Н.Ф. Швейбельман. В поисках нового поэтического языка: проза французских поэтов середины XIX – начала XX веков

В книге Н. Швейбельман предметом анализа стала проза Нерваля, Рембо, Малларме, Аполлинера, Десноса. Проза пяти поэтов середины XIX – начала XX века – ряд, в котором досадно пропущено имя Бодлера (а также и Андре Жида). Пропуск если и не оправдан, то объясним логикой авторской концепции – идеей лиризации прозы.

Н. Швейбельман выбрала имена, благодаря которым французская поэзия, по выражению Поля Валери, «вышла вслед за Бодлером за пределы нации», понудила мир читать себя и «предстала в качестве поэзии современности». Тому свидетельство – множество переводов, подражаний и откликов. Н. Швейбельман интересует не столько «алхимия слова», сколько более общая проблема – типология индивидуальности в отношении к стиху и прозе.

Для Н. Швейбельман важно рассмотреть поэзию и прозу не только с точки зрения их отличия, но «и как две динамические составляющие одного системного единства» (с. 22). Таким единством предстает для автора «неделимая литературная современность» (с. 4). Термин этот, выделенный курсивом и действительно ключевой для всей книги, заключает в себе оксюморон. Речь идет об особой динамической системе, о тех процессах, которые происходят на границах языка и литературы, а в литературе – на рубежах эпоса и лирики, поэзии и прозы.

Литература всегда была открытой динамической системой, но градус изменчивости заметно возрос в тот период, который Н. Швейбельман сделала главной зоной своего исследования. Последний параграф, посвященный прозе Десноса и театру Ионеско, может показаться излишним, ибо выходит за рамки темы, но он добавляет еще один аргумент в пользу того, что «процесс пошел» – процесс рождения нового поэтического языка.

Бесполезно ставить вопрос о том, лучше или хуже этот язык речи классиков реалистической прозы. Да; в этом языке недостает дидактизма, четкого разграничения добра и зла, смысл в нем зачастую ускользает от читателя, подмененный иронической игрой. Нередко виртуозно построенная фраза скрывает бедность содержания. Именно в этом упрекал своего друга А. Жида французский ученик Льва Толстого, убежденный защитник эпической прозы – Р. Мартен дю Гар. О Жиде давно утвердилось мнение как о последнем среди классиков и первом среди модернистов.

Французские поэты ушли от классической нормы гораздо дальше Жида. Н. Швейбельман ведет их род скорее от двойственности мира романтиков. Не случайно столь большое место ею отведено «школе прозы Нерваля», в которой учат «абсолютному самовыражению». Перевод поэзии на язык художественной прозы часто оказывается болезненным. Рассматривая замысел «Большой книги» мэтра символизма, «принца поэтов» Стефана Малларме, Н. Швейбельман приводит его горькие слова: «Мир существует, чтобы завершиться в книге, но книга есть ограничение духа».

Запредельный мир и моделированный мир – две крайности, соединение которых, если оно вообще осуществимо, возможно лишь ценой величайшего творческого напряжения. Французские поэты заблудились в мерцании звезд, пытаясь прорваться к той непрерывности бытия, которая, по словам С. Беккета, «отсутствует в обычном опыте жизни». Но, пренебрегая «пошлостью» этого опыта (как он был определен еще Флобером), они также проглядели и глобальные смыслы – от исторического до религиозного. Их пути не стали ни дорогами прогресса, ни дорогами, ведущими к храму. Они были обречены возвращаться к себе, творя поэтику блужданий, мерцающего смысла.

Н. Швейбельман интересует именно эта поэтика. Обходя на значительном расстоянии исторические и фрейдистские указатели, она останавливается перед вопросом о возможности перехода «факта жизни» в «факт литературы». Сфера искусства таинственно отгорожена от сферы жизни, дверь между ними открыть непросто. У Н. Швейбельман есть золотой ключик, и она им пользуется очень осторожно, памятуя, что золото – мягкий металл. Но золото еще – металл драгоценный, редкий. Таков и материал исследования – язык поэтов.

В книге Н. Швейбельман есть множество находок, есть концепция литературы рубежа XIX-XX веков, огромный справочный материал. Итак, школа Петербургского университета, в которой выросла Н. Швейбельман, получила в Сибири еще одного талантливого продолжателя.

г. Нижний Новгород

З. Кирнозе