Общие места

Александр УЛАНОВ

ОБЩИЕ МЕСТА

Вот уже более десяти лет русская поэзия (как и вся литература) существует неподцензурно и неподопечно – нормально, и уже сформировались авторы, которые иного и не помнят. «…Послеледниковый период ушел в прошлое… Сам факт печатания – непечатания в советские времена… теперь сделался и вовсе неактуальным» (А. Алехин) ¹. Книги изданы – пусть и разными тиражами, – и ясно, что на фоне такого многообразия по-своему интересных авторов говорить о кризисе в поэзии можно разве что в том смысле, что жизнь всегда в кризисе и успокаивается лишь после смерти.

Многие высказывания утратили свою остроту и показывают теперь более высказывающегося, чем предмет разговора. Утверждение о том, что Седакова или Драгомощенко ставят слова в своих стихах как попало, говорит скорее о нежелании собеседника разбираться в сложной поэзии. Утверждение о том, что верлибр противопоказан русскому языку, имеет точно ту же цену, что и требование навсегда отречься от четырехстрочной строфы с перекрестной рифмовкой. Верлибр становится «привычным, просто – одной из поэтических техник» (А. Алехин)². Доказывать, что карточки Льва Рубинштейна или речевые фрагменты Яна Сатуновского – это тоже стихи, уже не надо. Придерживающиеся классических форм стиха А. Машевский и А. Пурин в диалоге соглашаются, что «Кибиров внутренне связан с нашей генерацией… и Пригов тоже» ³.

Разграничения в современной поэзии также выявились вполне, и их много, при многообразии направлений иного и быть не может. Так, Вс. Некрасов весьма критически относится к поэзии О. Седаковой или И. Жданова. М. Айзенберг – к деятельности А. Драгомощенко и других авторов этого круга… Но для характеристики современной поэзии интересно попытаться выделить установки, общие для авторов различных, даже противоположных, направлений. Автор этих строк понимает, что при этом он в каком-то смысле объединяет стороны, относящиеся друг к другу достаточно напряженно, и тем самым ставит себя под удар с разных сторон. Однако направления, существующие как противоположные, являются реакцией на одну и ту же ситуацию в культуре. И может оказаться, что одно из этих направлений решает задачи своего оппонента радикальнее, чем он сам. И многие тенденции, которые кто-то подмечает на примере одних направлений, могут реализовываться в других – сложнее, богаче и неожиданней.

Видимо, одной из важнейших общих черт является отход современной поэзии от идеи самовыражения, вообще – описания авторских переживаний. Еще Мандельштам говорил о конце биографии как культурной ценности. Возможно, Бродский – последний поэт, биография которого присутствует в его стихах. Причины «абиографичности» различны – от понимания того, насколько человек переполнен культурными клише, чтобы иметь возможность бесхитростно говорить от себя, до понимания того, насколько окружающий мир интереснее возможности что-то лично о себе в него выкрикнуть. «Я» – колышек, к которому привязан автор, длина привязи – мера его свободы, а надо бы – при достижении настоящей свободы – обходиться вообще без колышка и без привязи» (И. Жданов) ⁴. «Новая задача художника состоит в том, чтобы услышать и сказать услышанное» (М. Айзенберг) ⁵. «Слушание – вместо говорения» (Г. Айги) ⁶. «Гид и переводчик с языка молчания — вот и вся роль Поэта. А ждем ли мы от гида и переводчика рассказов о себе и признаний в духе «я пьян давно»?» (О. Седакова)⁷. «Поэт больше слушает, чем говорит»⁸, – подтверждает близкий к «лианозовской школе» и концептуалистам критик В. Кулаков на основе анализа практики этих направлений.

Позиция слушающего предполагает диалогичность. «Нетрадиционное художественное сознание мне представляется как диалогическое» (Л. Рубинштейн «Отказ от лирического монологизма, от органики «самовыражения» в пользу отчужденного, как бы самоорганизующегося диалога»; «Поэт предпочитает не «творить», а наблюдать, не учить, а учиться. Он не стремится изрекать «вечные истины», он стремится к разговору на равных, к диалогу» (В. Кулаков)⁹, – но диалог этот может быть и не только бытовым (как предполагают Вс. Некрасов или М. Айзенберг); и голоса в нем могут принадлежать не только рядом стоящим людям; и вообще не только людям, а – вещам, дереву, камню. «Общение с внечеловеческим природным миром – вообще одно из заданий искусства, потому что об этом общении забывает не только обыденность.., но и традиционная религиозность, во всяком случае, иудео-христианская традиция» (О. Седакова) ¹⁰. Современная поэзия стремится установить контакт человека с другими, равными и независимыми, сущностями. «Искусство в нас, как и природа вокруг, нужны нам уже потому, что нам насущно необходимо, оказывается, снова и снова соприкасаться с чем-то таким, что не хочет подчиняться нашему произволу» (Вс. Некрасов) ¹²¹¹. «Поэт хорошо знает, что нет на свете вещей, к которым можно снисходить; что незачем богатых одаривать и нечем; что у него нет, собственно, запаса лишних смыслов, которые он может раздавать направо и налево; что у него ничего нет – и все есть у них» (О. Седакова) ¹².

Исчезло особое положение поэта. Он – как любой другой человек, не пророк, не духовидец и не полководец человечьей силы. Это, кстати, сняло и альтернативу «жить или писать», – стихи становятся просто одним из способов мировосприятия, как зрение, например. (Другое дело, что и острота зрения не у всех одинакова.) «Авторское «я» теперь частное лицо, ничем не примечательное, никому себя не навязывающее» (В. Кулаков) ¹³.

Однако настороженное отношение к самовыражению не отменяет понимания поэзии как поиска индивидуальной речи, вообще способов сохранения индивидуальности. В ситуации, когда готовые языки стремятся овладеть нами, поэзия стремится создать язык, сохраняющий индивидуальность мышления и речи, но не утрачивающий в то же время коммуникации с другими и позволяющий видеть и понимать мир. Интересно, что многие способы такого поиска оказывается возможным соотнести даже с концептуализмом, несмотря на то, что авторы этого направления чрезвычайно скептично относятся к самой идее индивидуальности и принципиально не используют авторскую речь. Концептуализм оказался вполне авторским, – текст Пригова достаточно отличим от текста Рубинштейна. Концептуалистские тексты позволяют догадываться и о причине этой индивидуализации. «Я» у Рубинштейна оказывается неповторимой комбинацией чужих и повторимых элементов бытия: от лиц и слов до вещей и знаков» (М. Липовецкий) ## М. Липовецкии, Конец века лирики.

1. А. Алехин – И. Фаликов, Поэзия в России не изгой… – «Вопросы литературы», 1999, N 6, с. 4. [↩]
2. Там же, с. 30. [↩]
3. А. Машевский – А. Пурин, Невская перспектива. – «Вопросы литературы», 1999, N 3, с. 121. [↩]
4. И. Жданов, Фрагменты. – Цирк «Олимп», N 14 (1996), с. 8. [↩]
5. М. Айзенберг, Взгляд на свободного художника, М., 1997, с. 20.[↩]
6. Г. Айги, Поэзия – как – Молчание. – «Дружба народов», 1996, N3, с. 51. [↩]
7. Седакова – В. Полухина, «Чтобы речь стала твоей речью». – «Новое литературное обозрение», N 17 (1996), с. 329 [↩]
8. В. Кулаков, Поэзия как факт, М., 1999, с. 71. ‘Л. Рубинштейн, Что тут можно сказать… – «Личное дело», М., 1991, с. 232 [↩]
9. В. Кулаков, Поэзия как факт, с. 304 и 102[↩]
10. О. Седакова – В. Полухина, «Чтобы речь стала твоей речью», с. 319.[↩]
11. Вс. Некрасов, Пакет, М., 1996, с. 433. [↩]
12. О. Седакова, Заметки и воспоминания о разных стихотворениях, а также Похвала поэзии. – «Волга», 1991, N 6, с. 163 [↩]
13. В. Кулаков, Поэзия как факт, с. 273. [↩]