М. Уральский. Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции / Предисл. С. Пестерева, С. Гарциано. СПб.: Алетейя, 2019. 802 с.: ил.

Опубликована долгожданная биография М. Алданова (1886–1957), ее автором выступил писатель-документалист Марк Уральский, перу которого принадлежат книги «Неизвестный Троцкий: Илья Троцкий, Бунин и эмиграция первой волны» (2017), «Бунин и евреи», «Горький и евреи» (2018). Потому надо понимать, что внушительный 800-страничный том об Алданове — это не строгое академическое издание, а документальная проза. Стройность композиции, живость изложения фактов и своего рода занимательность придают книге беллетристический характер, но тщательность отбора материала, выверенность фактов и публикация неизвестных ранее документов — все это позволяет аттестовать жизнеописание Алданова как вполне состоявшееся научное исследование.

В заглавии книги отражено известное высказывание И. Бунина, назвавшего своего друга Марка Алданова «последним джентльменом» русской эмиграции. Именно эта знаковая триада — писатель, общественник и благородный человек — и отражена в литературном портрете Алданова работы Марка Уральского.

Структура книги имеет претензию на академичность и масштабность. В ее составе предисловия двух литературоведов: одного западного (С. Гарциано), другого — российского (С. Пестерев), вводная часть с эпиграфом, три основные части, каждая из которых раскрывает этапы жизни и творчества Алданова, и солидный справочно-информационный блок. В качестве дополнения к тексту жизнеописания приобщены «Избранные мировоззренческие высказывания и афоризмы Марка Алданова», бывшего большим любителем таких изречений.

Разбивка биографии на три главные части привязана к основным вехам жизни писателя: «Молодой Алданов — счастливые годы (1886–1917)», «Исторический романист русской эмиграции» (1919–1940), «На закате трудов и дней» (1947–1957). Каждая часть разбита на главы по хронологическому — «Русский Берлин» (1922–1924) — или тематическому принципу, например «Марк Алданов и масоны в русском Зарубежье».

Наименьшей информацией алдановедение располагает о детстве и юности Алданова. Уральский нашел в различных архивах немало новых материалов и, умело связав их с известными фактами, произвел реконструкцию алдановской биографии. Стоит заметить, что один из мотивов написанной книги — глубокое врастание в русскую культуру, вытеснившее в духовном облике Алданова вековой еврейский контекст на далекую периферию. В первой части монографии автор высвечивает факторы, способствовавшие формированию Алданова как «русского человека XIX столетия» (с. 29). Живости повествованию придает эмоциональность. Детали душевного мира такого «человека в футляре», как Марк Алданов, раскрываются осторожно: «Можно полагать, что внутри Алданова пребывало немало демонов — и демон сомнений, и демон неуверенности в себе, и демон страха жизни, но всех их он крепко держал в узде, являя себя в глазах окружающих в высшей степени комильфо» (с. 31). В этой части книги представлены наблюдения биографа за процессом формирования важнейшей черты алдановского творчества — следования просветительским идеям Западной Европы.

Обучаясь в Киевском университете, путешествуя по всему свету, Алданов культивировал в себе особого рода русское западничество, отличающееся категорическим «неприятием любых уничижительных коннотаций в отношении русской культуры» (с. 62). Для Алданова «русское» всегда означало свое­образную составляющую общеевропейской культуры, базирующейся на античном принципе калокагатии. В представлении Уральского писатель-историософ Алданов — выраженный тип «русского европейца». Этот вывод определяет пафос и последующих глав книги. Рассказ о молодом Алданове дает возможность понять и другой нюанс его биографии: как, будучи талантливым химиком, он все же предпочел научной деятельности литературную стезю. К безусловным достоинствам первой части книги относится сопоставительная характеристика Алданова с Максимом Горьким. В сопоставлении алдановских книг со знаменитой работой Д. Мережковского «Л. Толстой и Достоевский» Уральским делается акцент на постоянном диалогическом осмыслении русской классической традиции с учетом своеобразных полюсов — творчества Толстого и Достоевского. Алданов часто использует приемы Достоевского, но не разделяет его идеологию. Однако и в своих суждениях о Достоевском Алданов, по мнению его биографа, слишком уж «прямолинеен и категоричен» (с. 123). Уральский заметил, что Алданов «как историограф <…> так и не понял, что же все-таки произошло в России в 1917–1920 годах» (с. 170).

Наибольшая часть книги содержит сведения об эмигрантском периоде жизни Алданова. Благодаря сохранившимся письмам, воспоминаниям очевидцев событий, хроникам событий Берлина, Парижа и Нью-Йорка автор книги занимался главным образом монтажом цитат из художественных текстов, эпистолярия, дневников, мемуаров, а также развитием некоторых мотивов первой части жизнеописания. Сделал он это очень умело, показав широкий контекст эмигрантской жизни, в котором развивался писатель-Алданов. Читатель получает представление и об одной из самых закрытых страниц личной жизни Алданова — его многолетней супружеской связи со своей двоюродной сестрой — Татьяной Марковной Зайцевой-Ландау. Биограф раскрывает целый спектр занятий, в которых Алданов, «русский европеец», проявил свои разнообразные способности, находясь в свободном пространстве зарубежья: художественное творчество, наука, литературно-критическая деятельность и публицистика, масонство. Говоря о жизни Алданова во Франции, он не раз подчеркивает, что тот «был убежденным франкофилом и в рамках этой культурной традиции <…> чувствовал себя достаточно комфортно» (с. 231). В условиях эмигрантских дрязг Алданов заслужил имя человека чести. Биограф показывает его в разных ипостасях: в образе редактора «Грядущей России», «Нового журнала» и в образе сотрудника, автора «Дней», «Возрождения», «Современных записок», «Последних новостей», как ученого, как масона, как политика. В этот период Алданов — наиболее читаемый русский писатель, участие его в различных эмигрантских изданиях привлекает к ним широкого читателя.

Уральский освещает и те факты биографии писателя, которые свидетельствуют, что джентльменство Алданова вовсе не означало его благостного великодушия и всенепременной учтивости. Биограф обращает внимание на неприятие беллетристики А. Ремизова (с. 358), на алдановские отзывы о Блоке (с. 487). Да и сама слава Алданова некоторыми соотечественниками воспринималась как незаслуженная известность «выскочки»-
еврея; нелицеприятные слова, написанные в его отношении, приводятся из переписки И. Шмелева и И. Ильина (с. 276).

Нужно отметить, что в историю неполучения Нобелевской премии Алдановым (известно, что Бунин с 1937 года постоянно выдвигал его кандидатуру) Уральский добавляет новые подробности из переписки Алданова с Ильей Троцким. Вдумчивое прочтение документов, писем и воспоминаний дало возможность Уральскому аргументированно охарактеризовать и масонскую деятельность Алданова, который при всем уважении «братьев» не был «понят» в масонских кругах (с. 455). Во многом книга Уральского — это и летопись жизни крупнейших культурных центров русского зарубежья: Берлина, Парижа, Нью-Йорка, Ниццы, в которых многие десятилетия ощущалось биение пульса Серебряного века русской культуры.

В третьей части книги Уральский представил информацию о включенности Алданова в жизнь послевоенного «русского Парижа», его поездках в Нью-Йорк, переезде в Ниццу. Приветствие Алдановым побед Красной Армии не означало принятие советского тоталитарного строя; с другой стороны, он был среди тех, кто не принимал русских германофилов и коллаборантов.

Лейтмотив книги — своеобразная актуализация идеи Алданова о писательском служении калокагатии, нравственной красоте. Репутация Алданова — это не только благородство и деликатность в делах, но и умение быть безотказным к просьбам своих товарищей по перу. Уральский рассказывает о многих ситуациях, когда Алданов проявлял деятельную заботу о русских писателях (от Бунина до Г. Иванова), становился независимым арбитром в конфликтных ситуациях. В послевоенное десятилетие Алданов был очень активен в творчестве и путешествиях: писатель экспериментирует с формой, ищет себя в жанре рассказа, политического романа; супруги Алдановы посещают Англию, Италию, Швейцарию, подолгу живут в США. Уральский особо подчеркивает, сколь важно было для автора романов «Истоки», «Повесть о смерти», «Бред» одобрение его творений со стороны Бунина, прекрасно понимая, что в бунинских литературных оценках непропорционально большой была доля дружеского участия (с. 622).

Совершенно уместной в финале книги оказывается публикация переписки Алданова с И. Троцким, так как она «освещает очень важную для характеристики личности писателя сторону его литературных амбиций, которые он тщательно скрывал от большинства других своих корреспондентов» (с. 665). Речь идет о послевоенной части истории номинирования Алданова на Нобелевскую премию.

Завершают книгу важные авторские дополнения — указатели-индексы. Их наличие в неакадемическом издании — уважительный жест автора, который прочел множество критических статей и рецензий в периодике русского зарубежья, перелопатил горы эмигрантских мемуаров и писем, процитировал десятки публикаций алдановедов и в заключение своего труда предложил читателю сориентироваться в представленном материале, понять его источниковедческий подход и объем про­анализированной литературы.

Обычно от биографа обширных литературоведческих знаний не требуется, Уральский и не претендует на какие-то новации в истории литературы, на новые прочтения текстов писателя, он предпочитает прямое цитирование работ филологов-алдановедов. И все же разносторонность автора, его огромная эрудиция стали дополнительными средствами, придающими книге концептуальность. Пусть на некоторые вопросы, поставленные Уральским, имеются ответы, но среди них есть и те, что на ближайшие 10–15 лет могут определить исследовательскую повестку алдановедения как в России, так и на Западе.

Отметим также и ряд очевидных недостатков. Некоторые фрагменты в тексте книги повторяются (например, танатологическая проблематика на страницах 129 и 134, отрицательная рецензия на эссе «Толстой и Роллан» на страницах 143 и 144). Эти и другие мелкие огрехи, конечно, нужно отнести к недостаткам технической редактуры. При столь внушительном объеме книги неизбежность различных видов брака очевидна: см., например, опечатки как на первой странице текста (письмо Алданова В. Маклакову, с. 5), так и на последующих страницах (окончив «курс юридического факультета», «подал прошение о зачислении на юридический факультет», с. 77) и другие. Читатель мог бы рассчитывать на более вычитанный текст.

Будем надеяться, что книга Уральского вызовет новую волну читательского и исследовательского интереса к Марку Алданову.