№1, 2004/Век минувший

Пришвинский миф Алексея Ремизова

Личные и творческие связи М. М. Пришвина и А. М. Ремизова уже неоднократно привлекали внимание историков литературы. В работах Н. П. Дворцовой и Е. Р. Обатниной отношения между писателями рассматривались преимущественно «с точки зрения Пришвина», что вполне понятно – в Дневниках писателя ремизовская тема представлена многогранно и поэтому интересно 1. А. Эткинд, тоже опираясь на дневниковые тексты Пришвина, определяет его отношения с Ремизовым как «дружеские и конкурентные» 2. На «конкурентность», очевидно, указывают некоторые негативные оценки личности Ремизова, встречающиеся в пришвинских Дневниках (см., например, записи от 10.02.1914, 15.03.1917, 10.08.1917, 1.04.1918, 8.04.1918).

Иначе выглядит ситуация «с позиции Ремизова», который в своих текстах создал яркий, запоминающийся и во многом мифологизированный образ друга и ученика. Ремизовский Пришвин более всего похож на какой-то сказочный персонаж и в качестве такового наделен исключительно положительной семантикой.

Знакомство писателей состоялось в 1907 году, Ремизову было 30 лет, Пришвину – 34. Оба они находились в ранге начинающих авторов, но известность Ремизова у читающей публики была гораздо выше во многом потому, что имела скандальный характер.

Последний скандал случился как раз в это время на премьере его пьесы «Бесовское действо». С этим событием в мемуарах Ремизова и связывается начало его дружбы с Пришвиным. После премьеры своей неоцененной мистерии в театре В. Ф. Комиссаржевской автор под свист и крики зрителей получил от дирекции огромный лавровый венок. «Пользовал знакомых и соседей лавровым листом из своего венка, для щей: и больше всех наел, появившийся в ту пору в Петербурге, М. М. Пришвин, прославленный русский писатель, «академик», а тогда застенчивый и не «выразимый» этнограф и космограф» 3.

Вскоре Пришвин оказывается вовлеченным в очередной скандал, разыгравшийся вокруг Ремизова. Влиятельнейшая российская газета «Биржевые ведомости» обвинила Ремизова в литературном воровстве. В статье «Писатель или списыватель?» анонимный автор сравнивал две ремизовские сказки с их фольклорными оригиналами из сборника Н. Е. Ончукова и не находил между ними особой разницы. Несмотря на абсурдность ситуации (плагиат из фольклора!), литературный мир неоднозначно отнесся к этой истории. Пришвин был в рядах активных защитников пострадавшего писателя. В начале 1920-х годов в книге «Кукха. Розановы письма» Ремизов вспоминал: «Пришвин, известный тогда, как географ, своими книгами «В стране непуганых птиц» и «За волшебным колобком» (Изд. А. Девриена), только что выступивший «Гуськом» в «Аполлоне», писал также в «Русских Ведомостях» и был на счету «уважаемых», Пришвин, как эксперт – большая медаль из Географического Общества, действительный член – этнограф, географ, космограф! – пошел по редакциям с разъяснениями. И его выслушивали – сотрудник «Русских Ведомостей»! – соглашались, обещали напечатать опровержение, но когда он, взлохмаченный, уходил, опускали, не читая, его автограф на память – в корзинку» 4.

Пришвин «опровержение» все же напечатал, но Ремизов об этом умалчивает 5. (Впрочем, умалчивает он и о других эффективных или просто эффектных поступках своих сторонников, например о намерении В. Хлебникова вызвать на дуэль издателя «Биржевых ведомостей».) «Ради утверждения созданного им самим «образа», – отмечает близко знавшая писателя в годы эмиграции Н. В. Резникова, – Алексей Михайлович мог умалчивать о самоотверженных поступках по отношению к нему. Его легко можно было обвинить в неблагодарности. И во время революции в России, и во время войны в сороковых годах во Франции люди часто отдавали Ремизовым последнее». Здесь мемуаристка имеет в виду основную литературную «маску» писателя – «образ непризнанного, отталкиваемого, гонимого жизнью и людьми человека» 6.

Еще раз о поведении Пришвина в «деле о плагиате» Ремизов напишет в книге «Пляшущий демон. Танец и слово» (1949). Писатель вспомнит новые подробности и детали, укажет, что одна из злополучных сказок в сборнике Ончукова была записана Пришвиным, но опять «забудет» о результате заступничества своего друга. Между тем в данной ситуации Пришвин выступил против мнения фольклористов, с которыми в то время тесно общался, а также против своего учителя в области этнографии, составителя сборника «Северные сказки» Н. Е. Ончукова. (Последний в этой скандальной истории сделал красноречивый жест – Ончуков полностью перепечатал антиремизовскую статью в сарапульской газете «Прикамская жизнь», издателем и редактором которой он был.)

Еще более тесные и дружеские отношения сложились между писателями в страшные годы русской революции, что нашло отражение в хронике Ремизова «Взвихренная Русь» и сопутствующих ей текстах. В голодное революционное время Пришвин снова приходит на помощь другу, каким-то чудесным образом доставая для него продукты. Мотив пришвинской продовольственной помощи проходит через всю книгу Ремизова, становится даже навязчивым лейтмотивом «Взвихренной Руси»:

«Справили рождественскую кутью – постную: после всенощной, как показалась звезда, сели за стол.

Сосед Пришвин хлеб принес.

Под новый год справили кутью – «богатую».

Сосед Пришвин хлеб принес.

И «голодную» кутью – под Крещенье – справили.

Сосед Пришвин хлеб принес» 7.

Рассматриваемый мотив каким-то странным образом связан с романтическим восприятием Пришвиным Февральской революции, с его деятельным любопытством к происходящему:

«Сосед Пришвин, пропадавший с самого первого дня в Таврическом дворце – известно, там в б. Государственной Думе все и происходило, «решалась судьба России» – Пришвин, помятый и всклоченный, наконец, явился.

И не хлеб, пряников принес – настоящих пряников, медовых!

– По сезону, – уркнул Пришвин, – нынче все пряники» 8.

Факт помощи подтверждается и Дневником Пришвина: «…целыми вечерами только и слышишь от него (Ремизова. – Ю. Р.) жалобы и клянченье. И у меня от всего остались теперь злость и ложь, закрытые пряностью ложной душевности, которую можно купить за одну белую коврижку» 9. Эта негативная оценка соседствует с целым рядом позитивных высказываний Пришвина о Ремизове и созданной им литературной школе. Такая полярность в оценках людей и событий вообще была свойственна писателю и, как отмечает А. Варламов, достигала у Пришвина «самого невероятного размаха» 10.

Но дело, как представляется, не только в этом. Здесь мы должны коснуться такой деликатной темы, как помощь писателю со стороны ближних и дальних. Ремизов принадлежал к той категории творцов, для которых быт не имеет особого значения и которые все собственные бытовые проблемы предпочитают перекладывать на других людей, причем безвозмездно, оставляя себе лишь одну сферу «чистого» творчества. В истории отечественной словесности такую модель «творческого поведения» дал Н. В. Гоголь, который, по словам В. В. Набокова, «изобрел поразительную систему покаяния для «грешников», понуждая их рабски на себя трудиться: бегать по его делам, покупать и упаковывать ему книги, переписывать критические статьи, торговаться с наборщиками и т. д.» 11. Мемуары и переписка современников Ремизова дают нам множество фактов, свидетельствующих о том, что писатель был способным учеником Гоголя и в этой специфической области. Литературный секретарь издательства «Оры», выпустившего одну из первых книг Ремизова, М. Гофман, писал: «…я приходил к ним (Ремизовым. – Ю. Р.) и на несколько дней варил им кашу (у меня долгое время сохранялись открытки Алексея Михайловича, начинавшиеся словами: «Кашу съели»)» 12.

Со временем, особенно в эмиграции, писатель не только расширил круг своих добровольных помощников, но и создал определенное общественное мнение. Ремизовым «полагалось помогать, – вспоминал лечащий врач писателя В. Зернов, – и они ожидали эту помощь ото всех» ## Зернов В. Русский врач в Париже // Социальные и гуманитарные науки.

  1. Дворцова Н. П. М. Пришвин и А. Ремизов (к истории творческого диалога) // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 1994. N 2; Дворцова Н. П. М. Пришвин и «школа А. Ремизова» // Серебряный век русской литературы. Проблемы, документы. М.,1996; Обатнина Е. Р. (Вступительная статья) / Письма М. М. Пришвина к А. М. Ремизову // Русская литература. 1995. N 5.[]
  2. Эткинд А. Хлыст: Секты, литература и революция. М., 1998. С. 459.[]
  3. Ремизов А. Огонь вещей. М., 1989. С. 265.[]
  4. Ремизов А. М. Собрание сочинений в 9 тт. Т. 7. М., 2000. С. 93.[]
  5. Пришвин М. Плагиатор ли Ремизов? // Слово. 1909. 21 июня. С. 5.[]
  6. Резникова Н. А. М. Ремизов о себе // Дальние берега: Портреты писателей эмиграции. М., 1994. С. 91.[]
  7. Ремизов А. М. Собрание сочинений. Т. 5. М., 2000. С. 28.[]
  8. Там же. С. 45.[]
  9. Пришвин М. М. Дневники. 1918 – 1919. М., 1994. С. 55 (запись от 1.04.1918).[]
  10. Варламов А. Гений пола. «Борьба за любовь» в дневниках Михаила Пришвина // Вопросы литературы. 2001. N 6. С. 77.[]
  11. Набоков В. Лекции по русской литературе. Чехов, Достоевский, Гоголь, Толстой, Тургенев. М., 2001. С. 113.[]
  12. Гофман М. Петербургские воспоминания // Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993. С. 373.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №1, 2004

Цитировать

Розанов, Ю. Пришвинский миф Алексея Ремизова / Ю. Розанов // Вопросы литературы. - 2004 - №1. - C. 70-83
Копировать