Понять, познать и выразить. Беседу вел Евгений Осетров

Имя выдающегося современного польского писателя Ярослава Ивашкевича, родившегося (1894 г.) и проведшего годы юности на Украине, давно и широко известно в нашей стране. Стихи и рассказы его были впервые переведены на русский язык в 20-х годах и с тех пор постоянно публикуются в Москве, Киеве, Минске… Можно даже сказать, что поэт, романист, драматург, публицист, историк, очеркист-путешественник имеет у нас свой устойчивый круг читателей. В послевоенную пору его рассказы особенно часто появлялись на страницах журнала «Иностранная литература». В «Библиотеке исторического романа » стотысячным тиражом была напечатана художественная хроника Ивашкевича «Красные щиты». Недавно в популярной «Библиотеке всемирной литературы», выпускаемой издательством «Художественная литература», появился – не первым изданием! – роман Ярослава Ивашкевича «Хвала и слава». Любители стихов знают и высоко ценят поэзию Ярослава Ивашкевича. Издана также у нас популярная монография Ивашкевича, посвященная жизни и творческому пути Фредерика Шопена, – она появилась в серии «Жизнь замечательных людей» и мгновенно исчезла с книжных прилавков. Внимание читателей привлек не только трогательный и прекрасный образ великого польского композитора (писатель придерживается мнения: «Шопен был чист как слеза»), но и размышления Ярослава Ивашкевича о судьбах культуры – романтической, «фаустовской», в частности, – щедро рассыпанные в монографии. Пользуются известностью у нас также литературно-критические выступления Ивашкевича, его суждения о прозе, поэзии, кино, музыке.

Прогрессивные люди планеты высоко оценивают вклад в дело мира Ярослава Ивашкевича, лауреата Ленинской премии мира, председателя Правления Союза польских писателей, главного редактора толстого варшавского литературно-художественного ежемесячника «Твурчость». Делегаты и многочисленные гости Пятого съезда писателей СССР аплодисментами встретили заявление Ивашкевича: «Нам, писателям, помимо дара слова, присуще и огромное чувство ответственности, а также, пожалуй, в еще большей степени – способность творческого предвидения. Я думаю, что среди нас, писателей, нет такого, кто не хотел бы посвятить эти дары высшему благу отчизны, благу людей всего мира».

Ниже приводится живая запись беседы Евгения Осетрова с Ярославом Ивашкевичем, состоявшаяся в Варшаве.

Е. О. Наша беседа происходит в знаменательные дни, когда всенародно отмечается 30-летие освобождения Польши. Чем встречают эту знаменательную дату польские писатели?

Я. И. Да, конечно, это событие особенно радостное и всенародное. Мы все гордимся огромными достижениями новой Польши, успешно строящей социализм, отстаивающей вместе с другими странами социалистического лагеря дело мира во всем мире. Залечив раны войны, Польша вышла на прочную дорогу, определенную ПОРП.

Е. О. Журнал «Вопросы литературы» публикует специальную подборку статей, посвященных освобождению Польши и польской литературе.

Я. И. Мне приятно узнать об этой публикации. Хорошо, что авторы выступлений на страницах «Вопросов литературы» рассказывают и о нашей борьбе в трудные дни фашистской оккупации, и о том, как обстоят дела уже в нынешнее время. А это замечательное время! Растут и углубляются контакты писателей СССР и Польши. У польских литераторов нет других интересов, как интересы народа, партии и государства. Борясь за социальный прогресс, за мир, демократию и социализм во всем мире, писатели Польши укрепляют дружбу с Советским Союзом, пользуясь словом как верным и испытанным оружием. Наша главная забота – быть нужными людям труда, строителям социализма и коммунизма, нашим читателям.

Е. О. Мы гордимся успехами польских писателей. Интерес к ним, в частности к вашему творчеству, велик. И я хотел в этой связи задать вам несколько вопросов.

У нас известно, что в начале 20-х годов вы примыкали к варшавской поэтической группе «Скамандр»; критика тогда нередко писала, особенно после выхода сборника «Дионисии», о ваших стихах, которые и сегодня пользуются у нас огромной и заслуженной популярностью.

Менялись ли ваши поэтические привязанности? Или они всегда оставались неизменными? Кто теперь ваши самые любимые поэты? Не приходилось ли вам испытывать горечь литературных разочарований или наоборот, радость устойчивой привязанности?

Я. И. Я с детских лет, проведенных в Киеве, любил стихи, внимательно следил за тем, что появлялось в печати, очаровывался и разочаровывался, симпатии приходили и уходили. В юности я с упоением, как и многие, относился к музыкальным ритмам Константина Бальмонта, но потом меня стала раздражать нестерпимая многословность поэта, я полностью отошел от него. Лишь совсем недавно, перечитав стихи, собранные в однотомнике, вышедшем в Ленинграде в знаменитой «Библиотеке поэта», увидел, что в итоге жизненного пути, изобиловавшего удачами и падениями, появился, в общем-то, неплохой сборник, который прочитать полезно и увлекательно. Мне же это было вдвойне интересно, ибо перенесло меня в незабываемые годы, когда я учился в университете, а затем в консерватории…

Е. О. То, о чем вы рассказываете, естественный путь. Человек, который не устал расти, конечно же, меняется. Каждый из нас не остается застывшим и как читатель. Но сейчас, в данном случае, мне бы хотелось услышать фамилии самых дорогих для вас поэтов, которые выдержали, так сказать, испытание временем. Назовите, пожалуйста, тех, кто вам дорог в польской, русской и западноевропейской поэзии.

Я. И. Мои любимые поэты – Юлиуш Словацкий, Александр Блок, Артюр Рембо. Самые дорогие и неизменные. Любил их в юности, приходил и уходил от них, но и сегодня не мыслю своей жизни без их поэзии.

Е. О. Может быть, хотя бы вкратце вы расскажете, чем дороги эти поэты, чем они навсегда вас пленили. Отношение поэта к поэту – близость или отталкивание – всегда многое проясняет.

Я. И. Юлиуш Словацкий рано вошел в мою жизнь. Могу даже сказать, что он – поэт моего детства, Рад, кстати говоря, что Словацкого не проходили в школе, ведь школьные программы, их обязательность, нередко деформируют эстетический вкус. Я же любил Словацкого без всякой обязательности. Меня привлекал не столько разочарованный романтический герой Словацкого, не только «дантовские» мотивы и восхищение полулегендарной стариной, а скорее проникновенный психологизм его поэзии, ее космизм и пророческая гражданственная страстность…

Е. О. Не роднят ли эти черты Словацкого с Блоком? Что же больше всего вас пленило в поэзии автора «Незнакомки»? В 20-х годах, как вы помните, его стихи очень чутко воспринимались в Петрограде, и в Москве, и, наверное, в Варшаве.

Я. И. Сначала я полюбил Блока – поэта, рыцаря Прекрасной Дамы. Был буквально зачарован музыкой его стиха, разделяя всеобщую увлеченность, которая существовала, конечно, и в Варшаве, где всегда хорошо знали и знают русскую поэзию. Потом ко мне пришел Блок – революционный певец, автор бессмертной поэмы «Двенадцать», Пожалуй, если Словацкий был поэтом моего отрочества, то Блок – поэт молодости, революционного времени, когда все кипело и волновалось.

Е. О. Что самое существенное для вас в «Двенадцати»?

Я. И. Конечно, революционный пафос, заря нового мира.