Литературные карикатуры Ф. Каринти. Перевод с венгерского Е. Малыхиной
ПАРОДИИ
По-разному приходят писатели к известности, славе – торных дорог здесь нет. Но Фридеш Каринти, – сравнение напрашивается само собой, – прошагал этот путь буквально по колючкам: как иначе охарактеризовать вступление двадцатипятилетнего писателя в литературу книгой пародий, литературных карикатур на собратьев по перу, в том числе и самых маститых!
Конечно, нельзя сказать, что до 1912 года, когда появилось первое (потом неоднократно повторенное и пополненное) издание книга «Так пишете вы», имя Фридеша Каринти (1888-1938) было совершенно неизвестно в литературных кругах Венгрии: еще пятнадцатилетним гимназистом он начал публиковать в газетах и юмористических листках зарисовки с натуры, шутки, юморески. В том же 1912 году Каринти и их собрал в книгу, но этому сборнику суждено было проскользнуть незамеченным за шумным, моментальным, веселым каким-то успехом сборника «Так пишете вы». Впрочем, не только веселым. Вдумчивый, серьезный читатель увидел в книге нечто неизмеримо более значительное: он отметил необыкновенно тонкий слух Каринти, позволяющий ему безошибочно определять фальшивую ноту даже у самых крупных писателей, уловил его нетерпимость к позерству в литературе, к снобизму, сознательной отстраненности от реальной жизни. За всем этим виделась не просто молодая искрящаяся талантливость, наблюдательность, но угадывалось также в литературное кредо самого автора пародий, хотя и выявляемое, так сказать, способом «доказательства от противного».
Каринти, писатель необыкновенно широкого диапазона и многогранного дарования (он – автор романов и повестей, эссеист, поэт, новеллист, причем во всех этих жанрах получивший признание читателей), на протяжении всей своей жизни постоянно обращался к литературной пародии. Фридеш Каринти чрезвычайно серьезно относился к этому виду сатирической литературы, подвергая пристрастному анализу самое литературу. Он писал, что литературная пародия – это жанр, «в котором можно было бы создавать произведения необыкновенно поучительные в достойные внимания», Однако скромность Каринти здесь чрезмерна, ибо ему самому удалось создать немало поистине «поучительных и достойных внимания» пародий, или, как он предпочитал называть их, литературных карикатур. (Поправка не второстепенного значения в устах Каринти: не отрицая пародию, которая направляет удар на форму произведения, часто отдавая дань этому жанру, он вместе с тем чаще ставил перед собой иную, более сложную задачу: стремился проникнуть в самую сущность творческой индивидуальности писателя и, уже исходя из этого, выделить наиболее характерные моменты его литературной манеры – иногда просто смешные или забавные, но сплошь и рядом вовсе не такие уж безобидные,)
Пародии Каринти крайне разнообразны. Все сколько-нибудь значительные явления литературной жизни становились объектом его пародий.
Пожалуй, наиболее нетерпим был Каринти к отчетливо наметившейся в начале века тенденции буржуазных дельцов от культуры оболванить читателя, подсунуть ему разного рода суррогаты вместо настоящего искусства. С острым и злым сарказмом бичует Каринти «американскую вольницу», наводнившую книжный рынок бездарными выжимками аз произведений великих писателей («Синопсис»); откровенно иронизирует он и над чтивом для масс – детективным романом с его художественной легковесностью, условностью, шаблоном и псевдологичностью («Детективный роман»). То же неприятие облегченного подхода к культуре, накопленной человечеством, к его истории звучит и в пародированной Каринти «Краткой истории человечества» Г. Уэллса. Претит Каринти самоуверенная безграмотность горе-критиков, берущихся писать и судить решительно обо всем («Импрессионистическая критика»), дешевая обывательская жажда сенсации, спекулирующая на гениях мировой культуры («Вильям Шекспир»),
В большом сборнике литературных пародий «Так пишете вы», который вышел недавно в Венгрии массовым тиражом, есть пародии, нацеленные в мишени и более мелкого масштаба. Иной раз Каринти смеется над некоторыми стилевыми особенностями того или иного писателя – современника автора.
Для первого знакомства с литературными пародиями Фридеша Каринти стоит привести и его автопародию – Каринти глазами Каринти («Необычайное происшествие»). Однако начнем эту публикацию со вступительной миниатюры, которой открывались многочисленные издания сборника «Так пишете вы».
Елена МАЛЫХИНА
Фридеш КАРИНТИ
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
Солдаты учатся стрелять. Дела идут не блестяще. Капрал чертыхается, на чем свет стоит клянет солдат. Наконец выхватывает у одного из них винтовку.
– Ничего-то вы не умеете, недотепы! Вот, глядите!
Он целится, стреляет – промах. Капрал теряется лишь на минуту. И тут же, повернувшись к одному новобранцу, буркает:
– Так стреляешь ты!
Снова целится – и снова промах.
– Так стреляешь ты! – бросает он другому солдатику.
Наконец, на девятый раз, попадает.
– А вот так стреляю я!
Десятого выстрела пока не последовало. Рука капрала еще дрожит, но глава его уже чуть-чуть лучше видят цель.
НЕОБЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
и наипростейшее его объяснение
Вот что произошло со мной сегодня.
Я спускался вниз по лестнице – это было между пятым этажом и четвертым. Пятый я уже миновал, из чего явствует, что теперь должен последовать четвертый, если вообще можно что-либо знать с достоверностью в момент вращения, ибо вышеупомянутая лестница относится к типу винтовых.
И вот тут я остановился, буквально оторопев.
Меня захватила одна мысль, причем с такой силой, что я вынужден был остановиться.
Почему я называю следующий этаж четвертым?
Конечно, если вести счет снизу, то он действительно четвертый, поскольку строить дом начинали снизу, и это в конечном счете существенный, я бы сказал, решающий и даже фатальный фактор в жизни дома. С точки зрения дома, если мы представим себе душу дома, проникнем в нее (что вполне возможно было бы в какую-нибудь более одухотворенную, талантливую, способную к глубокой и искренней мысли эпоху и лишь в наш презренный и тупой век мнится невозможным, в век, самый дух которого не в состоянии осознать, что дом в каком-то смысле тоже человек, ибо сотворен человеком, точно так же, как в человеке, коль скоро он творение божье, есть нечто божественное), – словом, с точки зрения дома, совершенно безразлично, спускается кто-то сверху вниз или подымается снизу вверх. Он, то есть дом, в часы безделья или просто так, когда захочется ему поворошить мыслями, судя по всему, считает этажи свои снизу вверх, ибо этот порядок запечатлен в его душе с детских лет. В то время как человек – скажем, моя скромная, но не терпящая противоречия особа – пребывает в ином положении, а именно: человек способен по собственному желанию передвигаться как вверх, так и вниз – не в пример вещи, предмету, – так с какой же стати приспосабливаться ему к терминологии именно предметов, зачем принимать за свои те выражения, которые дом относит лишь к самому себе? Разве не очевидно, что когда я спускаюсь, Пятый этаж, с моей точки зрения, является первым, первый же – пятым, поскольку сначала я оказываюсь на этом этаже и лишь затем – на том.
Но коль скоро это справедливо – а это справедливо, – тогда что означает понятие «вниз» и понятие «вверх»? Повергающие в замешательство бездны разверзлись за этим вопросом. Бездны и выси.
Я стою между двумя этажами как вкопанный.
И вдруг навстречу мне – почтальон.
Пожалуйста, говорит, извольте расписаться в получении, – говорит и протягивает мне письмо от адвоката, в коем говорится о том, что пора, как говорится, платить.
Я удерживаю почтальона. – Остановись, приятель, стой, о странник, и скажи ты мне ради бога, в какую сторону по этой лестнице спускаются вниз, и какую подымаются наверх, потому что забыл я…
– Вот сюда пожалуйте, эдак акурат вниз и спуститесь, – говорит он любезно.
Но как знать, сам-то он уверен ли в этом?
Дорога человека начинается сверху. Но человек Дороги снизу начинает свой путь. То, что сверху, всегда остается внизу, на этот счет мы можем быть спокойны.
Но те ли мы, чем можем быть?
ВИЛЬЯМ ШЕКСПИР
Писано Эдмундом Шекспиром
Перевел с английского Фридеш Каринти
Сия прелюбопытная книга только что вышла в Лондоне; она представляет собой биографию недавно почившего выдающегося английского поэта, написанную старшим его братом Эдмундом Шекспиром, помощником начальника оксфордского кадастрового управления.
Ред.
Имев возможность близко наблюдать жизнь бедного Вили, я принял решение исполнить братский долг свой и дать наконец правдивые ответы на те связанные с Вили вопросы, кои будут впоследствии интересовать потомков. Необходимость этого тем более очевидна, что, по словам моего друга Микши, который позавчера вернулся из будущего, там ждут не дождутся, когда же я предам огласке все, что известно мне о бедном моем брате Вили, потому что, как сказал Микша, они там ровным счетом ничего о нем не знают.
Итак, я познакомился с Вили как раз в то время, когда он, по счастливому стечению обстоятельств, явился на свет божий. Наш общий отец, Геза Шекспир Нижвеоксфордский, Малоливерпульский и Шекссельский, призвал меня в комнату и показал маленького Вили, который уже тогда произвел на меня впечатление истинного младенца. Я даже сказал об этом нашему отцу, но он лишь отмахнулся небрежно, – кто мог подумать тогда, что придет время и правым окажусь я?
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.