Парадоксы любви. Русская тема в романе В. Вулф «Орландо»

ПАРАДОКСЫ ЛЮБВИ

Русская тема в романе В. Вулф «Орландо»

Почему парадоксы любви? И какое отношение они имеют к русской теме? Русский эпизод в этом ярком, необычном романе не может не привлечь внимание как исследователей¹, так и читателей. И те и другие ощущают ключевую роль этого эпизода в романе. Но как открыть этим ключиком расписную шкатулку под названием «Орландо»?

Очевидно, что «Орландо» (1928) — роман прежде всего о творчестве. Для В. Вулф стихия творчества того же рода, что и стихия любви. Как любовь наиболее полно высвечивает человека, так и его произведения являются ступеньками к нему самому. Следовательно, самоидентификация художника невозможна без острой влюбленности в людей, природу, дом — то есть в окружающий мир. Важную роль здесь играет национальная и культурная идентичность. Н. Соловьева проанализировала национальную проблематику романа, используя концепт «свое/чужое»². Мы применили к материалу сравнительно-имагологический подход, чтобы понять, как представлен образ России у В. Вулф, какую роль играют стереотипы восприятия иной культуры в его построении, как этот образ коррелирует с рецепцией и репрезентацией России в английской литературе. Русская тема связана с очень личными, интимными переживаниями В. Вулф, поэтому нас особенно интересовали личные контакты и впечатления, которые могли подтолкнуть воображение писательницы…

В 1928 году В. Вулф закончила «Орландо» («Orlando. A Biography»), роман-фантазию, роман-эксперимент, роман-интерлюдию. Из дневника писательницы от 22 октября 1927 года: «Я пишу «Орландо» в почти шутливом стиле, очень ясном и простом, так, чтобы было понятно каждое слово. Но балансировать между правдой и вымыслом нужно осторожно»³.

В. Вулф определила жанр романа как биографический. Но это своеобразная биография. Прототипом поэта елизаветинской эпохи, чудесным образом прожившего ряд столетий, стала близкая подруга В. Вулф Вита Сэквиль-Уэст. Усадьба, где происходит действие большей части романа, списана с родового поместья Сэквилей. Но, помимо связи героя романа и его прототипа, существует более глубокое родство — между героем и его творцом. Страстные размышления о природе творчества, дерзновенный полет сквозь время, настойчивый поиск «своего» в карнавале «чужого» — разве не принадлежат они в первую очередь самой В. Вулф?

Три с лишним столетия английской истории разворачиваются перед нами на страницах романа. Но это не достоверные описания эпох, а их образы в характерной для В. Вулф импрессионистической манере. Отсюда и некоторое пренебрежение исторической точностью. Современники сразу же отметили многочисленные анахронизмы⁴. Английская культура, меняющаяся от одного века к другому, томится жаждой по чему-то необычному. Если мы примем в качестве отправной точки, что Орландо — воплощение английского самосознания, то роман предстает как путешествие в пространстве и во времени к самому себе. Орландо то стремится покорить общество, то бежит от него, грезит о славе поэта и о путешествиях, об обручальном кольце и колыбельке. Если что и остается ориентиром в океане текучего времени, то это его дом, куда он возвращается из странствий, и поэма, к которой он тоже возвращается, как к своей духовной родине.

Роман «Орландо» — одно из первых в английской литературе XX века исследований национальной идентичности, поискам которой затем в конце века будет посвящено столько произведений (П. Акройд, Дж. Барнс, Г. Свифт и др.). Естественно, что роман должен был оттолкнуться от яркой чужеродной образности. Эту функцию взяла на себя русская героиня, в которую Вулф вложила свои представления о России, русской душе, русском искусстве и литературе.

Главный герой романа жаден до наслаждений и спешит навстречу жизни. Самое большое приключение находит Орландо, когда в Англии случился Великий Холод. Вулф с юмором нагромождает гиперболы: некая крестьянка была захвачена ледяным вихрем и рассыпалась в пыль, путники застывали на ходу и превращались в камень, так что впоследствии использовались как межевые вехи, столбы или корыта для скота, река промерзла до дна вместе с рыбами, дельфинами и целой баржей с грузом и людьми. Небывалые морозы, кажется, только добавляют веселья: прямо на замерзшей реке устраиваются народные гулянья и ночью, и днем.

Появление незнакомки как будто спровоцировано необычностью обстановки. Странный костюм, быстрота движений, коньки — все не соответствует представлениям Орландо о женщине. Она возникает на рубеже дня и ночи в экзотической одежде — «свободном камзоле и шальварах по русской моде». Нам может показаться, что это одна из фактических ошибок, часто встречающихся в сочинениях английских писателей, обращающихся к теме России. На самом деле Вулф описывает наряд, ассоциирующийся с русской модой 1920-х годов, распространившейся по Европе благодаря Льву Баксту⁵. Даже цвета («бархат цвета устриц и зеленоватый мех») своим изысканно-первобытным звучанием напоминают эскизы художника⁶.

На иллюстрации к роману, изображающей русскую княжну, мы видим племянницу писательницы А. Белл в фантазийном, скорее восточном, костюме##Предложение использовать фотографии А. Белл и В. Сэквиль-Уэст в костюмах для иллюстрации к роману исходило от самой В.

1. Среди последних работ о В. Вулф, касающихся проблематики романа «Орландо», отметим диссертации Н. Бушмановой «Проблема интертекста в литературе английского модернизма (проза Д. Х. Лоренса и В. Вулф)» (М., 1996), А. Колотова «Художественная структура романов В. Вулф 1920-х — начала 1930-х годов» (Красноярск, 2000), О. Андреевских «Литературные биографии Вирджинии Вулф в контексте эстетической программы группы «Блумсбери» (Вирджиния Вулф и Роджер Фрай)» (Н. Новгород, 2005), монографию В. Грешных и Г. Яновской «Вирджиния Вулф: лабиринты мысли» (Калининград: Изд. КГУ, 2004).[↩]
2. Solovyova N. The National and the «Other» as a Biography of the Creative Mind: «Orlando» by V. Woolf // Woolf across Cultures / Ed. by N. Reingold. N.Y.: Pace univ. press, 2004.[↩]
3. The Diary of V. Woolf. In 5 vol. V. 3 / Ed. by Anne Quentin Bell. N.Y. — L.: Harcourt Brace Jovanovich publishers, 1980. P. 367.[↩]
4. См., например, рецензию Р. Мортимер в февральском номере «Букмана» за 1929 год (V. Woolf. The Critical Heritage /Ed. by R. Majumdar. L.-Boston: Routledge & Kegan Paul, 1975. P. 242).[↩]
5. Европейская мода конца 1910-1920-х годов находилась под сильным воздействием Л. Бакста: контрастные сочетания цветов и фактур, шаровары и туники, асимметричные драпировки перекочевали со сцены в модные ателье. Об этом пишет С. Голынец в книге «Лев Бакст» (М.: Изобразительное искусство, 1999. С. 43).[↩]
6. Кстати, костюмы для балета Н. Римского-Корсакова «Шехерезада» (1910), выполненные по эскизам Л. Бакста, пленяли яркой экзотикой, изысканной роскошью. В. Вулф могла видеть балет, хотя подтверждения этому мы не нашли.[↩]