№6, 2015/Литературное сегодня

По обе стороны вымысла. Марина и Сергей Дяченко

Екатерина ИВАНОВА

По обе стороны вымысла

Марина и Сергей Дяченко

Дебютировав в 1994 году с романом «Привратник», написанном в стиле классического фэнтези «меча и магии», Марина и Сергей Дяченко сразу обратили на себя внимание сообщества писателей-фантастов и очень скоро стали лауреатами почти всех имеющихся специализированных «фантастических» премий. При этом на территории толстых журналов их творчество рассматривается как полноценная часть мейнстрима в весьма комплиментарных рецензиях М. Галиной, Д. Марковой, Т. Щербининой1 и др. Их книгам посвящена обстоятельная монография М. Назаренко2]…

Ранние романы Дяченко, такие как «Привратник», «Шрам» (1996), «Ритуал» (1996) и отчасти «Скрут» (1997), выдержаны в рамках классического фэнтези и отнюдь не свободны от «родимых пятен» жанра, как то: борьба Добра и Зла, глобальность происходящих событий, спасение мира избранным героем, который переживает тяжелый душевный кризис и делает нелегкий, но правильный нравственный выбор. Однако и в 1990-е годы порой, пытаясь избежать предсказуемости, Дяченко сознательно идут на слом стереотипа. Самый очевидный пример такого слома — это роман-«перевертыш» «Ритуал», в котором душевно развитый и тонко чувствующий дракон влюбляется в отнюдь не прекрасную принцессу и становится жертвой древнего проклятия и людской подлости. Характерно, что именно этот текст не вызвал широкого читательского резонанса: для развлекательного чтения он оказался слишком сложным, лишенным не только прекрасной героини, которую не стыдно было бы спасти, но и обязательного в таких случаях хэппи-энда. А для серьезного прочтения — слишком хорошо просчитанным и предсказуемым.

Но Дяченко быстро отказались от принципа «негативного» построения сюжета. С каждым новым текстом шрам от удаленного стереотипа становился все менее заметным, а прием — все менее очевидным; фэнтезийный мир романов эволюционировал от традиционного к как бы традиционному. Главный герой постепенно терял свою однозначность и положительность, а его love story оказывалась все более запутанной. Так, герой романа «Привратник» — маг, потерявший волшебную силу; герой «Шрама» — «вояка-забияка», человек изначально неумный и бессовестный, но бесстрашный, в наказание за очередное преступление лишенный смелости и ставший ничтожным трусом, одержимым всевозможными фобиями… То есть раз за разом Дяченко ставят в центр повествования слабого, а порой и ничтожного человека и заставляют его действовать в катастрофических обстоятельствах, которые носят сугубо частный характер.

Показателен в этом смысле роман «Скрут», в котором Дяченко всеми силами стараются уйти не только от клише фэнтезийного романа, но и от стереотипов романа любовного. Главный герой по имени Игар, пытаясь спасти свою возлюбленную из лап чудовищного паука, совершает одну подлость за другой. Его глазами читатель видит мрачную изнанку фэнтезийного мира с его грязью и вонью — и вслед за ним понимает, что есть такие испытания, которые выдержать невозможно. Жалкий человек не способен противостоять натиску обстоятельств; впрочем, и «положительно-прекрасный» герой романа — рыцарь без страха и упрека Аальмар — тоже ломается и теряет не только свою любовь, но и человеческий облик. «Скрут» — это история о том, что нельзя быть счастливым, когда рушится мир. Если ты несешь с собой катастрофу (Аальмар — воин-наемник, который воюет и убивает за деньги), то катастрофа придет и в твой благополучный дом, принимая самые гнусные формы.

В романе с высокой степенью достоверности показано, как из безоблачного прошлого вырастает безобразное настоящее. Однако есть здесь и условно-счастливый финал, и вполне явная гуманистическая мораль: невозможно оставаться человеком в бесчеловечном мире, но нужно приложить для этого все имеющиеся у тебя силы. И тогда произойдет чудо, и чудовище, созданное специально затем, чтобы зверски убить некогда любимую девушку, пощадит свою жертву…

Фантастический мир в романах Дяченко чаще всего обрисован пунктиром, поэтому чудо совершается в нем относительно легко: мирозданию совсем не трудно нарушить пару правил игры ради того, чтобы спасти хорошего человека. В книгах Дяченко не герой спасает мир, а мир спасает человека — эту сюжетную формулу авторы с блеском использовали в романах «Пещера» (1998) и «Ведьмин век» (1997), где классический мир «меча и магии» уступает место современному мегаполису.

В романе «Пещера» фантастический элемент заключается в том, что человечеству удалось изгнать агрессию из социума в мир подсознания. Реальная жизнь человека «Пещеры» совершенно безопасна — но, попадая в мир снов, каждый житель этого фантастического социума превращается в животное, хищника или жертву и реализует свои инстинкты, не помня себя «дневного» и не мучаясь чувством вины за то, что жертва его охоты погибнет не только во сне, но и наяву. Талантливый театральный режиссер Раман Ковач борется за право ощутить реальность собственной вины, потому что только посмотрев в глаза «собственному зверю», можно назвать себя человеком. Таким образом, в романе реализована довольно интересная модель общества, вызывающая массу вопросов: возможно ли локализовать проявление зла в какой-то социально приемлемой форме? как будут работать социальные институты в этой ситуации? Впрочем, авторов интересует не столько ситуация, сколько поведение человека: сможет ли он сделать то, что находится за пределами его природы? Сможет ли «сааг»-Ковач узнать в своей жертве-«сарне» любимую девушку? Разумеется, это совсем маленькое чудо — и Дяченко, не задумываясь, дарят его своему герою, который с такой искренностью и страстью восстал против убаюкивающего совесть порядка вещей.

Проверка на прочность основ морали составляет «подводную» часть романа «Ведьмин век». В нем показаны существа, по природе своей несовместимые с человеком, сеющие хаос и разрушение и не ведающие иных способов жизни. Можно ли предъявлять к столь радикально иным существам нормы человеческой морали? Конечно да! Не спрашивайте, на чем основано это утверждение: по сути — ни на чем. Здесь Дяченко работают в парадоксальной системе этических координат: безосновных, но незыблемых, гуманистических по своей природе. Критерием истинности в данном случае служит «ответ» мироздания, а именно — то самое чудо, которое происходит или не происходит ради героя.

На рубеже XX-XXI веков выходят в свет романы Дяченко, смещающие центр повествования с человека на социально-философский контекст, в котором он существует.

Одна из наиболее интересных социальных моделей представлена в романе «Армагед-дом» (2000), к сожалению почти не замеченном толстожурнальной критикой. А между тем в нем создана модель общества, являющаяся не чем иным, как метафорой существования человека на постсоветском пространстве в постсоветское безвременье. Согласно М. Назаренко, «Армагед-дом» — «самая украинская книга Дяченко, при том, что ничего собственно национального в ней как будто и нет»3, просто отраженный в ней опыт актуален и для России, и для всех жителей бывшего СССР.

Действие романа развивается в некоторой неназываемой стране и неназываемом городе, но по характеру топонимов понятно, что речь идет о Киеве. Каждые 20 лет в мире происходит глобальная катастрофа, о характере которой лучше всего расскажет отрывок из школьного сочинения главной героини романа:

Конец света по-научному называется апока… (зачеркнуто) …сисом. Тогда случаются большие беды. Идут дожди из огня.

  1. Галина М. Марина Дяченко. Сергей Дяченко. Медный король // Знамя. 2008. № 9; Маркова Д. Марина и Сергей Дяченко. Цифровой // Знамя. 2009. № 11; Щербинина Т. Волшебное слово низкого жанра // Дружба народов. 2009. № 12.[]
  2. Назаренко М. Реальность чуда. Киев: Винница, 2005. []
  3. Назаренко М. Указ. соч.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №6, 2015

Цитировать

Иванова, Е.А. По обе стороны вымысла. Марина и Сергей Дяченко / Е.А. Иванова // Вопросы литературы. - 2015 - №6. - C. 187-201
Копировать