История литовской литературы

«История литовской литературы», т. I, 1957, 587 стр.; т. II, 1958, 643 стр.; т. III, часть 1, 1961, 647 стр., часть 2, 1965, 719 стр.; т. IV, 1968, 927 стр. Главный редактор акад. К. Корсакас (2 часть III тома – вместе с В. Пранскусом, IV том – вместе с И. Ланкутисом), «Минтис», Вильнюс (на литовском языке).

Академическая «История литовской литературы» – один из самых значительных трудов в области литовской филологии, созданных за два последних десятилетия. Здесь впервые рассматривается весь путь литовской литературы от древнейших времен до наших дней. Вследствие запрещения литовской печати в 1864- 1904 годах историография литовской литературы заметно отстала от уровня, достигнутого соседями. Работа по накоплению и систематизации литературного материала, которую в других странах в конце XIX – начале XX века провела культурно-историческая школа, в Литве в то время, можно сказать, еще не была и начата. Хотя позже, особенно после 1918 года, литовская литература стала изучаться гораздо интенсивнее, систематическая история литовской литературы, построенная на научной методологии, так и не была написана (не считая нескольких школьных учебников). В этом отношении авторы «Истории литовской литературы» оказались в менее благоприятных условиях, чем работающие над подобными же трудами ученые Латвии и Эстонии, которым уже не пришлось быть первыми систематизаторами исторического материала. Из-за отсутствия серьезных подготовительных трудов, а также исследований истории отдельных жанров, поэтического языка, стихосложения (первые работы такого рода стали появляться в литовском литературоведении лишь в последние годы) трудно было анализировать специфические закономерности развития литературы.

История литературы рассматривается в рецензируемом труде прежде всего в связи с развитием общественной жизни, с историей общественной мысли. Со времени выхода первого тома прошло немало лет. С тех пор проблематика литовского литературоведения значительно расширилась, методология – углубилась. Некоторые из поднятых там проблем решаются сегодня разностороннее и диалектичнее. Однако это не умаляет поистине огромного значения этого труда для истории литовской культуры. Без этого этапа не был бы возможен дальнейший рост литовского литературоведения.

История литовской литературы во многом напоминает историю литератур других народов Восточной и Центральной Европы, долгое время находившихся под иноземным господством. Однако и в начальный период литовской литературе присуши такие черты, которые отличают ее от литератур других прибалтийских народов (латышской, эстонской, финской). Это связано с существованием литовского государства – Великого княжества Литовского. Литература, возникшая в конце XIV столетия для удовлетворения его потребностей, в положила начало истории литовской литературы. Специфическая черта этого этапа состоит в том, что первые памятники письменности в Литве – летописи – появились не на литовском, а на белорусском языке. В «Истории литовской литературы» принадлежность их к литовской культуре аргументируется не только потребностями литовского феодального общества, но и спецификой средневековой литературы (роль латинского языка – в Западной Европе, церковнославянского – в Восточной Европе и не только в славянских странах, фарси – в Средней Азии).

В XVI веке, когда под влиянием идей гуманизма и реформации в литературах Европы утвердились национальные языки, для того чтобы литовский язык стал официальным языком феодальной Литвы, не было благоприятных условий. Феодальная верхушка Литвы в XVI веке быстро полонизировалась. В общественной жизни, наряду с белорусским языком, все чаще начинают употреблять польский, а также латинский. К литовскому языку начинают относиться как к языку простонародному, языку низшего сословия. Литовская книга в феодальном обществе принадлежала к литературе лишь одного – низшего – сословия, она удовлетворяла в основном потребности религиозной пропаганды. «История литовской литературы» содержит подробный обзор развития литовской литературы на родном языке в обоих центрах древней литовской литературы – в Восточной Пруссии, где появились первые литовские сочинения (первая книга – 1547 год), и в Великом княжестве Литовском. Здесь освещаются условия, в которых возникли важнейшие памятники древней литовской литературы, систематизируются сведения о жизни и деятельности их авторов, анализируются первые опыты светской литературы (панегирики, эпитафии, посвящения), обозреваются литературные дискуссии и т. п. Сделана попытка вскрыть многообразные связи религиозных сочинений с проблемами тогдашней общественной жизни, хотя авторы при этом обычно не идут дальше «отражения» отдельных реалий эпохи. Меньше внимания уделено связям с европейской литературой того периода. Между тем контакты литовской общественности с культурной жизнью Западной Европы в XVI столетии были весьма интенсивными. Борьба за права литовского языка, которую вел в Великом княжестве Литовском автор первых изданных здесь литовских книг М. Даукша, может быть глубоко понята лишь в контексте идей Ренессанса. В этом аспекте взгляд на древнюю литовскую литературу значительно расширила монография Ю. Лебедиса «Микалоюс Даукша» (1963). Правда, позже связи литовской литературы с основными течениями культурной жизни Европы заметно ослабли, однако, игнорируя их, невозможно показать своеобразие литовской литературы того периода.

В «Истории литовской литературы» не раз подчеркивается значение древних памятников письменности для формирования литературного языка, его стилей. Анализ отдельных произведений содержит разного рода наблюдения над поэтикой, стихосложением, искусством перевода той поры. Однако они носят преимущественно описательно-констатирующий характер и не дают цельной картины литературного процесса. Развитие древней литовской литературы действительно было весьма противоречивым, ее центры не были связаны между собой, за непродолжительным периодом литературного подъема следовали годы полного упадка. Но некоторая преемственность все же существовала, и выявление ее – одна из актуальных проблем изучения древней литовской литературы.

Нечетким продолжает оставаться и содержание самого понятия «древняя литовская литература». По традиции, его принято было применять к литературе до конца XVIII века. В «Истории литовской литературы» за такой периодизацией признается лишь условное значение. Ее пытаются заменить историко-общественными категориями: литература эпохи феодализма, литература эпохи капитализма. Однако механическое разделение двух литературных эпох по дате отмены крепостного права мало что говорит о специфике развития литовской литературы. Границу между двумя эпохами литературы определяет не эта дата, а внутренние сдвиги в самой литературе, изменение той роли, которую она играет в общественной жизни, хотя для их анализа авторы труда еще не имели прочной теоретической базы.

Видимо, в литовской литературе, как и в литературах других народов со сходной исторической судьбой, разумно было бы связывать эту границу с началом процесса национальной консолидации. Например, авторы «Истории латышской литературы» обоснованно выделяют в самостоятельный этап «начальный период национальной латышской литературы», не связывая его с какой-либо одной датой в истории общества, хотя, к сожалению, древняя литература здесь не только методологически отсекается от новой, но из-за ее сословной ограниченности выносится за рамки национальной культуры, «литературы собственно латышской»; при этом не берется в расчет то обстоятельство, что появление сочинений на родном языке уже само по себе свидетельствовало о признании жизнеспособности нации, о роли народных масс в развитии культуры, закладывало основы для дальнейшего развития литературы, литературного языка.

Если связывать начало новой литературы с процессом формирования нации, то возникает вопрос, в какую литературную систему включить основоположника литовской художественной литературы Кристионаса Донелайтиса, творившего еще задолго до начала этого процесса, но сыгравшего в истории литовской общественной мысли роль, подобную той, которую у других народов сыграли зачинатели новой литературы. Видимо, при решении и этой проблемы невозможно обойтись лишь категориями, употребляемыми для исследования общественной мысли. Выраженное в «Истории литовской литературы» и прочно утвердившееся ныне отношение к Донелайтису как к родоначальнику реалистического направления в литовской литературе недвусмысленно оценивает его в контексте не древней, а новой литературы. Однако такая концепция, как можно судить по вспыхивающей то и дело полемике относительно творческого метода Донелайтиса, вызывает немало сомнений. Очевидно, убедительнее было бы реалистические черты его поэмы связывать не с реалистической литературой нового времени, ибо не они определяют художественную самобытность произведения, а с «реалистичностью» древней литературы и фольклора других народов¹. В этом случае на свое место встали бы и всеми признаваемые дидактические, религиозные моменты поэмы, которые не пришлось бы объяснять лишь «ограниченностью мировоззрения» автора. Это позволило бы значительно рельефнее понять и художественное своеобразие поэмы: гиперболизацию стиля, устойчивые поэтические формулы и ситуации, специфику характеров, художественного времени и пространства, особенности связи с фольклором. Закономерности древней литературы, возможно, помогли бы объяснить и замеченное некоторыми исследователями своеобразное приближение Донелайтиса к изобразительным средствам современной литературы, как бы в обход классического реализма XIX века: трансформацию реальных пропорций, фрагментарную композицию, тормозящие повествование «внутренние монологи». Творчество Донелайтиса сопоставляется с литературой великих европейских наций (часто ставится проблема «Донелайтис и классицизм»). Однако путь литовской литературы, как и других литератур с «ускоренным развитием», значительно отличается по продолжительности периодов от пути европейских литератур, представляющих «типичный» литературный процесс. Именно этим и объясняется уникальность на фоне литературы своего времени такого произведения, как «Времена года» Донелайтиса. Интересно заметить, что при внимательном исследовании литовской художественной прозы более позднего периода – середины XIX века – выяснилось, что ее повествовательная структура соответствует не европейской литературе XIX века, а ренессансной и фольклорной Прозе.

В истории литовской литературы формирование новой литературы как специфической структуры составляет целый этап. Древней литературе по своему художественному типу принадлежит не одно произведение и середины XIX века. Из-за связи с религией многие из них обойдены (например, в обзоре творчества одного из родоначальников литовской художественной прозы М. Валанчюса за рамками анализа остаются его «Жития святых» – уникальный образец литовской агиографической литературы) и общая картина литературы XIX века невольно обедняется. Произведения религиозной литературы не являлись в то время лишь осколком прошлого, они имели близкие соответствия в народном литовском искусстве – в лубке, скульптуре. Анализ этих связей должен был бы составлять существенную часть истории литовской культуры, хотя за рамки истории литовской литературы он, конечно, уже выходит.

В начале XIX столетия начинает проявляться и новое качество литовской литературы. По мере формирования литовской нации образуются новые условия культурной общности: возникает светская литовская интеллигенция, создается литературная среда, где концентрируется духовная жизнь всей нации. В полный рост встает проблема общего литературного языка, которую литовские литераторы обсуждают в письмах и практически решают в своей деятельности. Литература, все теснее связываемая с важнейшими вопросами жизни нации, расширяет свою социальную проблематику, выдвигает первые лозунги национального движения. В силу неблагоприятных социальных и политических условий (периоды жестокой политической реакции после поражения восстаний 1831 и 1863 годов) процесс консолидации литовской нации и формирования новой литературы, по сравнению хотя бы с соседней Латвией, сильно затянулся – примерно до 80-х годов XIX века, когда национальное движение приобрело массовый характер. Начавшая издаваться в то время периодическая печать укрепила контакты писателей с читателями, литературная жизнь стабилизировалась и стала идейно дифференцироваться. В своем новом качестве литовская литература окончательно утвердилась в начале XX века, когда она перестала быть чисто «сословной», «крестьянской», возросло внимание к художественным проблемам и поискам, определились литературные направления. Если абсолютизировать формальную границу, разделяющую эпохи феодализма и капитализма, то картина этого закономерного и единого процесса распадается на слишком мелкие отрезки.

До конца XIX века вопрос о направлениях в литовской литературе проблематичен. Слабо развитая литературная жизнь не создавала условий для возникновения различных тенденций литературного развития, не ставила писателей перед необходимостью выбрать ту или иную эстетическую программу. Через всю литовскую литературу XIX века проходят, не отрицая друг друга, несколько литературных тенденций, в которых преломились и некоторые черты характерных для всей Европы литературных течений.

В период формирования новой литовской литературы доминирует просветительская функция литературы. Прогрессивная литература ориентируется на крестьянство как на главного представителя литовской нации, заботится о его просвещении, будит в нем социальное и национальное сознание. В условиях национального гнета, ставящего под угрозу само существование нации, литература воспринимается прежде всего не как своеобразное эстетическое явление или выражение субъективных переживаний писателя, а как голос нации, воплощение национального самосознания.

Вместе с тем на развитие литовской литературы сильное влияние оказало и предромантическое течение в европейской литературе, особенно гердеровское направление, признавшее культурную полноценность за оставшимися в стороне от цивилизации народами. Под воздействием гердеровской идеологии Л. Реза издает и превозносит как памятник духовной культуры литовского народа «Времена года» Донелайтиса (в 1818 году) и первый сборник литовских народных песен. С этой идеологией следует связывать и традицию литовского фольклоризма, до сих пор сохранившую в литовской литературе гораздо больший вес, чем в литературах других европейских наций. Богатая история литовцев была благодатной почвой для того, чтобы прижился и другой романтический мотив – обращение к прошлому. Все это позволяет выделить романтическое направление в литовской литературе XIX века как определенную типологическую систему. В «Истории литовской литературы» с ней обоснованно связываются некоторые черты творчества писателей, работавших еще в первые десятилетия века (С. Станявичус, С. Валюнас, С. Даукантас), а затем А. Баранаускаса, поэтов, сплотившихся вокруг газеты «Аушра», и Майрониса. Постоянно подчеркивается отличие литовского романтизма от «классического», активное взаимодействие просветительских и романтических тенденций – характерная черта литературы народов с аналогичной судьбой. Воспевая историческое прошлое, акцентируя национальную самобытность своего народа, литовские романтики создавали эмоциональную основу национального движения. Поэтому едва ли справедливо и исторически обоснованно выдвинутый в это время лозунг «национального единства», который способствовал пробуждению национального сознания и сыграл в период формирования нации позитивную роль, объяснять «идейной ограниченностью» С. Станявичюса, С. Даукантаса, А. Баранаускаса, поэтов «Аушры» и Майрониса. Ориентация этих поэтов на прошлое в конкретной ситуации того времени также не была «отрывом от конкретных актуальных вопросов эпохи». В первых томах «Истории литовской литературы» мировоззрение писателей прошлого довольно часто оценивается по априорной схеме, абстрактно, вне конкретного исторического контекста.

В конце XIX века в литовской литературе возникает и реалистическое направление, развернувшее полемику со сторонниками романтической эстетики, расширившее тематику и обогатившее изобразительные средства литературы. Возникновение этого направления авторы «Истории литовской литературы» справедливо связывают с окрепшим национально-освободительным движением, с усилившейся социальной дифференциацией литовской нации. Различные эстетические течения того времени были связаны с двумя определившимися направлениями общественной жизни – либеральным и крестьянско-демократическим. И все же нельзя, ограничившись лишь социальной характеристикой реалистического и романтического направления, считать одно из них во всех отношениях превосходящим другое. Несмотря на взаимную полемику, оба эти течения в тогдашнем литературном процессе не исключали, а дополняли друг друга. Это становится очевидным при сопоставлении творчества крупнейших их представителей – Майрониса и Жемайте, например, или при сравнении вклада романтиков и реалистов в развитие отдельных жанров. Борьба за реализм в то время была и борьбой за утверждение жанров прозы, сильно отставшей от поэзии. Сторонники реализма, нападая на романтиков, доказывали и всяческое превосходство прозы над поэзией. Не принимая в расчет литературной специфики этой борьбы, авторы «Истории литовской литературы» больше декларируют, чем доказывают, вклад реалистической эстетики в развитие литературы. Творчество самих писателей-реалистов тут почти не анализируется как некая художественная система, в основном рассматривается лишь тематическая новизна реализма, его связь со злободневными социальными проблемами. Отрыв идейного анализа произведения от анализа его художественной структуры продолжает оставаться серьезной методологической проблемой.

Новый этап литовской литературы начался после 1905 года, когда был снят запрет с литовской печати и возникли более благоприятные условия культурной жизни. Окрепла связь литературы с другими областями искусства: быстро развивавшимся любительским театром, музыкой, живописью, как раз в это время выдвинувшей М. Чюрлиониса. Стали широко обсуждаться эстетические задачи литературы, вопросы художественного мастерства. Начавший выходить под редакцией Людаса Гиры первый литературный журнал «Вайворикште» остро ставил проблему творческой профессионализации. Появилось несколько литературных альманахов со своими манифестами, эстетическими декларациями. Стилистическое своеобразие произведения становилось уже делом не только писательской интуиции, но и сознательного выбора. Творческие поиски новых средств выразительности стимулировались также контактами с новейшими течениями европейской литературы. Под их влиянием формировалось неоромантическое направление, ратовавшее за национальную самобытность содержания и формы искусства.

Заметные сдвиги совершались и в реалистической прозе, все пристальнее вглядывавшейся во внутренний мир человека, который до сих пор глубоко раскрывала лишь поэзия.

Все эти новые литературные явления возникли в сложных общественных условиях. После поражения революции 1905-1907 годов в литовском обществе шла острая борьба между демократическими и реакционными силами, все большее значение приобретало рабочее движение. В поэзии Ю. Янониса пролетарская литература достигла подлинной художественной зрелости. Пролетарские и демократические критики полемизировали со сторонниками новых теорий, которые эстетические задачи литературы нередко противопоставляли ее общественному назначению, а приветствуя профессионализацию литературы, защищали и идею литературной элиты.

Определить значение новых явлений литературной жизни для дальнейшего развития литовской литературы – дело нелегкое.

В «Истории литовской литературы» не всегда сохраняется тут необходимая дистанция. Общественно-историческому фону уделяется гораздо больше внимания, чем закономерностям литературного развития. Порою делается крен в сторону вульгарного социологизма, например, когда эстетика неоромантиков выводится непосредственно из «буржуазной идеологии». Возникновение новых литературных течений трактуется здесь как явление только негативное – как отказ от реалистических традиций литовской литературы, отход от действительности, социальной борьбы, хотя многие вопросы, выдвинутые этими течениями, например проблема национальной самобытности, художественной цельности, нового художественного языка, сохранили актуальность до наших дней. Правда, одностороннюю характеристику процесса в обзорных главах несколько уравновешивает конкретный анализ творчества отдельных писателей. Новые явления в литовской прозе – поворот к психологическому анализу, усиление интеллектуального начала, искусство подтекста – тонко выявлены в разборе творчества Й. Билюнаса. При анализе раннего творчества В. Креве позитивно оценены его близость к фольклору, вклад в создание национального литературного стиля. В главе, посвященной Л. Гире, широко рассмотрена проблема взаимоотношения индивидуальной поэзии с фольклором. Однако и тут иногда чувствуется, что авторы как бы боятся довериться конкретному анализу процесса и спешат дать явлениям отвлеченную оценку. Например, указывается, что исторические мотивы легенд В. Креве в условиях царского гнета «отразили борьбу всего литовского народа за национальное освобождение», и здесь же они трактуются как «бегство ы прошлое», «отрыв от национальных социальных проблем своего времени» и даже как стремление «отвлечь внимание читателей от революционных задач, от классовых интересов народных масс». Интерес Л. Гиры к фольклору, как и попытки других писателей искать в народном творчестве проявление так называемого «национального духа», – имевшие в то время явно идеологический смысл, – почему-то связывается с эстетизмом.

Период с 1917 по 1940 год рассматривается в двух частях третьего тома. В это время в литовской литературе широко развернулись начавшиеся еще раньше стилистические искания, окрепли ее связи с традициями, расширился эстетический кругозор. Литература обогатилась творчеством таких своеобразных писателей, как В. Креве, Вайжгантас, В. Миколайтис-Путинас, В. Сруога, К. Бинкис, А. Венуолис, С. Нерис, П. Цвирка и др. Им посвящены отдельные монографические очерки.

Новая историческая ситуация, сложившаяся после Октябрьской революции, непосредственный результат Октябрьской революции – восстановление литовской государственности, создавшее значительно более благоприятные условия для развития всех областей искусства, возросший культурный уровень страны – такова важнейшие факторы, определившие развитие литовской литературы в этот период. В отличие от больших западноевропейских государств, для которых первая мировая война означала гибель старой философии, морали, идеалов гуманистической культуры XIX века, Литва, как и некоторые другие государства, образовавшиеся после первой мировой войны, не переживала столь острого идейного кризиса. Завоеванный суверенитет, особенно в первые годы, вызывал здесь оптимистические надежды на общественное развитие, оставившее следы и в таких вновь сформировавшихся течениях, как литовский символизм (неоромантизм) или футуризм. Правда, энтузиазм первых лет существования суверенного государства довольно скоро сник, в различных жанрах литературы нашел отражение конфликт личности и окружающей среды, однако поиски гармонии, единства человека и природы, человека и мира оставались на протяжении всего этого периода характерной чертой, ярко запечатлевшейся в творчестве В. Креве, С. Нерис.

С другой стороны, в этот период обострилась социальная дифференциация литовской нации, а установленный в 1928 году авторитарный режим сильно усложнил идейную борьбу различных общественных групп. Литература осталась единственной областью, где могла широко проявляться общественная мысль, оппозиция господствующему строю.

Рассматривая развитие литовской литературы между 1917 и 1940 годами как ожесточенную борьбу двух фронтов – реакционного, официального и прогрессивного, оппозиционного, – авторы «Истории литовской литературы» справедливо утверждают, что в тогдашней литературной жизни доминировала не официальная, поддерживаемая государственными институциями и господствующими слоями литература, а прогрессивная, демократическая. Поворот я актуальной общественной тематике, укрепление позиций реализма – характерные черты литературного развития того периода.

Правда, в рецензируемом труде же дано четкое определение самого понятия «прогрессивная литература». Иногда авторы склонны называть так всю литературу, настроенную оппозиционно по отношению к правящей верхушке. В то время оппозиция к господствующему режиму объединяла писателей различных идеологических взглядов. Однако зачастую понятие «прогрессивная литература» употребляется и в узком смысле – лишь применительно к писателям социалистической идеологии. «Прогрессивной литературой» считается литература нового типа, заложившая основы для формирования советской литературы. Такое ее понимание помогает по-новому оценить некоторые аспекты тогдашней литературной борьбы. Например, говорится о том, что хотя на острой полемике, которая велась между литовскими антифашистскими писателями и жившими в Советском Союзе литовскими пролетарскими литераторами порою и сказывались сектантские тенденции в деятельности пролетарских писателей, но обе эти группировки были двумя флангами одного явления – прогрессивной литовской литературы.

Однако противопоставление прогрессивной и реакционной литературы не раскрывает всей сложности литературного процесса, в частности не охватывает творчества некоторых крупных писателей того периода (В. Креве, В. Миколайтис-Путинас, В. Сруога). Их творчество, относящееся к числу высших достижений литовской культуры, сыграло во всех отношениях благотворную роль в общественной жизни своей эпохи, а также оказало и продолжает оказывать непосредственное влияние на литовскую советскую литературу. Многие из этих писателей активно сотрудничали с литераторами левого политического направления. Антифашистские писатели из группы «Трячас фронтас», сначала демонстративно противопоставлявшие.пролетарскую литературу всей остальной национальной литературе, позже сами отказались от этой практики.

В третьем томе «Истории литовской литературы» больше внимания уделяется литературным критериям, смене литературных поколений и течений. В развитии литературы от 1917 по 1940 год выделены два этапа, хронологическая граница которых (1931-1932 год) не совпадает с периодизацией общественной жизни, а определяется литературными факторами: на литературную арену выходит новое поколение писателей, преобразуется соотношение жанров (увеличение удельного веса прозы на втором этапе), изменяется характер литературной жизни (множество литературных группировок, громкие литературные декларации на первом этапе и бо´льшая творческая сосредоточенность, умеренность художественных экспериментов – на втором). Но такого специфически литературного подхода недостает обзору развития жанров, которое и тут рассматривается преимущественно с точки зрения тематической. Отмечая рост реалистической прозы и особенно романа в 30-е годы, авторы сетуют на слабость реализма в поэзии и из этого делают выводы о ее тематической неактуальности, камерности. Когда ограниченность таких критериев становится очевидной, например, при анализе эволюции С. Нерис от первых деклараций после идейного перелома до самого зрелого сборника стихов «Демядисом зацвету», тогда прибегают к разного рода оговоркам. Однако о ранней лирике В. Миколайтиса-Путинаса и Б. Сруоги так и говорится, что они «в идейном отношении не обогатила литовской литературы», «оказала отрицательное влияние на дальнейшее развитие литовской поэзии». В последнее время возродилась популярность этих двух крупнейших литовских лириков, обнаружилась живая связь их творчества с современной литовской поэзией, и такие выводы кажутся сегодня уже явно неверными.

В обзоре литовской поэзии 1917- 1940 годов чувствуется влияние сложившихся в послевоенный период концепций, когда практически зачеркивался весь послемайронисовский опыт литовской поэзии. Поиски нового поэтического языка тут трактуются почти исключительно как проявление формализма и эстетства, от стихотворения категорически требуется строгая логическая последовательность, авторы высказываются против субъективных метафор, ассоциативного мышления. На деле же переоснащение образного арсенала литовской лирики было неизбежным процессом, вызванным социальным и идейным опытом XX века, не умещающимся в рамках позитивистского мировосприятия. Правильно отмечается влияние модернистской эстетики и идеалистической философии, но в данном случае, видимо, недостаточно будет ограничиться критикой ложных философских предпосылок без учета того, какие открытия нового поэтического языка стали неоспоримым фактом новой литовской литературы.

Если считать обновление поэтического языка лишь «декадентской болезнью» литературы, то искажается перспектива пути, пройденного антифашистской литературой. Настойчивые искания в области новых форм художественного выражения не были для антифашистских поэтов лишь «данью моде», помехой, мешавшей найти «правильный творческий путь». Они связаны со всей их идейной программой, с проблемами нового творческого метода и назначения литературы.

В период, исследуемый в третьем томе, заметно возмужала и литовская проза, возникли новые ее жанры. По существу теперь сформировался литовский роман, высшим достижением которого и по сей день остается «В тени алтарей» В. Миколайтиса-Путинаса, произведение, открывшее духовный мир нового человека, коллизии его идейных исканий и стимулировавшее развитие литовской психологической прозы. Большую популярность приобрел социальный роман, оперативнее, чем другие жанры, отзывавшийся на актуальные проблемы общественной жизни. Характер литовца раскрывался в глубоко своеобразных произведениях В. Креве и Вайжгантаса. Значительно совершеннее и разнообразнее стал литовский рассказ, испытавший на себе немалое влияние новейших литературных направлений.

Не все эти аспекты литературного процесса исследуются одинаково внимательно. Широко анализируются социальная проблематика и тематика прозаических произведений, характеры персонажей, но значительно уже – закономерности развития жанра. Такие методологические принципы позволяют неплохо показать связь прозы с тогдашней литовской действительностью, но не способны воссоздать картину литературного процесса. Отдельные произведения тут существуют как бы сами по себе, вне связи с литературной традицией, со сходными или несходными стилистическими тенденциями. Например, авторы отмечают, что творчество П. Цвирки было новаторским, прежде всего «по своим идеям, проблемам, героям, новой оценке действительности», и эти аспекты широко рассматриваются. Но раскрыть новаторство прозы П. Цвирки, как и других представителей социальной прозы, невозможно вне сопоставления с другими течениями в литовской прозе того периода. Между тем даже такие представители этих течений, которые благодаря новым изданиям их произведений попадают сегодня в круг актуальных эстетических интересов, рассматриваются лишь бегло (Ю. Савицкис) или не рассматриваются совсем (И. Шейнюс).

Последний том «Истории литовской литературы» посвящен формированию советской литературы, которое понимается как «сложный процесс, совершавшийся быстрыми, диктуемыми событиями революционной эпохи темпами, прошедший ряд этапов, в каждом из которых проявлялись свои закономерности и особенности». Центральная проблема тома – взаимоотношение качественно новых, свойственных лишь советской литературе особенностей с национальными традициями, с накопленным за долгие века опытом и способами изображения.

Не всегда эта проблема решается одинаково глубоко. В оценке тех периодов, когда в первую очередь подчеркивалась принципиальная новизна советской литературы, а не продолжение традиций – 1940-1941 годы, послевоенные годы, – выделены преимущественно внешние сдвиги, непосредственная соотнесенность с реалиями времени, но часто не раскрывается преемственная связь с предшествующим художественным опытом. Правда, под впечатлением исторического перелома в жизни нации литовские советские писатели поначалу абсолютизировали контраст прошлого – настоящего, упрощенно представляли себе процесс обновления мира. Однако если посмотреть на поток литературы в перспективе времени, то нетрудно заметить, что в нем выделяются как раз те произведения, авторы которых широко использовали и творчески развивали самобытные принципы предшествующих поэтических школ. Наверное, не только влиянием Маяковского (которое в то время иные поэты испытывали чисто внешне), а прежде всего связью с получившими распространение в литовской антифашистской поэзии языковыми средствами, а также усвоенными послемайронисовской поэзией ораторскими интонациями и фамильярной лексикой следует объяснять популярность лирики В. Монтвилы. В наиболее зрелых поэтических произведениях того времени С. Нерис, В. Миколайтис-Путинас, Б. Сруога пытались понять смысл происходящих изменений в перспективе исторического пути Литвы. Оживленно обсуждалась судьба литовского слова, литовских культурных традиций в новых условиях общественной жизни.

Особенно актуальной стала проблема национальных традиций в годы Великой Отечественной войны, когда литовскому народу, очутившемуся в тисках фашистской оккупации, грозила опасность физического исчезновения. Эвакуировавшиеся в глубь СССР писатели чувствовали себя представителями всей литовской культуры, в их произведениях особенно сильно зазвучали патриотические мотивы, поэтизировалось героическое прошлое Литвы, ее природа, разнообразно использовались мотивы литовской литературы и народного творчества. После интенсивных исканий в области поэтического языка прочные позиции в лирике заняла близкая к классическим традициям поэтическая школа с ее любовью к ясно очерченному образу и логически развивающейся мысли (А. Венцлова, Л. Гира, К. Корсакас). Наряду с ней развивалась и другая стилистическая школа, продолжавшая принципы послемайронисовской поэтики и искавшая вовне пути развития национальных художественных традиций (С. Нерис, Э. Межелайтис).

В «Истории литовской литературы» несколько нивелируется стилистическое разнообразие литературы этого периода. Авторы справедливо подчеркивают оперативность, тесную связь литературы с задачами дня, что особенно важно было в годы войны. Но никак нельзя согласиться с ними, когда порою они солидаризируются с теми критиками, которые призывали во имя боевитости поэзии отказаться от драматических мотивов.

Один из самых сложных периодов развития литовской литературы – послевоенные годы. Интенсивную защиту идейных основ литовской советской литературы, проводившуюся в условиях острой классовой борьбы, затрудняло дававшее себя знать в ряде критических выступлений узкоутилитарное понимание целей литературы, догматизм. Под знаменем борьбы с декадентством практически была зачеркнута большая часть достижений литовской литературы XX века.

Общим обзорам этого периода сильно мешают описательность, отсутствие проблемности, четких ведущих идей. Иногда делаются уступки явно устаревшим концепциям, например, когда утверждается, что формированию литовской советской литературы мешали писатели, которые по своей эстетике и формальным приемам «были связаны с литературной культурой, существовавшей в Литве до 1940 года». Однако в целом авторы стараются не сглаживать противоречий формирования литовской советской литературы. Признавая, что мировоззрение и пути писателей, влившихся в советскую литературу, были различны, они учитывают не только политические (последовательная эволюция большинства антифашистских писателей), но и философско-этические моменты (В. Миколайтис-Путинас, Б. Сруога). Жизненность тенденций критического реализма в прозе первого послевоенного десятилетия обоснованно объясняется опытом писателей, которые еще в досоветский период прошли школу литовской социальной прозы. Глубоко анализируется своеобразие стиля таких широко проявивших себя в этот период художественных индивидуальностей, как Е. Симонайтите, Т. Тильвитис, Ю. Балтушис, В. Мозурюнас.

Общую картину этого периода дополняет анализ произведений, которые в свое время получили отрицательную оценку критики (цикл стихов и книга воспоминаний Б. Сруоги, роман К. Боруты «Мельница Балтарагиса», лирика К. Кубилинскаса и др.).

Современный этап литовской литературы рассматривается лишь в общих чертах – «не претендуя на всестороннее освещение и тем более на окончательную оценку», Однако, принадлежа скорее к области живой критики, чем историографии, он оставил заметный след в эстетических концепциях тома и в обзоре предшествующих периодов. Опыт новейшей литературы как раз и позволил исторически отнестись к самому пониманию специфики советской литературы, выявить изменение содержания ее важнейших идейно-эстетических категорий, показать эволюцию взгляда на национальные традиции. Говоря о характерных для последнего десятилетия исканиях в области формы («символический образ, ассоциативная композиция, лирический подтекст, верлибр, импрессионистическая живописность, романтическая стилистика и др.»), авторы показывают связь этих творческих исканий со всем опытом крупнейших литовских писателей XX века.

Благодарный материал для того, чтобы показать тесную связь литовской советской литературы с эстетической культурой довоенных девятилетий, дает творчество В. Миколайтиса-Путинаса. Его поэзия советского времени связана с предшествующей не только общими чертами поэтической индивидуальности и высокими этическими идеалами, но и своими главными мотивами, своей стилистикой. И в советские годы борьба за свободу личности, прославление величия человека и боль из-за ограниченности его возможностей остались важнейшими темами В. Миколайтиса-Путинаса. В «Истории литовской литературы» прослежено развитие этих тем, оценен вклад поэта, обогатившего выразительные средства литовской советской лирики.

Смена поэтической традиции, вызванная новой общественной проблематикой, выдвигается на первый план в обзоре творческого пути Э. Межелайтиса. При этом не сглаживаются его противоречия. Так, например, при анализе лирики военных лет обнажается разрыв между эмоциями и идеалами поэта, непосредственными военными впечатлениями и традицией предшествующей литовской поэзии, которая вела к слишком приглаженному, изысканному слову. Отмечено также и то, чем лучшие стихотворения поэта тогда обогатили литовскую лирику; своей непосредственностью, образной яркостью, философской глубиной. Отмечая заслуги Э. Межелайтиса перед интеллектуальным направлением в литовской советской поэзии, автор этой главы указывает на определенное противоречие между эстетической программой, которую поэт сознательно исповедует, и чертами уже ранее сформировавшегося живописного, песенного, эмоционального таланта. Это помогает выявить внутренний драматизм творческого развития поэта, генезис новых форм выразительности.

Заведомая предварительность выводов о живом и продолжающемся литературном процессе ограничила возможность широких теоретических обобщений в обзорных главах, посвященных новейшему периоду литовской литературы. Однако и в них – особенно в обзоре поэзии – авторы значительно шире, чем в других томах, оперируют категориями поэтики. Прослеживаются закономерности литературного развития, характеризуются наметившиеся различные стилистические направления, их взаимоотношение, вклад в общую литературную культуру.

Путь литовской литературы, впервые обобщенный в рецензируемом труде, выявляет преемственность национальных традиций, показывает, как в разные исторические периоды, отвечая на запросы времени, росло и развивалось литовское художественное слово. Исследование дает богатый материал для раздумий о национальной специфике литовской литературы. Уже из-за одного этого трудно переоценить его значение. Выраженные в рецензии критические замечания и пожелания в большинстве случаев указывают на проблемы, актуальные не только для литературоведов Литвы, но и для определенного этапа всего советского литературоведения. В последнее время глубже раскрывшееся стилистическое разнообразие советской литературы, усиление конструктивного начала творчества выдвигают на повестку дня вопросы специфики художественного слова, заставляют искать внутренние закономерности его развития. Все новые работы этого рода появляются и в литовском литературоведении. Это позволяет надеяться, что уже назревает необходимость написать историю родной литературы, которая включала бы и историю идей, и историю форм, жанров, эстетических течений. Четырехтомная академическая «История литовской литературы», впервые накопившая и обобщившая обширный фактический материал, заложила солидный фундамент для дальнейшей работы в этой области.

г.Вильнюс

1. Ср.: Д. Лихачев, Поэтика древнерусской литературы, «Наука», Л. 1967, стр. 123-142.[↩]