О «человеке дела», его «духовном потенциале»

Рубрика «Научно-техническая революция – литература» вот уже много лет не сходит с газетных и журнальных полос. Этой проблеме посвящены многочисленные «круглые столы», семинары, совещания. Я попытался однажды как-то систематизировать громоздящийся материал, наметить основные вехи – и бросил это занятие: вех получилось не меньше, чем участников.

И все же одно направление хотелось бы выделить. Наиболее, пожалуй, предметное, постоянное, многолюдное, горячее. Консолидации сил на этом направлении и одновременно их поляризации (в оценках, подходах) способствовала и литература. Я имею в виду прежде всего пьесу И. Дворецкого «Человек со стороны». Сейчас, когда оглядываешься назад, хочется сказать: если бы пьесы не было, ее следовало бы выдумать коллективными усилиями. Со всеми ее просчетами, которые ныне во многом представляются неизбежными.

Пьеса появилась в самый разгар широкой дискуссии о проблемах управления, когда многим представлялось, что руководитель, «по компетентности своей и психологической сложности адекватный возрастающей объективно сложности системы» (формула одного оратора-социолога), и есть тот самый давно искомый рычаг, с помощью которого можно «перевернуть мир», разом разрешить назревшие социально-экономические преобразования.

В том, что мы ощущаем острую нехватку советских «менеджеров» на всех уровнях хозяйствования и планирования, начиная с предприятия (участок, цех, завод в целом) и кончая министерством, плановыми органами, никто не сомневался.

Искусству, литературе этот момент оказался чрезвычайно близок уже потому, что напрямую выводил художников на одну из центральных проблем – проблему героя, фокусирующего дух времени, чаяния эпохи. На какое-то время нарицательным сделалось не только имя героя пьесы И. Дворецкого, инженера Чешкова: не раз и не два ловил я себя на том, что в классификации его противников танцую от его же имени: Античешковы.

Взмыв на волне определенной общественной потребности, пьеса внесла свой вклад и в подготовку очередного этапа общественного сознания, на фоне которого отступила, поблекла сама, но дала распуститься весьма многочисленным подражаниям в прозе, кино, драматургии.

«Чем отличен Чешков от Бахирева? – вопрошал в своем письме в редакцию «Советской культуры» инженер В. Бученик, раздосадованный, даже возмущенный нашествием бледных, механических подражаний Чешкову, его кино- и телевариантов. – Замшевой кепкой и кожаной курткой?.. При чем же здесь НТР? Да притом, что волею авторов Чешков стал добросовестным компонентом системы «машина-человек-машина». Он ее только не цель НТР, не только не участник НТР, но – звено. Не больше! И груз, который мог нести Бахирев 20 лет назад, не по плечу сегодняшнему его двойнику. Представьте себе Чешкова, задумавшегося над тем, что волновало» например, Ивана Карамазова. Вы улыбаетесь? Не получается? И не получится!

Мне думается, что Чешков всегда дает ответы правильные, но частные и сиюминутные. А сиюминутность – далеко не современность. И деловитость Чешкова перерастает в ограниченность».

Инженер В. Бученик не одинок в своем недоверии к Чешкову как к типу, образу, да еще – эпохи НТР.

Если многие критики, писатели увидели в пьесе «фундаментальный конфликт современности», характер, знаменующий новую эру «безусловной рационалистичности и научно обоснованной организации труда» (Л. Аннинский), «социальный тип времени» (Ф. Чапчахов), к тому же высоконравственный и одухотворенный (Ф. Кузнецов), то социолог Ф. Бурлацкий, например, решительно объявил, что ему «с социальной точки зрения этот герой-одиночка неинтересен… Не такому герою суждено стать носителем прогрессивных начал в организации производства…». Главный инженер завода «Манометр» А. Нагаткин, выступая за «круглым столом»»Вопросов литературы», выразил сомнение в прогрессивности явления Чешковых. «Оно (явление это. – Б. А.) не устраивает меня с экономической точки зрения… Чешков, как руководитель… незрел, более того – безграмотен».

Неожиданный оборот для критиков, упирающих на рационалистичность, на «экономичность» Чешковых, не правда ли?

Настоящие заметки – попытка разобраться в «феномене Чешкова», в его периодических рецидивах, частично – в литературном материале, заполняющем вакуум, образованный отступлением Чешкова, в степени его, этого материала, закономерности.

Редакционный комментарий к письму инженера В. Бученика, справедливо взывая к типажу, который соответствовал бы потребностям НТР не только внешними признаками, но и «самой своей глубокой, нравственной сутью», вместе с тем считает странным, например, сопоставление Чешкова с Иваном Карамазовым или с парикмахером Тютюриным (фильм «Неисправимый лгун»), которого интересуют не клиенты, как положено, а люди вообще. Тут есть о чем подумать… Почему Чешков не может задаваться вечными вопросами, терзавшими Ивана Карамазова? Почему не может отступитъ от «безусловной рационалистичности» и не увидеть в один прекрасный день в клиенте человека?.. «Понимаю, что сейчас, в условиях НТР, громадную роль играет отличное владение своей профессией, умение бистро принимать решения и т. д. Но что все это стоит без прочной нравственной основы?» – размышлял-вопрошал В. Бученик в своем письме.

И не хочешь, а все-таки вспомнишь Достоевского: «Не верю я… телегам, подвозящим хлеб человечеству! Ибо телеги, подвозящие хлеб всему человечеству, без нравственного основания поступку, могут прехладнокровно исключить из наслаждения подвозимым значительную часть человечества, что уже и было…» Скоро сказка сказывается…

…Прежде чем объединиться, необходимо размежеваться. Спору нет; некоторые специалисты, молодые и постарше, неохотно становятся управляющими. Это относится в особенности к самому основанию так называемой индустриальной вертикали: мастерами, начальниками участков до сих пор сплошь и рядом выступают практики с несколькими классами образования, с десятилетиями трудового стажа.

Чем это объяснить? Только ли в недостатке квалификации, образования, только ли в нежелании работать с людьми дело, как это утверждают некоторые исследователи?.. Это ли главное?

«- Я на себе детали таскал. Станочников от операции ведь не оторвешь: они план дают. Люди видели, что я стараюсь, не гнушаюсь никакой работой черной, несмотря на диплом инженера, сочувствовали, народ у нас добрый, хороший, но мне-то от этого не легче было. Разве для того меня учили?..

– Он хоть ко мне старается и не приближаться, я все равно вижу, в каком он состоянии. У меня на эти дела глаз-ватерпас. Отвел его в сторонку и деликатно так: «У нас ведь производство, не «Голубой Дунай», себя не жаль, обо мне подумай, с меня, мастера, случись что, первый сирое…» На другой день гляжу – не подействовало. Как тут быть? Оставить без внимания? Нельзя. Какой после этого авторитет у меня? Жать на него? Он сразу: давай расчет. И завтра же, какую характеристику ему ни дай, работу себе найдет. У нас в городе некоторые начальники цехов специальных замов по кадрам себе завели, чтобы квалифицированных рабочих у соседей переманивать. Он уйдет, а мне что? Зубы на полку? Где я ему замену найду?.. Общественность?.. Подходил к нему и с общественностью. А он: «Ты мне на сознание не дави, работу лучше давай». И все, нам и крыть нечем. Начало месяца, спячка, работы стоящей нет, самому впору запить…»

Это из бесед с управляющими, с которых и начинается индустриальная вертикаль, из которых, собственно, и вырастают истинно компетентные директора заводов, генеральные директора производственных объединений и т. д.

Один, с Львовского телевизионного завода, ко времени нашего разговора еще оставался в мастерах, другой, ростсельмашевец, уже перешел в лабораторию. И не потому, что разочаровался в людях, в своих качествах специалиста, организатора, воспитателя. Будучи уже в лаборатории, «горел» на комсомольской работе, слыл одним из лучших общественников завода. А потому как раз, что побоялся эти качества растерять.

Герой повести А. Черноусова «Практикант» с презрением и негодованием, (тоже симптом) смотрит на главного инженера завода, пришедшего в цех небритым, в мятом костюме. Но больше всего возмущает практиканта то, что главный инженер призывает людей к тому, чему он, специалист, организатор, должен всячески противостоять, – к штурму. Внешним видом хочет как бы разжалобить людей, «уговорить» их хоть таким образом рвануть, дать в оставшуюся неделю 60 процентов месячного плана.

Такая шкала ценностей молодого рабочего, без пяти минут инженера, тоже объективный фактор своего рода, как будто открывающий Чешковым «зеленую улицу». Но ступить на эту улицу, несмотря на всю ее очевидность, не так-то просто.

На одном из украинских заводов социологи провели опрос. Выяснилось, что мастер участка является всего лишь формальным лидером коллектива. Да, давно на заводе, но семь классов образования, ловчила, хват, любит выпить, среди рабочих есть «любимчики» и «нелюбимчики», подхода к людям не имеет, специалист неважный. Симпатии подавляющего большинства рабочих были отданы отличным специалистам, чутким, отзывчивым товарищам, людям образованным, начитанным, среднеобразовательный балл у коллектива был значительно выше, чем у мастера.

Положение было явно ненормальное. Ослабление формального лидерства создавало условия для много» лидерства, для расцвета сверхмалых групп, формальные отношения противостояли неформальным, многие технические и нравственные вопросы решали неформальные лидеры, но, не имея формальной власти, решали подчас без должной ответственности.

Как исправить эту ситуацию? Путем выборов, которые многим в данных условиях представлялись даже и необязательной процедурой: коллектив по существу уже высказался,

И вот выборы. И что же? Подавляющее большинство проголосовало за старого мастера. За практика.

Конечно же, группа отлично сознавала, что неформальный лидер сумел бы произвести прогрессивные изменения на участке, способствовал бы оздоровлению психологического климата, – и это замечательно, но группа знала, помнила и другое: план, заработки в гораздо большей степени определяются иными факторами – снабжением, умением мастера «ладить» с начальством и с соседями, его ловкостью, изворотливостью, пробивной силой, наконец…

Самое поразительное, что интересы «низов» здесь удивительнейшим образом, как показали социологические исследования, переплетаются с интересами «верхов».

Да, любой хозяйственник согласен с тем, что неправильно это, особенно сейчас, в условиях научно-технической революции, особенно в наших условиях, когда сотни тысяч молодых людей, передовых рабочих оканчивают ежегодно вузы и техникумы, делать ставку на практика, но… Практик тянул двадцать, тридцать лет и еще потянет. Надо соседей подтолкнуть – побежит, растолкает. Надо заготовку на себе приволочь – приволочет; надо запасец про черный день сделать – сделает; надо за гуляющий станок стать – станет; надо c нарядами похимичить – и это сумеет…

А что такое инженер, специалист?.. Вот он годик на себе детали поносил и взвыл, в лабораторию запросился. А другой и в рассуждения ударится: для того ли меня учили?.. А планы, между прочим, рассуждениями не вытянешь, они потом и кровью даются.

Видите, как все непросто. С одной стороны, вполне объективная, насущнейшая потребность в энергичных, грамотных, талантливых управляющих, и они – налицо, тут же, под рукой, а с другой – давление, не людей, нет, не Плужиных и Античешковых (с людьми, настаиваю, хотят работать все или почти все), – обстоятельств, столь уплотненных порой, что Чешковым, при всем их напоре, при самом горячем и искреннем желании, не так-то легко и втиснуться, закрепиться. А и удастся, то из управляющих они нередко превращаются в управляемых, каковым и предстает перед нами главинж «Практиканта».

«- Любое планирование, любое усилие наладить ритмичность… упирается, в конце концов, в рабочего, в снабженца, в мастера. Все бы хорошо, а он, сукин сын, Иванов-Петров, сегодня напился, назавтра, с похмелья, тоже не работник. А выгнать Иванова-Петрова мы не можем. Вы поглядите, сколько станков у нас пустует!.. Иванов-Петров это прекрасно понимает и наглеет: попробуй меня выгнать!..

– Но и среди руководителей есть такие Ивановы-Петровы, – сказал Гена. – И от вас многое зависит. Если не все… Вы, конечно, знаете, что такое автоматические системы управления?..

– Ну, положим…

– А если знаете… так почему же не внедряете АСУ? Ведь электронно-счетная машина за секунду переварит вам тысячи фактов информации и выдаст оптимальное решение…

– Э, бросьте вы мне… – с досадой отмахнулся от Гены главинж. – АСУ, АСУ! Да никакая АСУ, уверяю вас, не сможет учесть, предсказать, что Иванов-Петров завтра во время рабочего дня перелезет через заводскую стену и сбегает в гастроном за бутылкой портвейна…

– Извините, товарищ главный инженер… – негромко сказал тогда Андрюха. – Я хотя и плохо знаю философию, но все сваливать на Иванова-Петрова – это не идеализм ли получается? А?

Главинж глянул на Андрюху как на пустое место и даже ответа не удостоил».

Ну как тут не вспомнить заколдованный круг, «колесо», перед которым в сумрачном и досадливом недоумении затопталась на заре своей наша «деревенская проза» и который в свое время так детально проанализировал И. Виноградов. Яркий, убедительный образчик, между прочим, социологической критики, на недостаток которой мы не устаем сетовать.

«Чтобы наладить дело в колхозах, необходимо покончить с «борзовщиной», не дающей возможности колхозам развиваться и подниматься. Но чтобы покончить с «борзовщиной», нужно сначала наладить дело в колхозах, добиться того, чтобы колхозники и без «подталкиваний» делали свое дело…» ¹

Логика некоторых художественных произведений и критических размышлений такова: поскольку все дело в Античешковых (Борзовых), то надо потеснить последних Чешковыми, людьми, способными внести порядок в беспорядок.

Увы, скоро сказка сказывается… Если обратиться к жизни и к литературе, ее отображающей, то обнаружится, что разграничить социальные типы, которыми мы оперируем, разобраться в них, определить, где Чешков, где его антиподы, совсем не просто. Сам Чешков и то срывается. «Садитесь на них. Возьмите их за горло», – командует он однажды. Правда, тут же поясняет, что это от бессилия, «потом мы никогда не будем разговаривать на таком языке», но сколько мы уже слышали таких обещаний! Где гарантия этому «потом»? Сохранят ли люди веру в другой язык, понаслушавшись этих «возьмите их за горло», испытав на практике, что это такое? А сам Чешков?.. Не станет ли «такой язык» его основным, родным, и не забудется ли тот, оставленный на «потом»?

КТО ЕСТЬ КТО?

Прежде чем искать выходы из круга, посмотрим, как складываются отношения людей внутри него, какие черты характера круговорот этот развивает, какие глушит, какого героя выдвигает на первый план.

«Отчитывался начальник сборочного. Отставание было в восемь машин. Грачев кричал, начальник цеха сборки, стараясь скрыть дрожь толстых пальцев, усиленно прижимал ими к столу тоненький листок сводки.

– Сделаем, Петр Григорьевич, сделаем…

– Чугунолитейный должен дать в этом месяце шесть тысяч тонн.

Важник сказал:

– Сборке нужна мелочь. На мелочи я не наберу шесть тысяч тонн.

– Будут шесть тысяч тонн? – В голосе Грачева слышалось предупреждение, но Важник упрямо его не замечал.

т- Если не будет номенклатуры. Я сделаю шесть тысяч, но сборка моторов станет…

– Я вам приказываю (подчеркнуто мной. – Б. А.) дать шесть тысяч тонн.

– Не могу, Петр Григорьевич. – Важник нащупал в кармане аккуратно сложенную бумажку.

– Я при-ка-зываю.

Важник молча положил на стол заявление. Грачев взорвался. Захлебнулся, застучал по столу кулаком:

– Улизнуть хочешь? Развалил цех и сматываешься? – Он скомкал и швырнул заявление на пол. – Не получится! Я увольняю вас, Важник, как не справившегося с работой! По статье сорок семь «в»!

Важник оглядел всех. Головы опущены. Он нагнулся, поднял заявление и, разгибаясь, почувствовал резкий, знакомый укол в поясницу… дикая, оглушающая боль перехватила дыхание».

Это из повести А. Каштанова «Заводской район». Чешков и Античешков?.. Не будем спешить с выводами.

До злосчастного этого совещания Важник долго гонялся за директором, восемнадцать писем ему написал: «у меня… предложения есть, решать надо, решать!..».

Грачев от разговора всячески уклонялся. Не потому, что жалел время, а потому, что знал положение (плохое снабжение, нехватка людей) не хуже Важника, а выхода не видел. Увы, не из-за своей некомпетентности – тоже изучал науку управления, – а потому, что неизвестно было, к чему ее, эту компетентность, прикладывать: все силы, время уходили на сшивание концов с концами, на то, чтобы вытянуть план.

В разговоре с глазу на глаз Грачеву поневоле пришлось бы беспомощность Важника принять на себя, а это всегда неприятно, делу к тому же не поможет. На совещании же сантименты разводить некогда, нельзя, много их, Важников таких, набежит сразу. Тут «разговор» может быть только один: не обеспечил – поди вон.

И нетрудно уже представить, какой человек придет на место Важника. Выбирать, взвешивать, изучать его совместимость с коллективом (а это тоже по науке управления полагается, не так ли?) – некогда, да и незачем, главное, чтобы в кратчайший срок вытянул, выдернул план. Тем более и замена тут, под рукой. Главный металлург Щемчак. Важник с цехом сросся, это его цех, больно производству – больно Важнику, а Шемчак – временщик, цех нужен ему, чтобы сделать докторскую и уйти в институт. И если Важник, как ни трудно ему приходится, пытается думать о завтрашнем дне, не своем – цеха, отсюда и сопротивление тайное сомнительным экспериментам главного металлурга, то Шемчаки живут только для себя, только одним днем – выжать из него, из этого дня, максимум возможного в кратчайшие сроки и перескочить дальше, выше.

1. И. Виноградов, В ответе у времени, «Советский писатель», М. 1966, стр. 131.[↩]