Межславянские литературные связи

«Міжслов’янські літературні взаємини», (збірник статей), Видавництво АН УССР, Київ, 1958, 377 стр.

За последние годы литературоведами Украины выпущен ряд работ о связях украинской литературы с другими славянскими литературами, о ее месте в ряду славянских литератур. Сборник «Міжслов’янські літературні взаємини» в какой-то мере является итогом проведенных исследований. В книге помещена двадцать одна работа ученых Киева, Харькова, Днепропетровска, Львова, Одессы и других городов республики. Тематика сборника весьма разнообразна: здесь и статьи о русско-украинских литературных взаимоотношениях, и исследования творчества отдельных славянских писателей, и работы, посвященные связям украинской литературы с литературами южных и западных славян.

Вопросам русско-украинских литературных отношений посвящены открывающая сборник содержательная статья Н. Гудзия о культурных связях русского и украинского народов до конца XVIII века ж статьи Б. Деркача, Д. Чалого, Л. Иванова и Н. Калениченко.

Б. Деркач в статье «И. А. Крылов и украинская литература» говорит о путях развития басенного жанра на Украине и – в связи с этим – о влиянии Крылова на украинских баснописцев и драматургов: Гулака-Артемовского, Боровиковского, Гребинку, Квитко-Основьяненко. Правда, в ряде случаев Б. Деркач только называет и перечисляет факты, но не анализирует их. Слишком, мало и общо говорит он и о вопросах поэтики. Все по сути сводится к перекличке идей, тем, мотивов, к какому-то приспособлению крыловских сюжетов к иным условиям. Речь идет лишь о подражаниях и «влияниях» вместо исследования того, как отражалась живая, современная действительность в баснях украинских поэтов и как изучение творческого опыта Крылова способствовало более глубокому ее постижению.

Богата новым материалом статья Д. Чалого «Франко и Горький». Автор ее стремится показать, что близость двух писателей нашла свое выражение не только во взглядах на литературу, но и непосредственно в художественной практике, в общности идейных мотивов, художественных особенностей, образной системы. К сожалению, как раз общность образной системы выявлена в статье слабо.

Л. Иванов в статье о М. Коцюбинском справедливо связывает проблему русско-украинских литературных взаимоотношений накануне Октября с исследованием путей обогащения классического реализма в двух братских литературах: «Обогащение реалистических принципов в творчестве Коцюбинского и появление черт социалистического реализма в его повести «Fata morgana», написанной вскоре после горьковского «Лета», и является одной из важнейших сторон русско-украинских литературных связей накануне преобразования украинской и русской литературы в братские литературы советской эпохи» (стр. 76 – 77).

Несколько статей сборника посвящено украинско-болгарским литературным связям. В работе Е. Шпилевой исследуется их развитие во второй половине XIX века. Большой фактический материал содержат разделы о пребывании болгарских студентов в России и на Украине в 40- 150-х годах XIX века, о Шишманове, о деятельности русских славистов в южнославянских странах. Можно отметить также страницы, посвященные творческому освоению наследия Шевченко в Болгарии.

И все-таки картина, нарисованная Е. Шпилевой, получилась не совсем полной. Говоря, например, о болгарском народном творчестве, автор ссылается на известное предисловие И. Франко к его переводу гайдуцких песен, но упускает другие его высказывания о болгарском фольклоре. Они были обобщены в «Студіях над українськими народними піснями», материал к которым Франко собирал на протяжении многих лет. Мало сказано и о роли журнала «Житє і слово» в укреплении украинско-болгарских литературных связей, неполно использовано богатейшее эпистолярное наследие Франко, в частности его письма к Драгоманову.

Невозможно решать выдвинутую Е. Шпилевой проблему, не привлекая факты из истории других славянских литератур, в особенности русской. Приведу один пример. В статье Шпилевой говорится о Юрии Венелине, о значении его научной деятельности. Можно было бы, конечно, разобрать эту деятельность более обстоятельно, остановившись, в частности, на мысли Венелина о фольклоре как о важнейшем источнике для создания истории народа. Можно было бы рассказать и о пребывании Венелина на Украине. Но дело не только в этом. Автор статьи упоминает о том, что работа Юрия Венелина была высоко оценена Белинским, но проходит мимо других важных фактов: статья Белинского была в поле зрения Франко, который знал и подробности сотрудничества Венелина в «Телескопе». В свете этого, очевидно, и нужно рассматривать известное высказывание Франко об авторе «Песен славян задунайских». Было бы интересно сопоставить мысли Белинского об эпосе южных славян и об оценке его Венелиным с высказываниями И. Франко.

В некоторых случаях Е. Шпилевая ставит вопрос так, что факт влияния одного писателя на другого невольно выдвигается на первый план, а факторы, определившие творчество данного художника, не учитываются. Это сказалось в разделе о Каравелове. Основные положения исследователя верны. И вместе с тем Е. Шпилевой можно сделать весьма серьезный упрек: получается, что все творчество Каравелова – следствие только влияния Шевченко, Марко Вовчок и еще в какой-то мере Гоголя. Эти влияния – факт бесспорный. Они благотворно сказались на творчестве писателя. Однако сводить все дело только к ним, конечно, нельзя.

Известно, что исследование взаимодействия литератур должно вестись с учетом национального своеобразия каждой литературы. Влияние, оказываемое одной литературой на другую, следует рассматривать в широкой перспективе исторического развития народов. Само по себе то или иное литературное воздействие, каким бы значительным оно ни было, не может быть причиной для зарождения сходных явлений в литературе другого народа; для этого нужна прежде всего соответствующая экономическая, социально-политическая и культурная почва.

И еще одно замечание. В ряде случаев Е. Шпилевая решает вопрос именно об украинско-болгарских литературных взаимосвязях, ведет речь о сложном двухстороннем процессе, который оказал благотворное влияние на развитие каждой из исследуемых литератур. Но иногда автор статьи забывает об этом и выпускает из поля зрения интереснейшие факты. Так, совершенно обойден вопрос о том, как откликнулась прогрессивная украинская пресса и литература на балканские события 1875 – 1878 годов. А об этом стоило сказать!

Образы южнославянского, в частности болгарского, фольклора получили живой отклик в украинской литературе. Но и эта сторона вопроса почти не освещена в статье Е. Шпилевой.

На южнославянском Материале написана и статья Б. Галащука о поэме Леси Украинки «Віла-посестра». Вслед за другими исследователями творчества Леси Украинки автор утверждает, что поэма была создана под влиянием книги переводов М. Старицкого «Сербські народі думи і пісні». Действительно, есть прямые доказательства того, что Леся Украинка была знакома с переводами Старицкого. Но для обоснования вывода о важной роли этих переводов в творческой истории «Віли-посестри» их необходимо тщательно проанализировать. Этого не сделали ни предшественники Б. Галащука, ни он сам. Кроме того, даже между выходом второго сборника – «З давнього зшитку» (1883) – и началом работы Леси Украинки над поэмой (1901) прошло довольно много времени, и поэтому, на наш взгляд, переводы Старицкого нельзя рассматривать как непосредственный импульс к созданию «Віли-посестри». Думается, следует принять во внимание и другие факты, в частности пребывание поэтессы в Болгарии в 90-е годы и ее живой интерес к болгарскому фольклору.

В творческой истории «Віли-посестри» много интересного и вместе с тем неясного. Чем, например, объясняется тот факт, что, начав это произведение в 1901 году, Леся Украинка на несколько лет прервала работу над ним? Выдвинутая тема ставила перед исследователем вопрос о взаимоотношении фольклора и литературы, о природе фольклоризма Леси Украинки. Речь должна идти о глубоко творческом осмыслении фольклорных образов.

Анализ сербских и болгарских песен о вилах и сопоставление их с поэмой Леси Украинки показывает, что образ вилы-посестры создан не путем механического перенесения в поэму одного из образов фольклора, а на основе глубокого изучения народной поэзии в целом, проникновения в ее истинную сущность, творческого отбора и переработки ряда тем и мотивов.

Б. Галашук же говорит об их буквальном заимствовании, отмечает «прямые соответствия», считая, что вся поэма представляет собой своеобразную «мозаику» сербских народных песен. Такая постановка вопроса приводит к неправильному пониманию как поэмы в целом, так и отдельных ее эпизодов.

Какое же место, по мысли автора, занимает в поэме творческое начало? Ответу на этот вопрос уделено всего несколько строчек: «Леся Украинка вносит в поэму и свое, чего нет в сербском эпосе. В сербских эпических песнях попытки освободить юнака заканчиваются счастливо, а у Леси Украинки финал поэмы несвойственен сербским думам: юнак погибает, произведение заканчивается трагически» (стр. 312). Вот и все! Но, во-первых, известны и сербские песни, которые также заканчиваются трагически. Так что, если идти за Б. Галащуком, поэтессе и вовсе придется отказать в самостоятельности! И образы, и композиция, и стилистика поэмы говорят о том, что перед нами глубоко оригинальное произведение. Нужно только поставить его в ряд с другими произведениями писательницы, и тогда станет ясным, как в поэме, созданной на фольклорном материале, отразилась творческая индивидуальность Леси Украинки.

Статья З. Грузмана «П. Г. Тычина о Болгарии и болгарской литературе» – всего лишь добросовестная сводка фактов, своего рода информация. Говоря о переводах П. Тычины произведений болгарских поэтов, автор даже не пытается дать оценку этих переводов, проанализировать их.

В сборнике помещена интересная работа В. Захаржевской «Украинская литература в Болгарии в 1944- 1957 гг. (Опыт библиографии)». В кратком, но содержательном вступительном слове Захаржевская приводит интересные данные о распространении украинской классической и советской литературы в народно-демократической Болгарии. Сам библиографический указатель составлен очень тщательно и отличается необходимой полнотой. Без сомнения, он явится ценным пособием для всех изучающих взаимосвязи двух братских литератур.

Польской литературе и украинско-польским литературным связям в сборнике посвящено восемь статей. И. Айзеншток в статье о пребывании Мицкевича на Украине приводит ряд фактов, позволяющих понять, в каких конкретных условиях была создана украинская переработка Гулаком-Артемовским баллады Мицкевича «Pani Twardowska». Автор восстанавливает факты знакомства двух поэтов, подробно рассказывает о польских интересах Гулака-Артемовского. Раскрывается неизвестная до сих пор страница биографии Адама Мицкевича. Хочется особенно подчеркнуть и большую насыщенность статьи новыми и малоизвестными материалами, и то, что каждое свое положение автор основывает на глубоком анализе фактов, на привлечении самых разнообразных документальных источников.

Г. Вервес в статье «Значение Ивана Франко в сближении украинской и польской литератур» сообщает результаты своих исследований, изложенных более подробно в книге «Іван Франко і питания українсько-польских літературно-громадських взаємин». Эта интересная книга, как и другие работы Г. Вервеса в области украинско-польских литературных взаимосвязей, была предметом специального обсуждения как советских, так и польских литературоведов и получила в общем весьма положительную оценку. Отсылая читателя к имеющимся рецензиям, не буду останавливаться на данной статье¹. Русско-польским и украинско-польским литературным взаимоотношениям посвящена и работа Ю. Булаховской о связях Элизы Ожешко с русскими и украинскими писателями. Несомненным достоинством ее является то, что проблемы, связанные с освещением творчества Ожешко, рассматриваются в ней на широком историко-литературном фоне, с привлечением богатого и разнообразного материала. Во вступлении автор дает краткий очерк русско-польских и украинско-польских литературных Взаимосвязей. Затем приведены отзывы прогрессивной русской критики об Ожешко. Назвав и проанализировав статьи М. Цебриковой, В. Гольцева и Р. Бодуен де Куртене, Ю. Булаховская не упоминает о некоторых других работах². Поэтому нарисовать полную картину той борьбы, которая развернулась в русской критике вокруг творчества Ожешко, ей не удалось.

Ю. Булаховская стремится показать благотворное воздействие русской литературы на творчество Элизы Ожешко. Но не всегда ее положения убедительны. Так, на стр. 148 читаем: «Описания быта и обычаев мелкого чиновничества и беднейших слоев городского населения («Сильфида», «Милорд», «Четырнадцатая часть» и др.) сближают ее с Г. Успенским («Нравы Растеряевой улицы»), Ф. Решетниковым, а в таких ее произведениях, как «Низины», «Дзюрдзи», где писательница выступает против темноты и нищеты крестьян, против бездушного формального законодательства, есть моменты, созвучные с творчеством Л. Толстого («Власть Тьмы», «Воскресение» и др.)». Не убеждает и то, что говорится об общности между романами Ожешко и Тургенева. Эти вопросы следует решать более основательно. Небольшая часть статьи Ю. Вулаховской посвящена связям Ожешко с украинской литературой. Очень жаль, что этому вопросу автор уделяет мало внимания и не дает почт» ничего нового по сравнению с теми работами, которые ранее были опубликованы³.

Содержательна статья В. Мартынова, посвященная трагедии Юлиуша Словацкого «Лилла Венеда». Автор рассматривает идею «Лиллы Венеды» в свете политической борьбы 30-х годов XIX века и показывает боевую направленность драмы, насыщенности ее «злобой дня». Правда, в некоторых случаях толкования Мартынова слишком буквальны, он не всегда учитывает своеобразие жанра анализируемого произведения.

В. Мартынов обращается к работам своих предшественников – исследователей творчества Словацкого. Он полемизирует с некоторыми из них, » в большинстве случаев его критические замечания справедливы, обоснованны, подкреплены тщательным анализом текста. Не совсем справедлив автор только к Юлиушу Кляйнеру – одному из лучших знатоков творчества польского поэта. Безусловно, в работах Кляйнера – одного из крупнейших представителей старого польского литературоведения – есть такие положения, с которыми мы сейчас согласиться никак не можем. Но несмотря на эклектический характер его методологии, в исследованиях Кляйнера собран богатый фактический материал, дан тонкий анализ ряда произведений Словацкого. Думается, что это следовало отметить.

П. Вербицкий в статье о «Возвратной волне» Б. Пруса исследует творческую историю этого произведения, подробно анализирует его идейное содержание и художественные особенности и на основе этого делает вывод о том, что «Возвратная волна», представляет собой чрезвычайно важную страницу в творчестве писателя.

Статья В. Вединой о раннем С. Жеромском содержит в себе материалы из истории русско-польских литературных взаимосвязей. Так, в ней сказано о влиянии Тургенева и Льва Толстого на Жеромского. Сам Жеромский писал о том, какое огромное впечатление произвели на него произведения великих русских реалистов. Эти свидетельства очень важны. Говоря о влияниях и подчеркивая их роль, В. Ведина не рассматривает, однако, эти влияния как решающий фактор в творческом развитии писателя. Главное – сама действительность. Исследование конкретных социально-исторических условий, в которых сформировалось творчество С. Жеромского, сочетается в этой статье с серьезным анализом проблематики его ранних произведений.

Хочется особо отметить небольшую статью Я. Яремы о связях В. Стефаника со Станиславом Пшибышевским и Владиславом Орканом. Рассмотрев взаимоотношения Стефаника и Пшибышевского, их переписку, их полемику, автор показывает, как украинский писатель боролся против декадентства, против того понимания задач искусства, которое пропагандировал Пшибышевский.

В разделе, посвященном дружбе с Орканом, содержится немало важных и ценных наблюдений над творчеством Оркана, над его произведениями о польском и украинском крестьянстве. Особенно ценны страницы о роли Владислава Оркана в пропаганде украинской литературы среди польских читателей: познакомившись через Стефаника с украинской литературой, Оркан заинтересовался ею и выступил как переводчик и популяризатор ее. Приведены интересные отзывы Оркана о Шевченко и Франко, об украинской народной поэзии. Вместе с тем Я. Ярема рассказывает и о переводах произведений Оркана на украинский язык. Автор вводит в литературоведение новые факты, до сих пор неизвестные ни исследователям творчества Стефаника, ни исследователям творчества Оркана.

Одна из статей польского отдела сборника посвящена современной литературе. Это работа И. Лозинского «Юлиан Тувим и народная Польша». В ней приведено несколько свежих фактов, характеризующих Тувима как одного из самоотверженных строителей новой, социалистической Польши. К сожалению, факты эти изложены очень сухо, конспективно. В статье Лозинского встречаются стандартные, ничего не говорящие фразы, неточные формулировки. Наиболее слабым местом этой работы является анализ художественного своеобразия произведений поэта.

В небольшой чешский отдел сборника входят три статьи: «Франко и развитие чешско-украинских литературных связей» И. Журавской, «Ф. Ржегорж и Украина» М. Мундяк и «Украинская литература в Чехии и Словакии» М. Мольнара.

Что касается статьи И. Журавской, то вопрос, которому она посвящена, был предметом специального рассмотрения многих исследователей⁴. Статья И. Журавской не вносит в изучение темы почти ничего нового. Это становится особенно очевидным, если сопоставить ее с известным сборником «Зв’язки І. Франка з чехами і словаками» (1957), в котором с большой полнотой, с помощью обширного документального материала показано, какими разносторонними были связи великого украинского писателя с чешской и словацкой литературой. Повторяя известные факты, И. Журавская обходит или не видит того, что еще не исследовано, но заслуживает внимания. Скажем, оценка Франко деятельности Франтишека Ладислава Челяковского; вопрос об использовании чешских материалов в «Студіях над українськими народними піснями»; сотрудничество Франко в чешской и словацкой прессе – вопрос, который очень бегло освещен в работе Журавской.

Отмечу и такой момент. Как и все писавшие о связях Франко с чешской литературой, И. Журавская уделяет много внимания проблеме «Франко и Гавличек-Боровский». Она пишет: «Франко прежде всего привлекали писатели-реалисты, близкие ему своими эстетическими взглядами. Поэтому особое внимание он уделял Чешскому поэту-демократу Карелу Гавличку-Боровскому» (стр. 269). Думается, что вопрос этот несколько сложнее. Здесь опять-таки следует учитывать, что литературные связи – процесс двусторонний. Можно много говорить о том, что привлекало Франко в Гавличке. Но среди всех других причин, очевидно, не последнюю роль сыграло и то, что Гавличек в свое время живо интересовался жизнью украинского народа, которая нашла свое отражение в его творчестве и журналистской деятельности.

История украинско-чешских литературных взаимосвязей во многом еще не исследована. Для подлинно научной работы она открывает широкие перспективы. Именно об этом свидетельствует небольшая, но яркая статья М. Мундяк, в которой с большой теплотой и в то же время с научной тщательностью нарисован портрет Ф. Ржегоржа, выдающегося специалиста по украинской этнографии, искреннего друга украинского народа, пламенного поборника украинско-чешского единения, «человека с золотым сердцем», как его называл Франко.

Работа М. Мольнара представляет собой библиографический обзор изданий переводов украинских писателей на чешский и словацкий языки. Сам автор указывает, что его сообщение не претендует на полное освещение темы. Следует, однако, признать, что данный обзор является наиболее полным из всех существующих. К тому же М. Мольнар непросто перечисляет факты, но и делает весьма удачную попытку их систематизации и анализа, показывая, как из года в год растет в Чехословакии интерес к украинской литературе. Речь, по сути говоря, идет о роли переводов в процессе взаимодействия литератур, в процессе установления, налаживания и укрепления литературных связей.

Подведем некоторые итоги. Статьи рецензируемого сборника охватывают различные стороны большой проблемы межславянских литературных взаимоотношений. Некоторые из них вносят определенный вклад в ее освещение, обогащают наше представление о славянских литературах и их взаимодействии. Наряду с этим есть в сборнике и слабые в теоретическом отношении работы, которые вряд ли стоило публиковать в том виде, в каком они представлены. Они снижают общее впечатление от книги, в целом полезной и нужной.

Недостатком сборника является и то, что в нем очень мало статей, посвященных анализу современного литературного материала.

Проблема изучения взаимосвязей и взаимодействия литератур, в частности сравнительного изучения славянских литератур, – актуальная проблема нашего литературоведения. Хочется думать, что из рецензируемой книги вырастет специальное периодическое издание, в котором систематически будут подводиться итоги работы ученых в этой области.

г. Дрогобыч

1. См. рецензии М. Якубца (журн. «Радянське літературознавство», 1958, N 3) и А. Дейча («Вопросы литературы», 1958, N 6).[↩]
2. Ср.: L. Gomolickl, Pozytywizm polski w swietle kryryki rosyjskiej, в кв.: «Pozytywizn, cz. 1, Wrociaw, 1950 (Studia historycznoliterakie, t. II).[↩]
3. Из новейших работ см., например: В. И. Гапова, Элиза Ожешко и украинская литература (Из истории славянских литературных и культурных связей), «Ученые записки Минского государственного пединститута», вып. IV, Минск, 1955.[↩]
4. См., например: М. Неврлі «Іван Франко і чеська література» (Иван Франко. Статті і матеріали», зб. 5, Львів, 1956): Л. Батюк «Іван Франко і чеська література» (журн. «Вітчизна», 1956, N 5); Л. І. Батюк «До питания про зв’язки Івана Франка з Чехією» («Наукові записки Дрогобицького педінституту имени І. Франка», вып. 2, 1957); О. М. Рот «Іван Франко – літературний критик чеської літератури» («Наукові записки Ужгородського державного університету», т. 25, 1957); З. Геник-Бсрезовська «Глибше вивчати зв’язки І. Франка з чеською літературою» (журн. «Радянське літературознавство», 1938, N 1); «Зв’язки Івана Франка з чехами та словаками» (упорядкували М. Мольнар та М. Мундяк, Словацьке видавництво художньої літератури, 1957); П. Гонтар «Українсько-чеські літературні зв’язки в XIX ст.» (Київ, 1956).[↩]