Практика, которую не следует поддерживать

Статья публикуется в порядке обсуждения.

Великий французский демократический поэт Пьер-Жан Беранже всегда пользовался в России огромной популярностью. С его творчеством был знаком еще Пушкин, «Моя родословная» которого навеяна песней Беранже «Le villain» («Простолюдин»); граф Нулин едет из Парижа «с последней песней Беранжера»…

Над переводом песен Беранже трудилось около семидесяти русских поэтов в течение свыше ста лет. Многие песни переводились по три-четыре раза, а наиболее известные – по шесть-семь и более раз. Имеется свыше шестидесяти изданий Беранже на русском языке, в том числе пять полных собраний его песен. Беранже привлекал внимание и поэтов пушкинской поры (Бенедиктова, Дельвига), и поэтов-демократов 50 – 60-х годов (Курочкина, Михайлова), и советских переводчиков (Левика, Вс. Рождественского и др.).

Однако отдельными книгами выпустили свои переводы песен Беранже лишь В. Курочкин (шесть изданий с 1858 по 1874 год), Н. Лебедев (1875) и А. Мей (1887). Книга переводов М. Михайлова была сожжена по приказанию царской цензуры.

Обычно в сборники песен Беранже входили и ныне входят переводы, выполненные разными поэтами. Так, в последнем сборнике (Гослитиздат, 1957) – хотя в нем представлено лишь около половины поэтического наследия Беранже – можно насчитать произведения двадцати восьми переводчиков.

В результате этот сборник, как и другие, носит отпечаток разностильности. Да и может ли быть иначе, если в каждой такой книге объединены переводы, сделанные на разном уровне поэтического мастерства, исходя из разных принципов, – переводы, принадлежащие поэтам далеко не одинакового дарования, жившим в разные эпохи, писавшим разным языком? Каждый из них воспринимал и интерпретировал текст подлинника по-своему.

Хотя песни Беранже начали переводить на русский язык еще в 20-х годах XIX века, но первым по-настоящему познакомил русских читателей с творчеством великого французского песенника В. С. Курочкин. Его переводы сыграли огромную роль: благодаря им в России узнали и полюбили Беранже. Появление в 1858 году небольшого (38 песен) сборника Беранже в переводах Курочкина стало событием в русской литературе; книжка выдержала за год два издания. В том же году появилась в «Современнике» одобрительная рецензия Н. А. Добролюбова.

Успех переводов Курочкина был не случаен, – переводчик оказался близким автору по самому складу своего таланта. Недаром Курочкин переводил Беранже всю жизнь. Оба они были поэтами-демократами, противниками антинародной власти; оба неустанно боролись с реакцией во всех ее формах. Такое внутреннее родство автора и переводчика – необходимое условие, главный залог удачи перевода.

И все же творческая удача сопутствовала Курочкину не всегда. Уже Добролюбов, отмечая в своей статье (не забудем, что это было свыше ста лет назад), что «г. Курочкин – лучший у нас переводчик Беранже» и что «переводы его принадлежат к числу лучших поэтических переводов, существующих в русской литературе», указывает, что «переводы г. Курочкина кажутся для русского читателя хороши, сильны, свободны, если их не сравнивать с подлинником» (курсив наш. – В. Д.). А в другом месте Добролюбов пишет: «Некоторые из переводов г. Курочкина представляют просто переделки Беранже, не всегда удачные».

Об этом же, значительно резче, пишет официозный критик граф П. Капнист: «Курочкин посвятил себя преимущественно не переводам, а переделке на русский лад песен Беранже. Сохраняя часто дух подлинника, он очень ловко умеет применять разные куплеты Беранже к нашим обстоятельствам».

Современный исследователь Беранже Ю. Данилин, говоря о высоком качестве переводов Курочкина, отмечает, что в некоторых случаях он вольно переводил Беранже, пользовался его мотивами для создания собственных превосходных стихотворений. Действительно, Курочкин часто вносил в текст черты современной ему русской действительности, приспосабливая оригинал к актуальным вопросам русской жизни.

Возьмем, к примеру, песню «Monsieur Judas» (у Курочкина она называется «Г-н Искариотов»). Вот что говорит Беранже в 3-й строфе:

«Часто этот наглый трус носит без должного уважения военный мундир, с крестом на груди. Мы охотно хвалим наших воинов…

Но тише, тише! Поблизости я видел Иуду, я видел Иуду, я видел Иуду».

И вот как выглядит эта строфа в переводе Курочкина:

Без порывистых ухваток,

Без сжиманья кулаков

О всеобщем зле от взяток

Он не вымолвит двух слов.

Но с подобными речами,

Чуть он в комнату ногой –

Разговор Друзей прямой

Прекращается словами:

«Тише, тише, господа!

Господин Искариотов,

Патриот из патриотов –

Приближается сюда!»

Таким образом, вместо строфы о военных Курочкин написал строфу о взяточниках. Взятки были тогда больным местом в России, и недаром «Господин Искариотов» сразу полюбился читателям. Но это стихотворение Курочкина так же нельзя назвать переводом, как пушкинскую «Леду» и другие вариации на темы Э. Парни.

Другим примером подобного изменения текста, приближающего его к явлениям русской жизни 50-х годов», является перевод песни «Барабаны». В 1-й ее строфе Беранже говорит:

«Замолчите, барабаны, дайте мне покой! Я не люблю политику и еще меньше – шум».

У Курочкина же:

Барабаны, полно! Прочь отсюда! Мимо

Моего приюта мирной тишины.

Красноречье палок мне непостижимо;

В палочных порядках бедствие страны.

Строки о палочных порядках в царской России, где на каждом шагу применялись телесные наказания, звучали в те времена как нельзя более злободневно. Но в песне Беранже нет ни намека на это; вообще о барабанных палках в ней не упоминается, а только о звуках барабанного боя.

Несмотря на то, что «Барабаны» были гораздо точнее переведены Тхоржевскими, Л. Пеньковским, Вс. Рождественским и др., в последнем сборнике песен Беранже (1957) вновь напечатан перевод Курочкина. В его переводе песни «Навуходоносор» есть такая строка:

…В тогдашней «Северной пчеле»…

Об этом реакционном русском журнале, выходившем под редакцией небезызвестного Булгарина, Беранже в своей песне не упоминает;