Невеселые игры

Когда-то это был свадебный обычай, часть, так сказать, культурной программы: хлопцы нахально-весело перегораживали улицу или дорогу в деревне перед возком жениха и его «дружины» – взявшись за руки, или веревкой, или жердью: плати! Водкой, деньгами.

В наше время многие обычаи исчезли, но кое-что и осталось, а кое-что изменилось, переиначилось: из веселого стало злым, уже не забава, а хулиганство.

Краснолицые парни, взяв веревку или ту же жердь, ходят от деревни к деревне и ищут, слушают, где там гремит свадьба. Их постоянный, так сказать, заработок. Жених не жених– перегородят улицу: давай бутылку, плати!

Что-то в литературе нашей в последние годы происходит, напоминающее вот такую игру. Литературную дорогу оседлали несколько не очень молодых хлопцев, соорудили что-то наподобие «пропускного пункта».

Поодаль возвышается наше литературное селение, и, перегородив туда дорогу, каждому прохожему-проезжему можно что-то сказать навстречу или вслед.

А какая же плата за проход-проезд, чего добиваются? Платой может быть и сладкое удовлетворение, что вот мы, а не кто другой, именно мы определяем, кто законный, а кто незаконный житель того литературного селения. Но и другая им польза от этого, о чем речь пойдет дальше.

Буду говорить о белорусской литературе, имея, однако, в виду– подчеркиваю!– не только ее¹.

Вот мы читаем в газете «Лiтаратура i мастацтва» от 30 Ноября 1984 года статью Е. Лецки «Канун эпопеи» про Василя Быкова. Слов много, как и обычно, в статьях этого автора, мыслей же не густо…Что-то открыто говорится, на что-то намекается, а из-за всего слышно: писал ты раньше не очень чтобы по-белорусски и не о наших людях, а вот в последней повести что-то есть, есть… Принимаем, молодец, глядишь, и на белорусскую эпопею взобьешься, поезжай спокойно, тебя не задержим, но тоже смотри!..

Да кто же они сами-то, эти придорожные хлопцы, откуда? И на чем основаны, чем оплачены их претензии?

Читают люди статьи Евгена Лецки «…И в восприятии критики» («Лiтаратура i мастацтва» от 11 и 18 января и 3 февраля 1985 года), где уже не прозаикам, а критикам делается «шмон», как бы «пересортица»: этот «правильно» говорит и пишет, а тот «неправильно», — и невольно появляется мысль, что, наверно же, за этой размашистой уверенностью критика-«селекционера» что-то стоит. Ну, хотя бы несколько собственных работ, статей, которые могут быть хорошим примером глубины, свежести мысли, анализа, таланта.

Вот она вся перед нами, продукция Евгена Лецки: «Воспитательная роль литературы» (очень слабенькая, на мой взгляд, кандидатская диссертация), сборник статей «Красота и боль жизни» (куда и вошли все названные газетные статьи). Ну и еще две повести: «По снежной целине» (с небольшим предисловием А. Адамовича, пожеланием плодотворного пути молодому таланту) и «Дорога в два конца».

Я мог бы: подробно сказать о каждой книжке, но лучше прикинем: ну и много ли людей (не будем принимать в расчет нашу узколитературную среду) воскликнут, когда услышат имя этого автора: а, это тот, который написал!.. И назовут какую-то из перечисленных книг.

Как при имени Виктора Козько в памяти обязательно вспыхнет– «Судный день», «Високосный год»…

Анатоль Кудравец: а, знаем, читали «Раданiцу»!..

Алексей Дударев: ага, «Рядовые», «Вечер»…

Светлана Алексиевич: а как же, «У войны– не женское лицо»!..

И так о многих других «сорокалетних» и тех, что помоложе.

Ну, а Евген Лецка?– уверен, что только тот, кто «Лiтаратуру i мастацтва» читает, смутно вспомнит: это не тот ли, что с годами все обиженнее делается, за себя и за свое «поколение»?

Да что мы будем круги делать, скажем прямо: тут и собака зарыта!

Психологические корни явления, того шума в критике, в литературной жизни, который поднял, подымает Е. Лецка и несколько его одногодков,– здесь.

Произошло, происходит с хлопцами то, что обычно случается, когда приходит в литературу новое поколение, а потом дружная «стенка» начинает разваливаться, распадаться: кто-то трудом и талантом поднимается в настоящую литературу, а кто-то чувствует, что его судьба– «выпасть в осадок».

А кому хочется в «осадке» лежать? Руками, ногами начинают бить, чтобы всплыть, так порой взбурлят воду, что уже не разберешь, где верх, а где низ,– всюду муть. Но это им и нужно, чтобы не произведения, не труд и талант определяли место в литературе, а вот такая «активность».

Потому что живые люди, в литературу шли все вместе, а судьба разная: произведения одних вот уже как звучат, где слышны, а ты, а твои– как в мешке. Кто-то же виноват в этом! Найдем виноватого! Но еще лучше– будем сами делать всем и всему «шмон», «пересортицу»: кто и чего стоит!

Было, было в истории нашей литературы также и это, и такое. Но тогда «селекционеры» с таким же упорством заботились, пеклись, кричали о «чисто пролетарской» литературе. Нет, «заботились» не то слово. Очень она ему была нужна, «пролетарская» – тому же Авербаху в Москве! Или нашим литературным «селекционерам», белорусским. Если что и важно было для них, разжигало, направляло их кипучую энергию, так это неутолимая страсть быть командирами, главначпупсами при такой литературе, чтобы определять положение и судьбу тех, кто литературу делает. Если не какая-то «стерильно чистая», апросто хорошая литература, просто советская литература– кто они при ней и в ней? Да никто. А вот если какая-то не каждому таланту доступная, а доступиться можно только через их, «селекционеров», ласку, милость, одолжение– тогда они самые главные в литературе.

Простохорошая белорусская литература– та, кстати, которая сегодня звучит «на целый свет»,– она Е. Лецке, хлопцам-«селекционерам» не по росту, а только на вырост. Хочется же «сразу и весь капитал», как говорил один из Карамазовых. Сзади бежать– обидно. Криком-воплем заставим ее, литературу, повернуться в нашу сторону.

1. Когда я уже написал эту свою статью-выступление (для писательского пленума), Василь Быков обратил мое внимание на «Литературную газету» от 6 марта 1985 года– диалог Д. Сухарева и С. Чупринина вокруг романа А. Русова «Фата-моргана», Да, действительно, еще одно свидетельство, что наши местные дела и заботы не столь уж узкоместные: не только у нас, но и повсюду, не только в литературной, но и научной среде!.. С одной лишь оговоркой: я не имел ине имею в виду «поколение сорокалетних» в целом, тут я при случае мог бы даже поспорить с автором романа и названными критиками. Но тенденция, тенденция…

   «Д. С. С особым пристрастием Русов исследует именно «новую волну». И это понятно– он сам из поколения сорокалетних, поколения, специфические черты которого были до сих пор, по-моему, наиболее внимательно исследованы не прозаиком или публицистом, а литературным критиком. Я имею в виду нашумевшую статью Игоря Дедкова «Когда рассеялся лирический туман»…

   С. Ч. Дедков? «Железные малыши» были открытием Юрия Трифонова!

   Д. С. Да, пожалуй… Но Трифонов изобразил характеры, тогда как у Дедкова был анализ, позволивший дать обобщенную характеристику. Дочитав «Фата-моргану», я нашел тот августовский номер «Литобозрения» за 1981 год, где была напечатана статья Дедкова, и заново сверил свои впечатления. Параллели удивительны! Недокультура и недонаука, называемые Русовым в связи с исследованием социальной психологии «железных пятерочников»,– вариант той недонравственности, которую Дедков обнажил на совсем другом, казалось бы, материале. Талант (например, талант Базанова или, не исключаю, может быть, даже и собственный талант) нужен «железным пятерочникам» не для открытий, не для утверждения своей истины или своего понимания мира, аисключительно для «прорыва», для личного самоутверждения, пусть даже и декорированного фразами о «прогрессивном» значении этого самого прорыва».(Подчеркнуто мной.– А. А.)[↩]