Парадоксы Зазеркалья в романах Г. Гессе, В. Набокова и М. Булгакова

Взгляд в зеркало всегда заключал в себе для человека нечто от мистического ужаса: отражение чисто физическое, а в то же время – словно взгляд из инобытия, отчужденный, не отмеченный личностным отношением. Зеркало двойственно по природе своей: предмет бытовой и мистический одновременно, оно дает нам картину мира, казалось бы, абсолютно точную, а на самом деле в высшей степени иллюзорную. «Изображение тождественно оригиналу и одновременно отлично от него; результат – парадокс тождества: (А=А) & (АˆА)»¹. Взгляд в зеркало фиксирует раскол нашего «я»: на неоформленное, а потому бесконечное, представление личности о себе и лик завершенный². Законченный образ незавершенного. И напротив, множество зеркальных отражений, казалось бы, воссоздает многомерный и разноплановый (а значит, истинный?) лик мира сего, а в то же время дробит тот целостный его образ, который возникает у нас, когда мы смотрим на него с единственной точки зрения.
Зеркало отражает и искажает реальность – вот главный парадокс, сокрытый в самой его природе.
Бесчисленное множество парадоксальных и неожиданных эффектов, возникающих при общении человека с зеркалом, предопределило ту огромную роль, которую этот предмет – элемент быта и часть интерьера, художественная метафора и символ – сыграл в истории культуры³.
Зеркальная метафора оказалась фундаментальной в теории отражения реальности в искусстве. Для реалистической литературы XIX века знаковой стала знаменитая метафора Стендаля о «зеркале», с которым идет писатель по дороге жизни и которое точно отражает все, что встречается на пути. Но уже Достоевский писал: «»Надо изображать действительность как она есть», – говорят они, тогда как такой действительности совсем нет, да и никогда на земле не бывало, потому что сущность вещей человеку недоступна, а воспринимает он природу так, как отражается она в его идее, пройдя через его чувства; стало быть, надо дать поболее ходу идее и не бояться идеального <…> Идеал ведь тоже действительность, такая же законная, как и текущая действительность»⁴.
В XX веке эта мысль о субъективной природе эстетического воссоздания/преображения жизни получила развитие в концепции «жизнетворчества». «Психическое начало, – писал Ю. Айхенвальд, – не порождение, а, наоборот, создатель жизни <…> и художество, в частности литература, представляет собою вовсе не отражение, или, как нередко говорится, зеркало действительности <…> рабская работа зеркала человеку вообще не свойственна. Зеркало покорно и пассивно. Безмолвное зрительное эхо вещей, предел послушания, оно только воспринимает и уже этим одним совершенно противоположно нашей действительности. Создание последней, литература, поэтому далеко не отражение. Она творит жизнь, а не отражает ее. Литература упреждает действительность; слово раньше дела…»⁵
Искусство модернизма проявило исключительный интерес к феномену зеркальности и многообразным эффектам, им порождаемым (Ш. Бодлер, О. Уайльд, Л. Андреев, В. Брюсов, Ф. Сологуб, А. Блок, А. Белый, М. Волошин, В. Ходасевич и многие другие).
И все же новую эру в истории художественного бытия зеркала открыл Л. Кэрролл в своем, говоря современным языком, культовом произведении «Алиса в Зазеркалье».
Собственно, само представление о том, что за зеркалом существует некая реальность, иной мир и иная жизнь, весьма древнее. Его истоки – в сознании мифологическом. «ЗЕРКАЛО – символ связи нашего мира с параллельным. Первобытная магия предостерегала человека от вглядывания в свое отображение. Считалось, что призрачный двойник способен его погубить, утащив в Зазеркалье»⁶. Зеркало воспринималось как граница между реальностью земной и инобытийной. Такое понимание Зазеркалья усвоила литература эпохи романтизма (сказочные повести Э. Т. А. Гофмана, концепция «зеркального человека» Г. фон Клейста и др.), где зеркальная поверхность не столько отражала реальность мира физического, сколько воссоздавала его мистический подтекст. Зеркальная метафора стала структурообразующей для романтического «художественного двоемирия», а позднее для мистического реализма XX века.
Но героиня сказки Л. Кэрролла, перешагнув за грань зеркала, оказалась не в мистической реальности, а в мире собственного воображения, освобожденного от пут и ограничений законов материального мира и его рациональной логики. Она вышла в Зазеркалье своего сознания.
По этому пути устремилась вслед за Алисой «метафикциональная проза» конца 20-х – 50-х годов XX века.
В определенном смысле канонические ее версии создали Герман Гессе, Владимир Набоков и Михаил Булгаков. Внешне столь непохожие, эти писатели обнаруживают при внимательном рассмотрении внутреннее сродство как философского видения мира, так и на уровне культурного сознания, а также в сфере художественного мышления. Главный фактор этой типологической корреляции – общность эстетической концепции мистического (или фантастического, магического) реализма⁷.
В «метафикциональной прозе» интерес к иррациональному подтексту «жизни действительной» утрачивает приоритет – творческий акт, сочинительство, понимаемое уже как сотворение новой реальности, подчиняет себе трансцендентные прозрения автора. Иное качество обретает и само фантастическое начало. Это уже не «чудесное» в обычном смысле, когда нечто сверхъестественное дано как действительно бывшее, и не «реалистическая фантастика», где параллельно дается и прагматическое, «натуральное», объяснение необычного, – в ткань мистикатрансцендентного повествования здесь вплетены элементы и даже целые пласты вымышленной художественной реальности.
В этом случае, пишет М. Амусин, ставится «под сомнение «онтологический приоритет» реальности перед порождениями творческого вымысла, перед «книгой»»⁸. Так возникает специфический сплав мистики онтологической с «metafictian» – «метафикциональной прозой»⁹, когда иррациональное трудно отделимо от «фантастики текста». Следует, впрочем, добавить, что «головокружительные перемещения персонажей и других объектов повествования между уровнями реальности/ вымышленности»¹⁰ происходят тогда уже не только в плоскости жизнь действительная/мистика, но и реальность материальная/трансцендентная/художественная.
Читателю Г. Гессе, В. Набокова и М. Булгакова «вторая реальность» их художественных текстов, сплавившая в единое целое мистический подтекст «жизни действительной» и фантазийные видения писателя-Демиурга, открывается сквозь призму зеркальной образности их произведений##См.: Химич В. В. «Зеркальность» как принцип отражения и пересоздания реальности в творчестве М. Булгакова // Русская литература XX века: направления и течения. Ежегодник. Вып. 2. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 1994.; Старк В. П. Искаженное зеркало бытия: «Bend Sinister» и «Домик в Коломне» // Вестник РАН. 1997. Т. 67.

1. Левин Ю. И. Зеркало как потенциальный семиотический объект // Зеркало. Семиотика зеркальности. Труды по знаковым системам. Т. XXII. Тарту: Тартуский гос. ун-т, 1988. С. 9.[↩]
2. Ср.: Лакан Ж. Стадия зеркала и ее роль в формировании функции «Я» // Лакан Ж. Стадия зеркала и другие тексты. Париж: EOLIA, 1992.[↩]
3. См.: Борухов Б. Л. «Зеркальная» метафора в истории культуры // Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: Наука, 1991; Вулис А. Литературные зеркала. М.: Советский писатель, 1991; Осьмухина О. Ю. Явление зеркала/зеркальности в культурном сознании России XX столетия и научная концепция М. М. Бахтина // Феникс. Ежегодник кафедры культурологии. Саранск, 2004; Шубников А. В. Симметрия в науке и искусстве. Ижевск: Ин-т компьютер, исслед., 2004; Правдивцев В. Эти загадочные зеркала… Взаимодействие человека с зеркалами. М.: РИД МДК, 2004, и др.[↩]
4. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30 тт. Т. 21. Л.: Наука, 1980. С. 75 – 76.
   [↩]
5. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М.: Республика, 1994. С. 20.[↩]
6. Символы, знаки, эмблемы. Энциклопедия. М.: ЛОКИД – ПРЕСС, 2003. С. 184.[↩]
7. См.: Микулашек М. Гностический миф в эволюции романа первой трети XX века // Litteraria humanitas. III. Brno: Masarykova univerzita, 1995; Иванов Вяч. ВС. Черт у Набокова и Булгакова // Иванов Вяч. ВС. Избранные труды но семиотике и истории культуры. Т. 2. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова – Институт теории и истории мировой литературы, 2000; Злочевская А. В. Три лика «мистического реализма» XX в.: Г. Гессе – В. Набоков – М. Булгаков // Opera Slavica. 2007. N 3, и др[↩]
8. Амусин М. «Ваш роман вам принесет еще сюрпризы» (О специфике фантастического в «Мастере и Маргарите») // Вопросы литературы. 2005. N 2. С. 122.[↩]
9. См.: Waugh P. The Theory and Practice of Self-Conscious Fiction. London and New York, 1984; Huicheon L. Narcissic Narrative: The Metafictional Paradox. London and New York, 1984, и др.[↩]
10. Амусин М. Указ. соч. С. 122.[↩]