О «Братьях Карамазовых»

Публикуемая статья Н. Берковского (1901 – 1972) о романе «Братья Карамазовы» – фрагмент более обширной работы, написанной, автором по поводу спектакля Московского Художественного театра, показавшего в 1960 году новую инсценировку последнего романа Достоевского,

Театральная интерпретация знаменитого романа, с которой критик далеко не во всем был согласен, побудила его «заново пересмотреть реальное и философское содержание «Карамазовых», и Н. Берковский выполнил это намерение со свойственной ему широтой взгляда на предмет, масштабностью обобщений и литературным блеском, отличавшим и другие его работы.

Выдающийся филолог, знаток истории русской и западноевропейских литератур, оригинальный теоретик и художественный критик, сохранявший до конца дней живой интерес к современному искусству, Н. Берковский умел и любил возвращаться к «вечным спутникам», к классическим созданиям прошлых эпох ради самых насущных сегодняшних задач искусства.

На Достоевском и его творчестве сошлись важнейшие направления интересов Н. Берковского – ученого и критика: изучение философско-эстетических проблем европейского реализма и романтизма, размышления о мировом значении русской литературы, внимание к проблемам литературы и театра в их взаимодействии. Автор «Братьев Карамазовых» оказался как бы в фокусе этих творческих интересов; причем взгляд с разных сторон и под углом зрения назревших теоретических проблем позволил ученому многое по-новому увидеть и оценить в творчестве великого писателя.

В книге «О мировом значении русской литературы», созданной сразу после Отечественной войны и опубликованной лишь посмертно, тридцать лет спустя, Н. Берковский одним из первых в нашей науке предпринял попытку определить национальное своеобразие русской литературы XIX века, исходя из европейского художественного опыта. «Откликался ли Запад на Тургенева; Толстого, Достоевского, это был отклик на Россию, – писал Н. Берковский, – в каждом писателе искали не столько его самого, сколько нацию и культуру, породившие его» ¹.

С особым вниманием отнесся тогда Н. Берковский к тем призмам, сквозь которые Запад смотрел на русскую литературу, воздавая должное ее могущественному художественному влиянию. Среди множества отзывов западных критиков и писателей, систематизированных в книге, Н. Берковский привел, в частности, характерное мнение автора английской монографии о Достоевском Миддлтона Мэрри, выражавшее некое общее самочувствие западноевропейской эстетической мысли начала XIX века: «В одной лишь русской литературе можно услышать трубный глас нового слова. Остальные писатели остальных наций всего лишь играют у ног этих гигантов, Толстого и Достоевского, потому что, хотя мир и не знает этого, некая эпоха человеческого сознания приходит к своему концу вместе с ними» ².

И прозорливые догадки некоторых западных авторов относительно природы русского романа – романа Достоевского и Толстого в первую очередь, – и характерные ошибки, из которых складывалась на Западе мифология русской истории и культуры, были не только изучены, осмыслены и объяснены Н. Берковским. Он в какой-то степени и прокорректировал этот взгляд на нашу культуру извне, развив собственную концепцию исторического и национального своеобразия русской художественной мысли XIX века.

Пусть кое-какие детали этой концепции, некоторые формулы сопоставления и разграничения разных культур покажутся нам сегодня чрезмерно жесткими или спорными. Не эти полемические заострения, объяснимые временем создания работы, определяют ее характер и пафос. Книга Н. Берковского «О мировом значении русской литературы» во многих отношениях и сегодня остается образцом историко-теоретического исследования, замечательным опытом концентрированного суждения о глобальных проблемах художественного творчества.

Одно из самых крупных достоинств этой давней работы – развитие взгляда на Достоевского как явление эпохальное, непреходящее, возрастающее в своем значении вместе с ростом эстетического и этического сознания человечества. Этой своей стороной концепция Н. Берковского явным образом противостояла попыткам принижения роли великого художника и мыслителя, – и, вопреки нигилистическим тенденциям по отношению к Достоевскому, весьма влиятельным в послевоенном литературоведении, – взгляд ученого намного опередил свое время. При этом Н. Берковский не поддавался искушениям обратного порядка, он всегда был противником антиисторической идеализации наследия Достоевского.

Прекрасно осведомленный в специальной литературе о Достоевском, Н. Берковский не только подтвердил или уточнил многие ее выводы, но высказал и вполне оригинальные суждения об особенностях структуры романов Достоевского, о своеобразии их поэтики и стиля. Н. Берковский по-своему развил мысль о драматической природе романов Достоевского, связав это их структурное свойство с особенным, импровизационным началом, которым так или иначе наделены почти все его персонажи. «Достоевский вкладывает в своих героев начало импровизации, – утверждал Н. Берковский, – они творят самих себя на глазах у зрителя, они не менее зрителя способны удивляться, какое слово у них вылетело, и какой поступок они только что совершили» ³.

Нельзя не обратить внимание, что некоторые идеи Н. Берковского были не то чтобы подсказаны, но стимулированы театром и актерским воплощением героев Достоевского на сцене. Вторая, театральная жизнь этих героев, освещенная неожиданными и оригинальными импровизациями сценического действия, побуждала критика к новым размышлениям о сути этих характеров и проверке их всей полнотой авторского замысла, реализованного в тексте.

«Герои Достоевского – комические, драматические, трагические импровизаторы гениальных, средних и малых дарований. Не только Лебедев и капитан Лебядкин, но и Настасья Филипповна, Ставрогин и даже Иван Карамазов – те же существа, действующие без подсказа, от сил, не всегда известных им самим. Импровизация – драматическая – дает общий импульс и фабуле Достоевского, и всему ходу ее. Энергия событий у Достоевского всегда непредвиденная… Предпосылки событий никогда не могут быть вскрыты до конца, подпочву их не учесть, не изучить. Сила, заключенная в событиях и в людях, у Достоевского неисчерпаема, и способ, каким она захочет показать себя, едва ли может быть угадан» ⁴.

Не преднамеренный замысел, управляющий характером человека, его словами и поступками, идеями и мышлением, а сам этот характер с его потаенными и противоречивыми свойствами, не вполне поддающимися прогнозу, пока они не выявятся в действии и противодействии с другими, иначе направленными индивидуальными силами, – вот, по Берковскому, один из существеннейших признаков героев Достоевского, роднящий их с действующими лицами произведений Шекспира, Гоголя, отчасти Островского, принадлежащий, по сути своей, искусству трагедии и комедии и вполне открывающийся в театре.

Н. Берковский любил театр, доверял ему, и многие открытия, сделанные на театре, принимал в расчет, исследуя другие сферы творчества, Из нескольких сот работ, опубликованных Н. Берковский на протяжении полувека творческой жизни, не менее одной трети посвящены драматургии и театру⁵. Особое место среди них занимают статьи о Достоевском на сцене.

В конце 50-х годов Н. Берковским были написаны две замечательные статьи: «Идиот», поставленный Г. А. Товстоноговым» и «Идиот» у вахтанговцев». Как и спектакль Большого драматического театра имени М. Горького, в котором молодой Иннокентий Смоктуновский впервые сыграл роль князя Мышкина, статьи Н. Берковского об «Идиоте» на сцене в своем роде тоже стали событием советской театральной критики. По ним учат теперь студентов-театроведов тому, как надо смотреть спектакль и как во всеоружии знания судить о драматическом искусстве.

Обе указанные статьи вошли в большую книгу Н. Берковского «Литература и театр» («Искусство», М. 1969); они равно интересны и в плане театральном, и с точки зрения историко-литературной – новизной и свежестью современного подхода к одному из классических русских романов. Впервые публикуемая статья Н. Берковского о «Братьях Карамазовых» принадлежит к тому же роду театральной критики. Воздав должное мастерству и таланту Б. Н. Ливанова, который на сцене МХАТа играл центральную роль – Дмитрия Карамазова, Н. Берковский оценил мхатовский спектакль 1960 года в целом достаточно критично, посвятив его разбору ряд специальных страниц. С этой работой в полном объеме читатели смогут ознакомиться после выхода в свет сборника «Достоевский и театр», подготовленного к изданию Ленинградским государственным институтом театра, музыки и кинематографии.

Роман «Братья Карамазовы», написанный Достоевским на пороге 80-х годов, подводит итоги XIX столетию в России, а вместе с ней и в Европе. Здесь говорится о том, что сулило столетие и что было от него получено на деле. Здесь, в частности, показана Россия, какой она вышла из недавних реформ 60-х годов. Реформы, предпринятые царской Россией, меряются освободительными идеями столетия, и Достоевский вольно или невольно впадает в критику реформ, сильную и глубокую.

Близко к началу романа Митя Карамазов цитирует оду «К радости», написанную Шиллером. Строфы Шиллера – основополагающая тема романа. Строфы эти сложились незадолго до буржуазно-демократической революции в Европе и предвосхищали ее пафос. За ними для позднейших поколений стоят громы и ликования Девятой симфонии Бетховена, так сочувственно истолкованной для России в статье композитора Серова, одного из друзей Достоевского.

Оба они, Шиллер и Бетховен, проповедуют великую общность людей, из которой должна родиться земная радость. Особо выдвинуты Достоевским строки Шиллера во славу матери-земли и союза с нею людей. Культ матери-земли очень важен в поэтической идеологии Достоевского. Культ этот означает строительство земного счастья, он имеет и более близкие к России значения – мужицкой земли, полей, отданных в полную власть крестьянину, в нем содержится и полемика, очевидная по «Дневнику писателя», где говорится об «умерщвлении земли» эксплуататором ее, буржуазным хищником. Еще в «Дневнике писателя» говорится о «сплошной мостовой», на которой очутились дети современных городов. Мостовая заменяет детям землю, отнятую у них. Итак, есть земля мертвая – люди связаны с нею экономически, не будучи связаны с нею трудом. И есть земля живая, одухотворенная, к которой приложен труд людей, состоящих в братском союзе друг с другом, – земля тоже по-своему входит в это братство.

1. Н. Я. Берковский, О мировом значении русской литературы, «Наука», Л. 1975, стр. 21. Во вступительной статье Г. М. Фридлендера читатель найдет обстоятельный очерк литературно-критической и научной деятельности Н. Берковского.[↩]
2. Y. M. Murry, Fyodor Dostoievsky, London, 1916, p. 263.[↩]
3. Н. Я. Берковский, О мировом значении русской литературы, стр. 155.[↩]
4. Там же, стр. 156.[↩]
5. См.: «Библиография трудов Н. Я. Берковского о театре и драматургии». Подготовка публикации и составление библиографии Е. А. Лопыревой, – в кн.: «Театр и драматургия», вып. 6. «Труды Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии», 1976, стр. 279 – 282.[↩]