Превратности «переоценки»

– Сегодня, когда историческая романистика переживает взрыв популярности, иногда приходится слышать: мол, уход в прошлое – это исторический маскарад. Что ж, бывает, увы, и так! Думаю, однако, что с вашим романом «Дата Туташхиа» дело обстоит совсем иначе.

Напомню мысль К. Маркса, высказанную им в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»: «И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимствованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории».

Только не подумайте, будто Маркс укорял революционеров за использование исторического костюма. Как раз наоборот, далее он утверждал: «…Кромвель и английский народ воспользовались для своей буржуазной революции языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого завета… Таким образом, в этих революциях воскрешение мертвых служило для возвеличения новой борьбы, а не для пародирования старой, служило для того, чтобы возвеличить данную задачу в воображении, а не для того, чтобы увильнуть от ее разрешения в действительности…»

В этом, по-моему, вся соль, весь смысл исторического жанра и самого обращения писателя к историческому материалу. Главное – для чего все это?

– Почему писатель «отправляется» в тот или иной исторический период? Технология создания произведения, по-моему, такова: писатель пишет проблему – философско-этическую, психологическую или социальную, то есть осуществляет художественное решение этой проблемы, а не, скажем, боя, любви или семейной неурядицы! Отношения людей, их жизнь, быт, характеры – это только материал. И мой роман начинался с нравственной проблемы, которая вдруг стала меня интересовать, беспокоить. Я наблюдал жизнь, вникал, приходил к убеждениям, у меня набирался материал. А после он, этот материал, и подсказал выбор времени – в другое время повернуть роман я уже не мог. Наверно, и интуиция, шестое чувство или еще что-то помогло здесь мне.

Мои рассказы, которые предшествовали роману, написаны в основном о современности. Однако объемный и многопроблемный роман у меня вырос на материале истории. Эпоха конца XIX – начала XX века – эпоха предгрозовая, предреволюционная, чреватая конфликтами, сложная для человека. Я не считаю свой роман научно-историческим исследованием, но мне хотелось сделать его исторически достоверным. В центре – противоборство честного человека со средой, с реакционной системой. Ситуации, отношения, факты (например, захват тюрьмы заключенными) – все это принадлежит истории. Но организован роман в соответствии с этической сверхзадачей. Никаких прототипов нет, все герои вымышленные.

А вот теперь наш вопрос – для чего «уходить» в историю? Да для того, чтобы решить актуальную нравственную задачу, а не для того, чтобы от чего-то «улизнуть».

– Как бы вы определили нравственную проблему, которую вы связываете с характером главного героя романа?

– Я бы назвал ее проблемой активного добра. По-моему, полезно различать следующее. Одно дело, когда герои по смыслу своего характера, по природе своей ищут истину и творят добро – это их потребность. На том стоят. Иное дело, если персонаж романа добр и творит добро, но лишь потому, что вынужден быть добрым под давлением обстоятельств. Вот, например, дед Момун из повести Ч. Айтматова именно таков, то есть вынужден быть добрым, иначе Орозкул сотрет его в порошок. Характер Орозкула – это и есть непреодолимые обстоятельства жизни Момуна. Посмел бы он быть не добрым! А теперь позволю себе напомнить вам из «Даты Туташхиа» слова, характеризующие моего героя: «Каждый выбирает ту крепость, которую хочет взять. Для одного это соперник, более даровитый и удачливый, и, гонимый тщеславием, он тратит все свои духовные силы на то, чтобы побороть этого соперника. Таковых, увы, большинство среди тех, кто считает творчество своим призванием. Но есть иные, цвет человечества, они осаждают и штурмуют единственную крепость – собственную личность. Не зная устали и компромиссов, не на жизнь, а на смерть они воюют с собой, чтобы как можно больше взять от собственных способностей и чтобы эти способности принесли человечеству возможно больше плодов. Это лучшие, возвышенные души из тех, кто творит. Борьба первых, возможно, увенчается богатством и преуспеянием, но борьба вторых приносит плоды духовные». Подвиг – это беспощадная, победоносная война – война с самим собой, подвиг – это победа над самим собой, жертва, принесенная во имя добра для ближнего, своего народа, человечества. Таким я видел и вижу своего героя – Дату.

Мой герой всегда знает, куда, с какой целью и на что идет. Он – борец, то есть натура, ищущая правду в обществе. Это человек, который знает: чтобы победить зло, прежде всего надо победить все низкое и низменное в самом себе. Но главное: Дата Туташхиа – человек, одержимый жаждой изменить к лучшему мир, хотя бы на самую малость, одержимый страхом, что может уйти из жизни, ничего не изменив под небом.

– Что ж, последняя черта присуща вашему рыцарю добра как родовая, законная, в ней вся его суть. Как писал В. И. Ленин, «под «добрым» разумеется практика человека», когда «мир не удовлетворяет человека, и человек своим действием решает изменить его».

Однако приходится высказать вам недоумение по поводу ваших слов, будто Дата начинает прежде всего с морального, так сказать, самоусовершенствования. Кажется, в самом романе нет и намека на это, ведь в герое изначально нет ничего низкого и низменного…

– Я стремился нарисовать героя с развивающимся характером, отобразить его в динамике. В книге он начинает свою жизнь 19-летним парнем, самолюбивым, с неимоверно развитым чувством справедливости, заступником угнетенных и обиженных, человеком, живущим по принципу: все на свете – мое дело. На этом пути герою суждены не столько радости побед, сколько горькие разочарования. От них неоднократно меняются его взгляды на мир, на людей, а вместе с этим изменяется и его позиция. Скажем, был такой период в его жизни, когда он отошел от борьбы и познал одиночество, познал на себе действие принципа: если мы, люди, не нужны тебе, то и ты не нужен нам, людям! Вот это я и имел в виду: стремление Даты победить в себе какие-то внутренние противоречия и найти свою общественную позицию.

В конечном счете человек должен понять: надо творить на свете добро, не ожидая немедленной благодарности за него. Торжествует принцип: сделай добро – и иди дальше, не оглядывайся! Это высшее назначение человека, это, и только это может считаться нравственным оправданием жизни человека, к этому пришел Дата, с тем и завершил он свой поход.

– В чем же смысл кровного родства, братства героев-антагонистов в вашем романе? Вы так настойчиво подчеркиваете полное внешнее сходство, чуть ли не тождество благородного абрага Даты и жандармского офицера Мушни, что я даже заподозрил: уж не играет ли здесь две противоположные роли один человек, как Овод в романе Э. Войнич?!

– Братство, родство и даже внешнее сходство Даты Туташхиа и Мушни Зарандиа – героев романа – обусловлены той действительностью, которую я поставил себе целью отобразить. Тогда считалось, что добро и зло одновременно и параллельно существуют в человеке, в природе. Они извечны, и между ними идет постоянное противоборство. Окончательно победить одно из них, уничтожив, искоренив другое, не может. Зло и добро «обречены» на одновременное существование. Они, если можно так выразиться, скованы цепью. И когда один из братьев умирает – умирает и другой. Но дело не в том, кто, как и когда в книге умирает. Главное в том, кто остается жить. Мушни Зарандиа в книге – это зло, и оно умирает. Дата Туташхиа для меня – олицетворение добра, физически и он погибает, но книга и автор ставят себе целью добиться того, чтобы он жил в сердце читателя. Автор ратует своей книгой за то, чтобы зло умерло, добро – продолжалось. Насколько это удалось – судить читателю. Кстати, из сказанного видно, что внешне вполне реальная история братьев в романе является в то же время художественным символом или притчей, которой, как известно, свойственна высокая мера абстрагирования (при том, конечно, что понятия добра и зла никогда не утрачивают связи с живой, конкретной социальной практикой).

В полном книжном варианте романа есть один весьма важный пассаж. В эпизоде встречи графа Сегеди с Датой Туташхиа (в доме адвоката) госпожа Нано говорит: человечество уверенно идет к тому, что социальное зло будет побеждено, уже существуют философское учение и политические программы, которые приведут общество к этому идеалу. Госпожа Нано называет основоположника такого учения – Маркса.

– Некоторые критики относят ваш роман «Дата Туташхиа» к произведениям мифологического типа. Что вы на это скажете?

– Я с большим интересом прочитал статью А. Эбаноидзе («Вопросы литературы», 1978, N 5), но скажу, что «Дата Туташхиа» все же не был задуман мною «мифологизированным» романом, как считает А. Эбаноидзе.