Осваивая темы современности
«Литература и современность». Сборник третий. Составили А. Дементьев, С. Машинский, Гослитиздат, 1962, 628 стр.
Сборник критических статей «Литература и современность», о котором пойдет речь, – третий; это говорит о том, что полезное начинание Гослитиздата – регулярно собирать в одной книге наиболее интересные статьи, публиковавшиеся в периодической печати, – не осталось только начинанием. По типу своему этот сборник несколько отличается от предыдущих. Если перемены в литературной жизни, происшедшие после XX съезда КПСС, в них, как правило, лишь констатировались, то в новом сборнике ясно видно, как эти перемены уже сказываются и на самом уровне критической мысли. В центре большинства статей, говорится в предисловии, – «те новые, порой сложные закономерности, которые характерны для нового этапа развития нашей литературы, этапа, освещенного Программой КПСС и решениями XXII съезда партии». Соответственно и критическая мысль в статьях сборника стала активнее, глубже, самостоятельнее и, я бы сказала, целеустремленнее.
Орган самосознания искусства, критика не может не быть социологической и в такой же мере – эстетической. Забвение этой азбучной для марксиста истины принесло во времена культа личности немало вреда. Уж одно то, что критику порой ориентировали на роль иллюстратора и комментатора, ограничивало ее возможности и перспективы, мешало раскрывать художественное многообразие реализма, воздействовать на литературный процесс.
Отправные понятия подменялись Штампами, размышления – догмами. Возник взгляд на критика как на человека, лишенного творческой индивидуальности, своеобразия вкуса, – предрассудок, весьма удачно названный Ю. Барабашем «мнениебоязнью». Конечно, необходимо, – прав Ю. Барабаш и в этом, – субъективность критики, то есть то, без чего невозможно творчество, отличать от произвола оценок, от субъективизма, противопоказанного общественной природе искусства. Попытки подверстать литературу под надуманные эстетские схемы ничем не лучше безликих установок и вульгарно-социологических трафаретов. Радует, что такой критике в сборнике не нашлось места. Сборник противостоит и субъективистскому произволу, и «эстетике» иллюстративности. Речь в нем идет о том, что жизненно необходимо нашей литературе; о том, как исторические, нравственные, политические возможности искусства социалистического реализма проявляются в сфере мышления образами, в сфере эстетической действительности.
Обосновывая и в борьбе против буржуазной идеологии активно развивая принцип большевистской партийности, Ленин предупреждал, что искусство не поддается «механическому равнению, нивелированию», что здесь «безусловно необходимо обеспечение простора мысли и фантазии, форме и содержанию».
Большинство авторов сборника (здесь я бы выделила статьи «Человеку о человеке» А. Макарова, «Жизнь и гибель шофера Пронякина» Е. Стариковой, «Физика в почете» Л. Аннинского, «Испытание работой» А. Марченко, «О беллетристике и «строгом» искусстве» И. Роднянской) исходят из верного понимания роли искусства в социалистическом прогрессе, в нравственном и эстетическом воспитании народа. Со статьей И. Роднянской можно спорить, но меня она радует талантливостью, глубоким и эстетически точным анализом произведений. Последнее не относится к анализу «Девчат» Б. Бедного: мне кажется, что прав М. Чарный, нашедший в полемике с И. Роднянской интересную и вескую аргументацию в защиту «Девчат».
Мне нравится и статья Л. Аннинского. В этой небольшой, изящной рецензии на «Неизбежность «странного мира» Д. Данина интересно соображение о возможности соотнести с художественным образом научную мысль. Напомню: Плеханов предполагал, что здесь для образного изображения есть границы. Разграничение форм научного и художественного мышления для него означало ограничение гносеологических возможностей писателя. Однако поиски и находки современной литературы говорят о другом. Научные абстракции обретают новую жизнь в искусстве, становятся действительностью эстетической. В этой области наша литература (вспомним Б. Агапова, О. Писаржевского, В. Сафонова) – на подступах к новым высотам художественного видения и изображения.
Невольно вспоминаешь, что совсем недавно, в первом сборнике «Литература и современность», К. Зелинскому приходилось отстаивать право на существование искусства рядом с наукой. Теперь уже речь идет о вторжении литературы в науку, об их содружестве. Открытия в этой области помогут и в нашей борьбе с абстракционизмом, ведущим свое паразитическое существование еще и потому, что не разработаны многие насущные проблемы искусствознания.
В интересной, с ярко выраженной публицистической тональностью статье А. Марченко «Испытание работой» звучит вечная, казалось бы, достаточно обговоренная тема «Человек и труд».
«Для человека коммунистического общества, – размышляет А. Марченко, – чувство ответственности не узкопрофессиональной – за вверенное дело, но ответственности гражданской – за землю людей, – должно стать «безусловным рефлексом». Думается, что это относится и к работам самого сборника. Пишут ли А. Дементьев и Ф. Светов обзоры, говорят ли Ф. Левин и Г. Бровман о новых романах Е. Мальцева и В. Фоменко, исследуют ли В. Чалмаев и С. Дмитриев духовный мир героя современной прозы, размышляют ли Л. Новиченко и А. Макаров о гуманистической теме в литературе наших дней, рассматривает ли В. Гоффеншефер результаты творческого сотрудничества братских литератур, пишет ли К. Бобулов о вреде «старых обычаев», отживших традиций в национальных литературах, – исходные позиции критиков определяются завоеваниями социализма – политическими, моральными и эстетическими, а компасом служит марксистское мировоззрение.
Авторы не ищут легких, протоптанных путей в анализе наиболее интересных литературных явлений. То, что казалось простым и легким критике иллюстративной, привыкшей орудовать готовыми мерками и штампами, гораздо более сложным представляется критике творческой, размышляющей. В доказательство можно сослаться на статью Е. Стариковой «Жизнь и гибель шофера Пронякина», – пожалуй, лучшую из того, что напечатано в сборнике. Статья эта привлекает настойчивыми поисками ответов на трудные, нерешенные вопросы жизни и литературы. Рассуждая о «естественном стремлении современного искусства говорить с массой и от имени массы», Е. Старикова всерьез озабочена судьбой людей, живущих по разным причинам еще скудной, обедненной жизнью. Достоинство немалое – особенно, если вспомнить, что еще сравнительно недавно некоторые критики вообще отрицали право писателя на изображение таких героев. Тут сказывалось пристрастие к «выверенным» образам, ситуациям, конфликтам, развязкам – в конечном счете суженное понимание социалистического реализма.
– Это нетипично! – говорили те, кого шокировали увлечение Давыдова Лушкой, превратности жизни Григория Мелехова, чудинка в характере Балуева, самоубийство индийского Веньки, бунт Родьки в «Чудотворной». Но ведь искусство имеет дело именно с «индивидуальными случаями»! Вспомним, что Ленин писал Инессе Арманд, разграничивая задачи художника и социолога: если брать «казус, индивидуальный случай… эту тему надо разработать в романе (ибо тут весь гвоздь в индивидуальной обстановке, в анализе характеров и психики данных типов). А в брошюре?» Ясно, что речь тут идет о своеобразии писательского труда, о включении в сферу искусства даже казуса, если это способствует познанию действительности, человековедению, утверждению коммунистической морали. Не надо только забывать, что здесь все решает позиция художника…
Я против дегероизации искусства, против возведения в ранг героя нашей современности человека ущербного или ничтожного. Но нельзя же отрицать, что и изображение неверно прожитых жизней необходимо – лишь бы оно побуждало к раздумьям о своей жизни, о своих нравственных обязанностях и правах, побуждало извлекать из этих раздумий уроки – уроки, а не рецепты.
Е. Старикова в анализе «Большой руды», мне кажется, идет по верному пути, отмечая, что нельзя допустить невнимания и к трудным судьбам. Понимая, что пронякины живут и сейчас, она доискивается причин их нескладной жизни, вскрывает драму отъединенное™ от общества. А высказанные в связи с этим мысли о нравственном идеале и нравственных возможностях искусства придают статье Е. Стариковой подлинный, целеустремленный оптимизм.
Дух социалистического гуманизма и оптимизма характерен для всего сборника, и этим книга созвучна времени. XX и XXII съезды партии – та мировоззренческая высота, с которой авторы стремятся обозреть литературный процесс последних лет. Но для того, чтобы отстаивать чистоту принципов социалистического реализма, бороться против всего чуждого, критике необходима публицистическая острота. К сожалению, ее-то и недостает многим статьям сборника.
На виду и другие просчеты. Не все, даже верные, суждения достаточно аргументированы. Эстетическая их сторона нередко не соответствует уровню отправных социологических понятий. Поэтичность, окрыленность мысли одних статей контрастирует с вялостью, малокровием суждений и оценок в других.
В статье А. Макарова идейный анализ неотделим от чувства поэзии, от присущего критику артистизма, которые приобщают читателя к магии стихов Э. Межелайтиса. Этим же сильна и статья «Зрелость» Б. Сучкова с ее аргументированным анализом творчества Вас. Федорова, написанная языком точным и живописным. Но, к примеру, этого не скажешь о статье Г. Корниловой «Разговор о главном». «Тематический диапазон его (Я. Смелякова. – О. В.) стихов, – пишет автор, – достаточно широк и многообразен, но главное для поэта – рабочее звание человека, его не окольная трудовая дорога. Тема эта, как лейтмотив сложной симфонии, проходит через все творчество Смелякова». О тематике в статье говорится подробно. Но разве не заглушают иногда поэтическую симфонию Смелякова громкие, но стертые слова, общие места: «Поэт как бы вдумчиво, пристально вглядывается в лицо нового трудового поколения, выходит навстречу ему из дома, заходит в рабочие столовые, мчится в поезде…»?
Статья А. Туркова, по-моему, ниже темы и возможностей автора. Справедливо утверждая, что, «довольствуясь тематическим подходом», любой автор «дискредитирует гражданскую тематику», А. Турков сам ограничивается лишь изложением тем и беглыми комментариями к книге «…А дни идут». Талант П. Бровки заслуживает более глубокой, более эстетически оснащенной статьи. Однако даже удавшиеся статьи не создают сколько-нибудь полного представления о том, что происходит в нашей поэзии. Явно не хватает обзора, умного, требовательного, анализирующего открытия и срывы – идейные и эстетические.
Зачастую авторы говорят об одном и том же (например, о романах В. Фоменко и Е. Мальцева) и, что обиднее всего, примерно одно и то же. Читателю мало что дают пусть обоснованные, но стандартные похвалы или однообразные – пусть тысячу раз справедливые – упреки, повторяющиеся из статьи в статью. О повести Б. Окуджавы «Будь здоров, школяр» А. Метченко пишет: «Тяжелое настроение оставляет оправдание страха перед смертью, обнаженные в своем эгоизме признания лирического героя». А. Дементьев: повесть Б. Окуджавы «проникнута животным страхом войны, смерти». П. Николаев: «… не показав общественной природы характера героя, автор предоставил слово его, так сказать, биологической природе, проявляющейся у персонажа в тяжких военных условиях как животный инстинкт самосохранения». Л. Новиченко: «…вся история великой войны с фашизмом представляется ему всего лишь историей о том, «как меня убить хотели, но мне повезло». «Я не хочу умирать», – вот все, к чему сводятся мысли и устремления «героя», более чем странного для нашей литературы…» Конечно, подобного рода повторов можно было избежать при подготовке сборника к печати.
Возникает и другая мысль: не упрощаем ли мы литературный процесс, держа в поле зрения одну и ту же «обойму» имен – и для похвал, и для упреков? Нужно позаботиться о более широком освещении литературы. Журнальная критика, из которой образовывался сборник, нередко проходит мимо существенных явлений литературы. Разве, к примеру, творчество Е. Дороша не заслуживает серьезной статьи? И, разумеется, не только Е. Дороша.
Невеселые мысли возникают в связи со статьей С. Машинского «Мастеровито о мастерстве». И вовсе не потому, что статья плоха или случаен для сборника предмет ее. Конечно же, надо писать о творчестве К. Чуковского, в частности о его многолетних исследованиях поэзии Некрасова. И написана статья хорошо. Но разве книги критиков, пишущих на современные темы, не заслуживают хотя бы обзора в сборнике «Литература и современность»?
Впервые в подобный сборник включен раздел «О чем мы спорим», И это хорошо. Но я бы не сказала, что раздел этот достаточно широко отражает литературную жизнь и литературные споры. Мне, скажем, многое непонятно в статье К. Краулиня «Раздумья о молодых».
К. Краулинь утверждает, например, что споры о прозе молодых писателей, пристальное внимание критики к их творчеству якобы приуменьшают «значение работы писателей старшего поколения, их место в коммунистическом воспитании трудящихся». Но уже не говоря о том, что значительная часть самого сборника посвящена работе «писателей старшего поколения», уже не говоря об этом, – разве творчество молодых развивается на пустом месте, разве лучшие их книги не используют традиций «отцов»? Поэтому горячий разговор о молодых – только к чести старших, а никак не в обиду им…
Встречаются, к сожалению, неаргументированные оценки. Мне близок в целом пафос интересной, содержательной статьи А. Метченко «Новое в жизни и литературе». Но одна частность не могла не вызвать досады… «Хочется сказать, – пишет А. Метченко, – как много ценного для воспитания молодого поколения строителей коммунизма и для развития литературы дают дилогия Г. Серебряковой о Марксе и Энгельсе «Похищение огня», философское решение темы ленинского гуманизма в «Третьей, патетической» Н. Погодина, богатая неповторимыми штрихами эпохи и покорившая читателя живыми чертами бессмертного образа Ленина книга Е. Драбкиной «Черные сухари», попытка, -не во всем, равно удавшаяся (курсив мой, – О. В.), но заслуживающая всяческой поддержки, -проникнуть в самый процесс творческих раздумий Ленина, которую мы находим в повести Э. Казакевича «Синяя тетрадь»…» Такая градация меня огорчает. Можно, конечно, по-разному оценивать «Синюю тетрадь», но надо как-то аргументировать свою точку зрения. Не скрою, мне гораздо ближе высокая (и притом аргументированная) оценка, данная «Синей тетради» в том же сборнике Е. Златовой, Ф. Световым, А. Дементьевым. Кстати, последний весьма справедливо говорит в своей статье «На новом этапе»: «…Многообразие творческих индивидуальностей и мнений в советской литературе – явление не только естественное, но и весьма положительное». То же можно сказать о критике. Но в данном случае дело не в разных мнениях и оценках, а в том, что необходимо обосновывать свои выводы.
Программа партии, недавние встречи руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства, Пленум ЦК КПСС дают нам предметный урок: как, в каком направлении должна работать критическая и эстетическая мысль. Наша критика активно включилась в пропагандистскую работу партии, она борется за социалистический реализм, за его художественные устои. Но пропагандой не исчерпываются боевые задачи критики. Она обязана повседневно выступать против буржуазной эстетической реакции, ограждать социалистическую литературу от ее влияния. Хотелось бы, чтобы, обращаясь к явлениям современной литературы, критики наши активнее вели наступление на чуждую нам идеологию. К сожалению, таких статей в сборнике нет – потому что немного их – во всяком случае меньше, чем требуется, – в литературно-художественных журналах Москвы и Ленинграда за 1961 – 1962 годы. Факт тревожный, особенно в свете острой критики Центральным Комитетом КПСС лозунга мирного сосуществования враждебных, несовместимых друг с другом идеологий. Не буду повторять все то, что по этому поводу было справедливо сказано. Задача, думается, теперь в применении оружия «стреляющего», эффективного. Как здесь не обратиться к богатейшим боевым традициям нашей партии, к урокам идеологической борьбы, преподанным великим Лениным?
Вспомним полные тревоги за передовое искусство ленинские письма к Горькому. Размышляя о творчестве великого художника, видишь, какую огромную плодотворную роль сыграли эти письма. Какой урок подлинной заботы о писателе, взыскательной любви!
«Вы должны понять и поймете, конечно, – терпеливо убеждал Ленин Горького, – что раз человек партии пришел к убеждению в сугубой неправильности и вреде известной проповеди, то он обязан выступить против нее… Какое же тут «примирение» может быть, милый А. М.? Помилуйте, об этом смешно и заикаться. Бой абсолютно неизбежен».
Ленин дает замечательный урок идеологической борьбы. Обнажив своей работой «Материализм и эмпириокритицизм» социальные корни махизма, доказав, что его исходный пункт и основная посылка – субъективный идеализм, Ленин устанавливает, что махизм паразитирует на трудных, нерешенных вопросах естествознания. Именно здесь Ленин ищет объяснения шатаний мысли, сомнительного успеха модного «физического идеализма».
А разве те нездоровые явления в нашей литературе, которые критиковались партией, появились случайно? Разве это не связано и с тем, что недостаточно разработаны многие важнейшие теоретические вопросы науки о литературе?
Разве ленинская критика философской реакции не имеет прямого, непосредственного отношения к борьбе с абстракционизмом, к борьбе против реакции эстетической?
В «Философских тетрадях» Ленин пишет, что «неподвижный», «грубый» материализм плохо борется с идеализмом. Это верно и в применении к эстетическим битвам, к анализу литературного процесса. Стремиться к еще большей идейной и эстетической вооруженности, теоретической глубине – непосредственная, боевая задача нашей критики, задача, властно диктуемая ходом идейной борьбы.