О рифме избитой

Практически всех жителей Петербурга, выросших среди плоских балтийских болот, неизменно (и в самое сердце!) поражает крутое, обрывистое побережье Черного моря — в Одессе, Ялте или Феодосии. Только ленивый не цитирует при этом Мандельштама: «Где обрывается Россия / Над морем черным и глухим». Помню свое удивление, когда довелось прочитать, будто бы Осип Эмильевич просил знакомых поэтов помочь дописать ему две недостающие строки знаменитого четверостишия. Сначала я искренне считал, что Мандельштам не может сочинить их сам; потом усматривал в мандельштамовской просьбе о содействии изощренную издевку над коллегами: дескать, попробуйте придумать две такие строки, которые не смотрелись бы проигрышно в сравнении с моими! И лишь значительно позже сумел увидеть великолепный иконический эффект недописанного четверостишия: коли «обрывается Россия», то должна обрываться и строфа. Стихи приобретают зрительную наглядность — и, конечно же, никаких строк для «заполнения провала» придумывать не надо.

Впрочем, иконические эффекты — последнее, за что читатели ценят Мандельштама. В первую голову все говорят о совершенно феноменальных эпитетах и, разумеется, о знаменитой «упоминательной клавиатуре». Непрерывный поиск цитат, отсылок, аллюзий и реминисценций, столь хорошо реализуемый именно на мандельштамовском материале, и ныне остается одним из самых популярных видов гуманитарного спорта. Сформулированная французскими мыслителями концепция интертекстуальности деспотически господствует над умами, день ото дня усиливаясь и довооружаясь новейшими методами и находками. Наиболее оригинальным отечественным изводом этой методы анализа произведений стала теория М. Гаспарова о семантическом ореоле метра¹. Суть ее в том, что при выборе поэтом какого-то конкретного стихотворного размера в памяти читателя неизбежно актуализируются те или иные наборы ассоциаций и устойчивых мотивов, исторически привязанных к метру. (Продолжая оглашать общеизвестные факты, напомню в качестве примеров связь пятистопного хорея с мотивом пути², а куплетов четырехстопного амфибрахия — с мотивом убийства неверной возлюбленной³.) Цитируется, таким образом, не отдельная фраза или строчка, а целый «пучок смыслов».

М. Гаспаров совершил великое дело, колоссально продвинув понимание русского стиха. Его «Метр и смысл» — книга для многих практически настольная («незаменимая», формулирует О. Ронен); жаль, что подобных обобщающих исследований нет пока в области рифмы. Между тем рифма легко может исполнять роль цитаты — как лексически, так и структурно. Например, поэт, применяющий составную рифму (из двух слов), неизбежно делает кивок в сторону Маяковского; если при этом одно из слов окажется предлогом или частицей — отчетливо проступит силуэт Бродского, и т. д. Хорошей иллюстрацией лексического цитирования (на материале популярной культуры) может служить песня Б. Гребенщикова «Московская Октябрьская» (песня из альбома «Кострома mon amor»): «На их грудях блестит французский крем. / Они снуют с проворством крокодила.

1. Гаспаров М. Метр и смысл. Об одном механизме культурной памяти. М.: РГГУ, 1999.[↩]
2. Тарановский К. О взаимодействии стихотворного ритма и тематики // American Contributions to the 5th International Congress of Slavists. Vol. I. The Hague. P. 287-322.[↩]
3. Ронен О. Лексические и ритмико-синтаксические повторения и «неконтролируемый подтекст» // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т. 56. 1997. № 3. С. 40-41.[↩]