«О политике партии в художественной литературе». Материалы совещания в ЦК РКП(б) 9 мая 1924 года. Рубрику ведет Г. Белая

Исследование истории русской советской литературы на сегодняшний день крайне затруднено малой доступностью источников. Процесс размораживания архивов и спецхранов идет крайне медленно. Так же медленно и порой случайно, время от времени, публикуются забытые или малоизвестные материалы. Ликвидировать или по крайней мере способствовать ликвидации этой бреши призвана «Антология русской советской критики», открываемая журналом.

Мы начинаем ее публикацией материалов совещания «О политике партии в художественной литературе», проведенного Отделом печати ЦК РКП(б) 9 мая 1924 года. Это не случайно: именно на этом совещании была сформулирована суть конфронтации между разными противоборствующими силами. Эта конфронтация была шире, нежели спор А. К. Воронского и «напостовцев», как принято думать. В сущности, спор шел о том, каким быть искусству после революции: сохранять ли ему свою специфику в познании мира или подчиниться политике, отождествиться с нею в видении мира и способах его интерпретации.

К середине 20-х годов политика стремилась подчинить экономику, что вскоре предопределило отказ от нэпа и отношение к коллективизации: она подчинила себе историю, которая была сведена к истории крестьянских бунтов и рабочих волнений; она поглотила философию, которая чем дальше, тем больше превращалась в схоластические упражнения «пересмешников Маркса»(А. Лежнев). Дольше всего прямому перенесению категорий политического мышления на искусство сопротивлялась литература.

На первый взгляд дискуссии между критиками журналов «На посту»и «Красная новь»велись о классовости искусства, о писателях-» попутчиках», о кружках и группировках, об отношении к «молодняку»и т. д. На самом деле все это были отнюдь не межгрупповые споры: «организованному упрощению культуры»(М. Левидов), которым занимались Пролеткульт, «напостовцы»и журнал «Леф», противостояла борьба за сохранение искусства как специфической сферы человеческого духа, специфического способа познания мира.

Дискуссии 20-х годов обнаруживают, как нарастало давление вульгаризаторов искусства и как на это реагировали его защитники.

В 1922 году в «Правде»была напечатана статья Н. Осинского (4 июля). «…Отличительной чертой каждого замечательного поэта, – писал Осинский, – является то, что он способен дать сжатую, выпуклую и звучную формулировку значительного или характерного для той или иной группы современников душевного движения». Это относилось, в частности, к А. Ахматовой, в стихах которой Осинский не увидел «революционного чутья», но высоко оценил «честную душу и гражданское сознание». Подчеркивая, что Ахматовой «после смерти А. Блока бесспорно принадлежит первое место среди русских поэтов». Осинский упорно подчеркивал недопустимость отождествления политических и художественных критериев в оценке поэта.

Под знаком такого рода борьбы развивалось наше искусство. Кульминацией этой борьбы, где все уже было названо своими именами, было совещание в Отделе печати.

В 1923 году в статье «От редакции»критики-» напостовцы»еще мягко поучали партию, подсказывая, что партия не может остаться «нейтральной»в вопросах литературы и искусства, что она не должна декретировать «те или иные литературные направления», что речь может идти только о «поддержке»партией литературы.

Но уже в феврале 1924 года появилась статья «Нейтралитет или руководство?», где «напостовцы»с неудовольствием писали о «полнейшем разнобое»в искусстве, об «отсутствии какой бы то ни было линии»со стороны партии. Больше всего их смущало то, что при такой ситуации «каждый отдельный товарищ»действует «на свой страх и риск», то есть имеет внутреннюю свободу.

Эта статья была напечатана в «Правде»с оговоркой, что она публикуется «в дискуссионном порядке».

Красноречивым документом, обнажающим остроту ситуации в литературе тех лет, является письмо группы писателей, присланное в ЦК РКП(б) и зачитанное на совещании. «Мы, писатели, – говорилось в нем, – узнав, что Отдел Печати ЦК РКП организует совещание по вопросам литературной политики, считаем нужным довести до сведения совещания нижеследующее:

Мы считаем, что пути современной русской литературы, – а стало быть, и наши, – связаны с путями Советской, пооктябрьской России. Мы считаем, что литература должна быть отразителем той новой жизни, которая окружает нас, в которой мы живем и работаем, а с другой стороны, созданием индивидуального писательского лица, по-своему воспринимающего мир и по-своему его отражающего. Мы полагаем, что талант писателя и его соответствие эпохе – две основных ценности писателя: в таком понимании писательства с нами идет рука об руку целый ряд коммунистов – писателей и критиков. Мы приветствуем новых писателей – рабочих и крестьян, входящих сейчас в литературу. Мы ни в коей мере не противопоставляем себя им и не считаем их враждебными или чуждыми нам. Их труд и наш труд – единый труд современной русской литературы, идущей одним путем и к одной цели.

Новые пути новой советской литературы – трудные пути, на которых неизбежны ошибки. Наши ошибки тяжелее всего нам самим. Но мы протестуем против огульных нападок на нас. Тон таких журналов, как «На посту», и их критика, выдаваемые притом ими за мнение РКП в целом, подходят к нашей литературной работе заведомо предвзято и неверно. Мы считаем нужным заявить, что такое отношение к литературе не достойно ни литературы, ни революции и деморализует писательские и читательские массы. Писатели Советской России, мы убеждены, что наш писательский труд и нужен, и полезен для нее.

П. Сакулин, Н. Никандров, Валентин Катаев, Александр Яковлев, Михаил Козырев, Бор. Пильняк, Сергей Клычков, Андрей Соболь, Сергей Есенин, Мих. Герасимов, В. Кириллов, Абрам Эфрос, Юрий Соболев, Вл. Лидин, О. Мандельштам, В. Львов-Рогачевский, С. Поляков, И. Бабель, Ал. Толстой, Ефим Зозуля, Михаил Пришвин, Максимилиан Волошин, С. Федорченко, Петр Орешин, Вера Инбер, Н. Тихонов, М. Зощенко, Е. Полонская, М. Слонимский, В. Каверин, Вс. Иванов, Н. Никитин, Вяч. Шишков, А. Чапыгин, М. Шагинян, О. Форш» ¹.

Тем не менее на совещании в ЦК РКП(б) 9 мая 1924 года давление «напостовцев»носило уже открытый характер. Отношениям политики и культуры был придан альтернативный характер. Основными были доклады Ил. Вардина и А. Воронского. Они выражали полярные воззрения на искусство. В докладе Вардина, как заметит читатель, было заметно желание принципиально игнорировать значение художественных критериев при оценке произведений искусства. Самый его язык был языком политики. «Необходима ясность, – говорил он. – Преступно щадить хотя бы малейшие уклоны. Преступно закрывать глаза хотя бы на мельчайшие проявления буржуазной мистическо-реакционной идеологии». Речь шла о «Хулио Хуренито»И. Эренбурга, об «Аэлите»А. Толстого, о Б. Пильняке и вообще о писателях-» попутчиках».Тогда Ил. Вардину еще возражали. Тогда Н. Осинский еще иронизировал над тем, что, по Вардину, литература – «это не художественная, а политическая проблема» ², а Н. Бухарин впрямую смеялся: «Какое дворянское политбюро давало директивы Пушкину, когда он писал стихи?..» ³Тогда А. В. Луначарский поддерживал Воронского и соглашался с ним в том, что «чисто политический»подход «напостовцев»к искусству свидетельствует об их ошибочных позициях. «…Нельзя ставить вопрос о литературной политике, – говорил Луначарский, – не считаясь с особыми законами художества. Иначе мы, действительно, можем уложить неуклюжими политическими мероприятиями всю литературу в гроб, и притом в евангельский «повапленный»гроб, производя это последнее слово от выражения ВАПП. В самом деле, не ясно ли каждому с первого подхода, что произведение искусства политическое, не обладающее, однако, художественными достоинствами, совершенно абсурдно» ⁴. Через полгода Н. Бухарин вернулся к спорам 1924 года и впрямую раскрыл суть притязаний «напостовцев»:»…передайте нам Госиздат на расправу с литературой» ⁵.

Но важно, что вопросы, которые обсуждались на совещании, вышли за границы дискуссий по «текущим вопросам»и приобрели характер теоретического спора. В той или иной мере на теорию искусства и идеологии опирались А. Воронский и А. Луначарский, Л. Троцкий и Н. Бухарин, Вяч. Полонский и Г. Якубовский. Современный читатель не может не заметить, что ни один из выступавших не придумал новой теории. Не скроется от него и то, что теоретические посылки были разными и отнюдь не все из них были продуктивны. Нельзя не видеть, что силы профессиональных критиков уходили не на то, чтобыразвиватьтеорию, а на то, чтобы в условиях «организованного упрощения культуры»сохранять азы искусства, повторять давно известные истины, взяв себе в союзники В. Г. Белинского, защищая его идеи от тех, кто пренебрежительно отбрасывал их как «традиционно-интеллигентское»наследие (Ил. Вардин).

Это относится и к докладу А. Воронского. Воронский, продолжая почти двухлетние споры, настаивал на том, что вопрос о природе искусстваопосредованнопреследует политические цели; что же касается вопроса о собственно искусстве, то нельзя забывать о том, что у него «есть свои собственные методы… есть свои законы развития, есть своя история». А. Воронского поддержали на совещании А. Луначарский, Л. Троцкий, Н. Бухарин, Н. Осинский, Вал. Правдухин. Осинский сказал, что печатать необходимо все произведения, в том числе со «скверной идеологией». Но это не прошло. И в середине 1927 года А. Фадеев открыто признал, что забвение художественных критериев привело к тому, что читатель с большим удовольствием читает переводную и классическую литературу, чем революционную, хотя та привлекает его своими злободневными темами⁶.

В дискуссии, развернувшейся на совещании, часто мелькало имя Г. В. Плеханова. Нельзя не заметить, что из теорий Плеханова критики, придерживающиеся полярных взглядов, используют разные стороны: «напостовцы»взяли от Плеханова упрощенное перенесение законов классовой борьбы на искусство; Воронский опирался на Плехановавпоисках аргументов, которые можно было бы противопоставить «организованному упрощению культуры»(напомним: М. Лифшиц был прав, говоря, что главной целью Плеханова было«восстановление эстетикипосле тогоразрушения,которому она подвергалась начиная с Писарева и кончая более осторожной утилитарной позицией позднего народничества…» ⁷).

Речь Л. Троцкого на совещании вводит нас в гущу споров по вопросам пролетарской культуры. В данном документе взгляды Троцкого на перманентную революцию и судьбы пролетарской культуры нашли характерное, как всегда, ригористически и категорично выраженное воплощение.

К началу совещания мая 1924 года книга Троцкого «Литература и революция»вышла и в виде газетных статей, напечатанных в «Правде», и отдельным изданием. В своей речи, произнесенной на совещании, Троцкий исходил из того факта, что его идеи хорошо известны слушателям. Он широко пользовался такими словами, как «попутчик», напоминая, что «попутчиком»он называет «в литературе, как и в политике, того, кто, ковыляя и шатаясь, идет до известного пункта по тому же пути, по которому мы с вами идем гораздо дальше. Кто идетпротивнас… – продолжал он, – того мы при случае высылаем за границу, ибо благо революции для нас высший закон». Так Троцкий, оперируя политическими критериями, приходил в противоречие со своими словами о том, что «художественное творчество данной эпохи представляет собою очень сложную ткань…»и что нельзя искусство подгонять под публицистику. Внутренняя противоречивость Троцкого, говорившего об искусстве жестким языком политики, выявилась в его выступлении с большой ясностью.

В материалах совещания читатель найдет много и других тем. Нельзя не обратить внимание на попытку «напостовских»критиков создать «управляемую литературу», на объяснение того, почему в середине 20-х годов вспыхнули споры об интуиции и бессознательном, и др. Речь шла о судьбах искусства,ипубликуемые материалы показывают, как рано началось наступление на его свободу и как оно сопротивлялось, деформируясь, содрогаясь в тщетных усилиях сохранить свое первородство.

В дискуссии приняли участие также Н. Осинский, Ф. Раскольников, Вяч. Полонский, Л. Авербах, Г. Якубовский, Я. Яковлев, К. Радек, В. Плетнев, С. Родов, А. Луначарский, А. Безыменский, Н. Мещеряков. П. Керженцев, Д. Рязанов, Демьян Бедный.

Тексты выступлений печатаются по сборнику «Вопросы культуры при диктатуре пролетариата»(М. -Л.,1925) с соблюдением норм современного правописания.

Начиная публикацию материалов под общим названием «Антология русской советской критики», хотелось бы заметить, что несмотря на разнохарактерность подготовленных к публикации материалов, они и впредь будут внутренне объединены мыслью о двух моделях искусства при социализме и – соответственно – о борьбе сторонников «казарменного социализма»за «организованное упрощение культуры»с теми, кто выступал «в защиту эстетики».

 

ДОКЛАД А. ВОРОНСКОГО

Я предварительно должен сделать два замечания. Первое: ввиду того, что настоящее совещание, как я его понял, имеет в виду главным образом вынести ряд практических решений, я почти не буду останавливаться на наших теоретических разногласиях и коснусь их постольку, поскольку это необходимо. Во-вторых, я намеренно ограничу свой доклад рамками дискуссии, хотя я и считаю эти рамки в значительной мере условными и даже искусственными; но так уже сложилась сейчас литературная жизнь, что приходится ограничиваться этими рамками. Перехожу к докладу.

Я считаю, что основной вопрос, который подлежит обсуждению настоящего совещания, – это вопрос о том, есть ли у коммунистической партии какая-нибудь руководящая линия в вопросах современной литературы. Некоторые товарищи полагают, что такой линии у нас нет, что у нас существует неразбериха, неопределенность, разброд, благодаря чему каждый товарищ действует на свой риск и страх. Я полагаю, что это мнение совершенно неправильно. Руководящая линия у партии была и есть, и эта руководящая линия, по моему мнению, за все это время сводилась к следующему: партия вела самую решительную борьбу с нашей внутренней и внешней эмиграцией в области литературы; партия оказывала содействие всем революционным группам, стоявшим на почве Октября; она не делала своим направлением направление какой-нибудь отдельной группы: она оказывала активную помощь, когда видела, что та или иная группа работает и стоит на точке зрения Октябрьской революции; партия не вмешивалась и давала полную свободу художественному самоопределению. Я думаю, что главное, чем руководились мы, практические работники, в вопросах литературного порядка, сводилось к этим основным положениям.

Почему партия заняла такое положение? Нужно иметь в виду, что наша страна – страна мужицкая, крестьянская, сермяжная, аржаная, и это в громадной степени накладывало и будет накладывать долгое время свой отпечаток на всю нашу общественную жизнь и, в частности, на нашу литературу. Возьмем еще один момент, возьмем рабочих. Они тоже имеют довольно прочные корни в крестьянской среде. Они связаны с крестьянством либо по окружающей обстановке, либо по происхождению. Поэтому естественно, что как только у нас началось литературное оживление, как только у нас пошли новые молодые-писатели, – у нас совершенно ясно и отчетливо обрисовался крестьянский, мужицкий уклон. Я говорю не только о «попутчиках». Я говорю также и о пролетарских писателях, ибо и к пролетарскому писателю тоже должно быть отнесено сказанное об уклоне.

Если бы мы попытались серьезно рассмотреть поэзию и в особенности прозу наших пролетарских писателей, мы бы совершенно ясно и отчетливо увидели этот уклон. Дальше, посмотрим на самое состояние нашего пролетариата и коммунистической партии. Пролетариат взял власть, не овладев предварительно наукой и искусством, и он не мог этим овладеть. Его положение радикально отлично от положения буржуазии. Мне не нужно перед настоящим собранием развивать эту мысль, это – твердо установленное положение. Кроме того, наш пролетариат вышел страшно ослабленным из гражданской войны. Наша коммунистическая партия и в прошлом, и в своем настоящем не могла заниматься много вопросами искусства, она уделяла искусству только минимальное внимание. Ее ум, ее талант, ее силы ушли и уходят в политику.

Благодаря этому и ряду других обстоятельств, которых я сейчас не могу коснуться, у нас создалось такое положение, что, вместо мощного потока писателей-коммунистов или рабочих-писателей, мы имеем ряд отдельных литературных кружков.

Эти литературные кружки вносили и вносят свое, иногда очень значительное, в современное искусство, но они шли и идут своей дорогой, намечают свои собственные пути, они в целом все же не охватывают всего литературного потока, и часто в них преобладает кружковой дух.

Исходя из того положения, что у нас страна крестьянская, что молодой советский писатель поэтому пошел у нас с мужицким креном, что наш пролетариат и партия заняты главным образом непосредственной политической борьбой, что в среде пролетарских писателей у нас царит часто кружковой дух, – исходя из этого, партия не становилась на точку зрения того или иного направления, а оказывала содействие всем революционным литературным группировкам, осторожно выпрямляя их линию.

Дальше, если мы перейдем к вопросу о самом искусстве, о самой природе искусства, то и с этой стороны совершенно ясно, почему партия не стала, не могла стать на точку зрения какого-нибудь одного течения.Искусство по природе своей, как и наука, не поддастся такому легкому регулированию, как некоторые иные области нашей жизни. У искусства есть свои собственные методы, как и у науки, у него есть свои законы развития, есть своя история. В новом, пооктябрьском искусстве еще все в будущем, все в переплавке, в начале, вчерне, многое не ясно, не обнаружено. Это обстоятельство тоже диктует нам осторожный подход.

Если мы сейчас возьмем наши кружки, то совершенно ясно.

что ни один из существующих кружков не мог удовлетворить коммунистическим взглядам: ни «попутчики»с их мужицким креном, с их чрезвычайной теоретической путаницей, ни «Октябрь», ни «Кузница», ни литературные организации Комсомола, которые возникают, – все они не являются организациями, о которых партия могла бы сказать: вот литературное течение, от которого мы в настоящее время отправляемся. Партия заняла позицию содействия революционным группам, не становясь на точку зрения какой-нибудь определенной литературной группировки.

Мне, как практическому работнику, нужно отметить настоящему собранию то, что достигнуто в области искусства за эти годы. Для меня не подлежит ни малейшему сомнению, что наша работа на литературном поприще дала значительные результаты. В настоящий момент литература стала серьезнейшим общественным фактором, который вычеркнуть из жизни нельзя. Удельный вес литературы велик и с каждым месяцем возрастает. Доказательством тому служит хотя бы настоящее собрание, состоящее из весьма ответственных наших работников-коммунистов; оно показывает, что то, что в настоящий момент делается в литературной области, привлекает внимание широких кругов наших товарищей. И количественно, и качественно наша литература возрастает с каждым днем, и с совершенно спокойной уверенностью можно сказать, что в ближайшие годы – это так ощущается по всему – у нас будет такой расцвет литературы, такая литература, которой мы давно уже не имели. У нас будут свои классики, своя революционная, большая, здоровая литература. В этой области мы достигли наибольших результатов. Перед тем, как идти на это собрание, я приблизительно подсчитал художников, которые с нами, иногда худо, а иногда и хорошо, но, во всяком случае, довольно прочно начали работать.

Я перебрал разные группы. Вот, например, старики: М. Горький, А. Толстой, М. Пришвин, В. Вересаев, Шагинян, Вольнов, Подъячев, Ольга Форш, К. Тренев, Никандров и др.

Молодые писатели, которые выдвинулись в революцию (молодые «попутчики»): Бабель, Всев. Иванов, Пильняк, Сейфуллина, Леонов, Малашкин, Никитин, Федин, Зощенко, Слонимский, Буданцев, Есенин, Тихонов, Клычков, Орешин, Вера Инбер, Ефим Зозуля, Катаев и т. д.

Футуристы: Маяковский, Асеев, Пастернак, Третьяков.

Пролетарские писатели и коммунисты: Брюсов, Серафимович, Аросев, Касаткин, Сергей Семенов, Свирский, Казин, Александровский, Ляшко, Обрадович, Волков, Якубовский, Герасимов, Кириллов, Гладков, П. Низовой, Новиков-Прибой, Макаров, Дружинин и т. д.

Я перечислил только те группы, которые связаны с «Красной новью»(за исключением футуристов), и совершенно не касаюсь группировок, связанных с другими кругами, напр[имер], с «Октябрем». У них есть собственные достижения и свои собственные литературные имена. То обстоятельство, что вокруг нас сорганизовалось такое количество литераторов, которые с нами работают и все больше и больше срабатываются с нами, указывает на большую положительную работу, которую мы в этой области проделали. Я не хочу преувеличивать, что здесь достигнуты результаты окончательные, но само собой разумеется, что в этой области таких результатов в настоящий момент достигнуть и нельзя.

Теперь об идеологии. И в этой области достигнуты тоже результаты довольно значительные. Я не имею возможности касаться эволюции отдельных писателей, но ясно, что общая эволюция художников слова в нашу сторону. Это о «стариках»и тех «попутчиках», с которыми раньше было трудно работать, а теперь стало гораздо легче.Говорят, что такая работа по привлечению весьма пестрой массы литераторов привела Воронского и иже с ним к пленению буржуазией. Все это очень дико звучит. Считать в настоящий момент, что такие «старики», как Горький, Толстой и т. д., пленили нас, могут только люди в совершенно горячечном состоянии. Дальше. Что есть буржуазность? На настоящем собрании, к сожалению, нельзя подробней поговорить об этом. Считают буржуазной «Аэлиту», а недавно я беседовал с тов. Зиновьевым, и он сказал, что это – весьма полезное произведение и ценное. «Буржуазностью»считают «Автобиографические рассказы»Горького. С другой стороны, если мы серьезно поставим вопрос о буржуазности, то будет очень большой вопрос, что такое буржуазность. Я думаю, что она, эта самая буржуазность, очень часто прикрывается левыми лозунгами и словами. Считаю, что то, что сейчас пишут в «Горне», есть настоящее извращение марксизма и художественная ревизия его.

Когда заявляют устами тов. Арватова⁸, что неправильно искусство производить от различных идеологических надстроек, а надо прямо связывать его с производством, то я не знаю, есть ли это буржуазность, но знаю, что здесь идет борьба с Плехановым во имя шулятиковщины. У нас проповедуют и советуют выбросить классиков за борт современности, в то время как перед рабочим классом стоит задача научить массу крестьян и рабочих читать и понимать Пушкина, Толстого, Горького. Буржуазность это или нет? Буржуазность или нет, когда ведут борьбу против искусства как особого метода чувственного познания жизни и выдвигают теорию жизнестроения, противопоставляя его жизнепознанию, – теорию насквозь субъективную, а следовательно, и идеалистическую?

Так что вопрос этот чрезвычайно спорный, и очень может быть, что за страшными фразами о том, что Воронский пленен, а Вардин находится в счастливом соответствии с тов. Чужаком и многими другими «чужаками», и кроется настоящая буржуазность. Затем говорят, что у Воронского нет классовой точки зрения. Конечно такой «класcовой»точки зрения, которую проводит «На посту», у нас нет, но если поставить вопрос иначе, тогда мы еще посмотрим.

Как у нас происходит дело с «попутчиками» ? Какое основное требование мы предъявляем «попутчикам»в нашей работе с ними? Мы знаем, что революцию, особенно в первые годы – 21-й и 22-й, они изображали преимущественно как торжество мужицкой стихии, не понимая или недостаточно оттеняя организующую, дисциплинирующую, руководящую роль пролетариата. Кроме того, хорошо видя нашу русскую революцию в ее национальном разрезе, они часто не видели ее интернационального характера. Отмечая и исправляя эти и иные их недостатки, мы к таким «попутчикам»подходим с определенным требованием: работают ли они в пользу союза рабочих и крестьян? И если мы видим, что в конечном счете работа того или иного художника имеет такое значение, что она содействует союзу города с деревней, что она направлена в пользу смычки пролетариата и крестьянства, мы очень многое прощаем такому художнику. Я считаю, что подобная работа полезна с точки зрения пролетариата, и полагаю, что она способствует созданию пролетарской литературы. В том-то и дело, что создание пролетарской литературы – это процесс, такая литература не делается и не рождается сразу. Пути ее роста и развития сложны и иногда запутаны.

О пролетарских писателях. Глубоко уверен, что у нас из рабоче-крестьянских низов, из рабочих, из различных других организаций, из университетов, из Красной Армии идет новый писатель. Идет писатель из каких-то глухих углов, из провинции, – вот этот писатель кровью своей и своим бытом связан с рабочим и крестьянином – пока, впрочем, больше с крестьянином. Что этот писатель безусловно займет главное место, что на него нужно ориентироваться и ему помогать, – в этом у нас нет никаких разногласий с пролетарскими писателями. Нет сомнения и в том, что в лице некоторых своих представителей так называемая пролетарская литература достигла заметных результатов (Казин, Александровский и др.).

Если, тем не менее, у нас и происходят разногласия с современными пролетарскими писателями, то нужно выяснить, в чем тут дело. Очень легко давать отвлеченные, абстрактные определения.

1. «Вопросы культуры при диктатуре пролетариата». Сборник, М. – Л., 1925, с. 137.[↩]
2. Там же, с. 73.[↩]
3. Там же, с. 112.[↩]
4. »Вопросы культуры при диктатуре пролетариата», с. 114. [↩]
5. Там же, с. 148.[↩]
6. См.: «На литературном посту», 1927, N 12, с. 3[↩]
7. Мих.Лифшиц, Очерк общественной деятельности и эстетических взглядов Г. В. Плеханова. – Вкн.:Г. В.Плеханов, Эстетика и социология искусства, в 2-х томах, т. 1, М., 1978, с. 46 – 47.[↩]
8. Имеется в виду основная теоретическая идея Б. Арватова, варьировавшаяся в его книге «Искусство и классы»(М. -Пг., 1923) и статьях «Контрреволюция формы»(«Леф», 1923, N 1); «Речетворчество»(«Леф». 1923, N 2), «Маркс о художественной реставрации»(«Леф», 1923. N 3) и др.[↩]