Пока мы живы…

В. Брайнина, Талант и труд, «Художественная литература», М. 1977, 230 стр.

Летом 1953 года, рассказывает Б. Брайнина в своей новой работе «Талант и труд», К. Федин посоветовал ей написать книгу о творчестве Федора Гладкова. Уникальный писатель – говорил он. Выходец из самых глубин народной жизни… Вскоре Б. Брайнина познакомилась с Федором Васильевичем (кроме книг, пишет она, надо было узнать его лично, нужен был «эффект присутствия») и с тех пор вот уже четверть века изучает его творчество. Вышли ее книги о писателе (первая – «Федор Гладков. Очерк жизни и творчества» – была издана в 1957 году и несколько раз переиздавалась; «Талант и труд» – новая работа критика о Федоре Гладкове), но она считала себя в долгу перед ним. «Пока не поздно, – пишет теперь Б. Брайнина, – пока беспощадное и щедрое время позволяет, необходимо рассказать о Ф. Гладкове все, что мы знаем. Не случайно назвала я время не только беспощадным, но и щедрым: воспоминания углубляют, обогащают действительность. Только с жизненным опытом приходит понимание всей философской глубины слов Льва Толстого: «…это была действительность, это было больше, чем действительность: это было действительность и воспоминание» (стр. 43 – 44).

В книге «Талант и труд» критические раздумья автора о художественных произведениях Ф. Гладкова переплетены с мемуарным и документальным материалом (в частности, на нем построена глава «Еще раз о совести эстетической» – о сложных взаимоотношениях Ф. Гладкова и Горького). В. Брайнина много общалась с Федором Васильевичем в последние годы его жизни и сумела показать разного, как все люди, Ф. Гладкова, иногда даже неожиданного для нас – скажем, трогательно любящего природу (теперь становится понятно, почему так особенно дорога была ему повесть «Березовая роща» и он сердился на критиков, что мало ей уделяли внимания. Один литератор, вспоминает Б. Брайнина, упрекнул Ф. Гладкова в том, что он от большой темы «Энергии» перешел к маленькой, частной теме «Березовой рощи». Было бы всем известно, убеждал писатель, что березовые рощи помогали строить и Днепрогэс, и все, что мы построили).

Б. Брайнина рассказала о сложной житейской и писательской судьбе Ф. Гладкова, – человек он был горячий, своеобычный, любую, по его мнению, ошибку, фальшь в литературной или общественной жизни воспринимал как личную обиду, вступал в бой когда угодно и с кем угодно. Б. Брайнина передала «художественную атмосферу», в которой жил Ф. Гладков, и особо подчеркнула, что он как-то совершенно свято любил литературу и так же свято относился к своему писательскому ремеслу. Ф. Гладков вечно «отрицал в севе художника» и жестоко страдал от этого (В. Брайнина считает, что эта его особенность во многом повлияла на их отношения с М. Горьким). Он упрекал себя, вспоминает Б. Брайнина, мучился из-за того, что вещам его не хватает поэтичности: «Жизнь-то я знаю хорошо, опыт большой… А вот как превратить этот опыт в подлинное искусство, найти жемчужное зерно в куче мусора – над этим бьюсь всю жизнь, представить не можете, как терзаюсь…» (стр. 186).

Б. Брайнина представляла его терзания, основываясь на устных рассказах писателя, письмах, на редких по этому поводу выступлениях в печати. И показала в новой своей книге, как битый-перебитый мальчонка из нищей крестьянской семьи в глухой деревушке огромным усилием воли получил образование, стал народным учителем, профессиональным революционером, а затем – одним из основоположников русской советской литературы.

Ф. Гладков начал писать довольно рано – уже с 1900 года стали появляться его рассказы. В большую прессу ввел его М. Горький – в 1917 году он напечатал в журнале «Летопись» один из лучших рассказов Ф. Гладкова «Единородный сын» («Пучина»). По-настоящему блеснул Ф. Гладков «Цементом» (1925 год) – роман этот, по словам самого же автора, был биографичнее его автобиографических повестей. Через семь лет появился новый роман Ф. Гладкова – «Энергия».

«Начиная с «Цемента» и кончая «Мятежной юностью», – приводит Б.