рода. При перепечатке рукописи «Чапаева» машинистка пропустила целую страницу. Этого не заметил автор, а за ним и редактор. В романе возникла несообразность. При чтении произведения мы почти не ощущали ее. Но теперь, когда нам показали пропущенную страничку авторского текста, мы уже не можем перепрыгнуть через разрыв художественной ткани, существующий в произведении. Е. Прохоров, автор статьи о творческой истории «Чапаева», убедительно показывает, что без восстановления пропущенной страницы роман воспринимается не совсем так, как того хотел автор.

Нет возможности перечислить в рецензии все те наблюдения, открытия, новые прочтения, которые предлагают нам авторы этой работы. Но о некоторых разделах ее хотелось бы все же рассказать поподробнее.

Статья того же Е. Прохорова об истории текста «Как закалялась сталь» помогает перенести на научную основу затянувшиеся споры о принципах определения канонического текста романа, а также правильно понять причины критической разноголосицы в отношении к знаменитому произведению. Настоящая оценка книги Н. Островского возможна лишь при условии, если мы исходим из всего пафоса произведения. Островский принадлежал к писателям, создания которых имеют значение в целом и этой своей цельностью снимают недостатки отдельных частей. «Как закалялась сталь» – произведение уникальное, только в своей цельности оно может быть верно воспринято. Отсюда упорство, с каким автор добивался восстановлении многих мест, сокращенных редакторами.

Не менее интересна статья Э. Ефременко «История текста романа А. С. Серафимовича «Железный поток». В научный обиход вводится ценнейший материал. Уточняются многие положения, уже установившиеся в литературе о Серафимовиче. Автор, например, очень конкретно показывает, как от одной редакции к другой Серафимович стремился раскрыть духовный рост, развитие Кожуха, углубить его характер.

Статья Л. Смирновой «Как создавался «Цемент» многое проясняет в творческой истории романа. Дело в том, что в дальнейшем, редактируя свою книгу для переизданий, Ф. Гладков нередко устранял из нее многое, что некогда вызывало критические нарекания. Л. Смирнова глубоко и обстоятельно анализирует причины постоянных возвращений автора и своему произведению, демонстрирует характер вносимых им исправлений и их оправданность, выясняет случаи нарушения редакторами авторской воли. Статья дает ясный ответ на вопрос, какое издание является основным источником для выработки канонического текста (стр. 216). Приводится даже список опечаток, допущенных в последнем прижизненном издании «Цемента».

В основе статьи А. Гришунина «История текста «Разгрома» А. Фадеева» – сопоставление почти трех десятков изданий книга. Исследователь приходит к заключению, что, в отличие от таких писателей, как Ф. Гладков или А. Толстой, автор «Разгрома», возвращаясь к печатным публикациям, не вносил сколько-нибудь существенных изменений в идейно-художественную концепцию его, не нарушал «духа эпохи».

В очень резких тонах А. Фадеев осуждал склонность некоторых редакторов к «вивисекциям». «По всему чувствуется, – пишет А. Гришунин, – что редакторы к этому времени основательно досадили А. Фадееву…» (стр. 275). В книге приводятся и другие случаи, в частности подробно рассказывается о том, как один из редакторов вместе с автором «портил»»Правонарушителей» и «Виринею» (стр. 347 – 353).

Вообще к этому вопросу авторы «Текстологии» возвращаются вновь и вновь. Нет ничего удивительного. В первые послеоктябрьские годы в литературу пришло много необычайно талантливых, но мало или почти необразованных людей, часто незнакомых с элементарными «приемами литературного мастерства». Да что там о «литературными приемами»! Вспомним, что рукопись первого тома «Тихого Дона» была перепечатана без разбивки на абзацы. Ясна поэтому особенная роль редакторов на первых порах развития советской литературы. Неоценимо много сделали они для поднятия ее культурнего и астатического уровня, и не случайно среди них были М. Горький, А. Серафимович, А. Луначарский, М. Ольминский, И. Скворцов-Степанов, П. Лепешинский.

Как во всякой серьезной книге, в «Текстологии произведений советской литературы» встречаются спорные мысли и суждения.

В статье о «Чапаеве» Е. Прохоров рассказывает о том, что при подготовке книги Фурманова для первого издания был исключен рассказ Лопаря о «Мише» с превосходной характеристикой М. В. Фрунзе, и замечает: «…Очень трудно объяснить причину исключения этого отрывка из текста» (стр. 41). Мне кажется, ответ дал сам Фурманов, когда записал в дневнике, что многое о таких людях, как Фрунзе, он не скажет по соображениям такта. Когда писался «Чапаев», М. В. Фрунзе занимал видное положение в нашей партии, и, зная щепетильность этого скромнейшего из людей, П. Лепешинский (редактор книги) и Фурманов исключили упомянутый эпизод.

Возражение у меня вызывает и характеристика Е. Прохоровым отношения Горького к роману «Чапаев». Вряд ли можно утверждать, что Горький «не увидел значения «Чапаева» в литературе 20-х годов» (стр. 57),» хотя, бесспорно, это значение им было недооценено. Есть огрехи и более частного характера. В статьях «История текста «Разгрома» А. Фадеева» и «Литературное наследие Лидии Сейфуллиной» делаются ссылки на документы, которых авторы не видели. Очень спорна постановка вопроса о «последней авторской воле», научное же его решение вообще отсутствует. То, что сказано по этому поводу, может открыть двери произволу текстологов. Статья «История текста романа А. С. Серафимовича «Железный поток» завершается чрезвычайно беглым обзором первых критических отзывов о романе. По существу в исследовании этот раздел излишен и только ослабляет общее, очень хорошее впечатление от работы в целом.

В целом же книга «Текстология произведений советской литературы» заслуживает положительной оценки.

На титуле книги есть подзаголовок: «Вопросы текстологии» и пометка: «Выпуск 4». Это четвертая книга, созданная небольшим, но очень работоспособным коллективом ученых-текстологов, возглавляемым В. Нечаевой. Издав два сборника статей, посвященных общим проблемам текстологии, этот коллектив приступил к решению конкретных вопросов текстологии. Первым опытом явился сборник «Принципы издания эпистолярных текстов», вторым – рассматриваемая нами книга. Коллектив ученых в данном случае «поднимал целину». По справедливому утверждению одного из членов этого коллектива, «в сущности, еще даже не затронуты вопросы специфики текстологии советской литературы, не разработана методика текстологического анализа произведений современных писателей, нет исследований, ставящих общие проблемы текстологии советской литературы» (стр. 4).

Появление «Текстологии произведений советской литературы» важно, однако, не только для самой текстологии как науки, но и для дальнейшего изучения истории советской литературы. Когда ученый-биолог приступает к изучению заинтересовавшего его вида, он тщательно заботится об отборе наиболее чистых его особей. В нашей же науке такой подход еще не стал правилом. Мы пишем о месте «Цемента» в литературе 20-х годов, пользуясь, кажется, любым текстом его, кроме первых изданий. Говоря о «Неделе» Ю. Либединского, забываем или не придаем значения тому факту, что впоследствии автор внес существенные изменения в сюжет книги. На мой взгляд, рассматриваемый труд помогает поставить и в этом отношении изучение советской литературы на научную основу: путь ученого начинается с исследования первоматерии – точно выверенного авторского слова, – к образам, характерам, идеям, темам, концепциям произведений, а от них – к концепции всей истории советской литературы.