На Новинском бульваре (Николай Глазков и Г. А. Глинка)

Молодой Глазков не раз писал о своем изгойстве, писал как о чем-то само собой разумеющемся. «Я был изгой и ротозей,/О чем не сожалел нимало,/Хоть, кроме нескольких друзей,/Среда меня не понимала», – заявлял он, к примеру, в одном из стихотворений 40-го года, и у тех, кто знал, кто такой Глазков, изгойство поэта удивления не вызывало. Удивление вызывало скорее другое – наличие хотя бы «нескольких друзей», каковые у Глазкова, как ни странно, всегда имелись.

Друзья были в школе, где глазковская непохожесть на других проявлялась уже достаточно отчетливо; друзья появляются в педагогическом институте, куда Глазков после школы поступает. Именно там, в педагогическом, молодой поэт организовывает литературную группу «небывалистов», выпускает «небывалистские» альманахи, за что его и выгоняют со второго курса.

При поддержке Асеева Глазков переходит в Литературный институт, где он сближается с наиболее талантливыми поэтами своего поколения – Кульчицким, Слуцким, Коганом, Кауфманом. И хотя стихи Глазкова нельзя было отнести к разряду «поэзии политической, злободневной», в русле которой работали сами эти поэты ¹, они сумели отдать должное глазковскому таланту. «…Когда вспоминаешь канун войны, Литературный институт имени Горького, семинары и очень редкие тогда вечера молодой поэзии, стихи Глазкова – едва ли не самое сильное и устойчивое впечатление того времени», – писал впоследствии Борис Слуцкий ².

1. Самойлов Давид. Перебирая наши даты. М., 2000. С. 153. [↩]
2. Слуцкий Борис. Лицо поэта // Воспоминания о Николае Глазкове. М., 1989. С. 15. [↩]