Литературное наследство. Том 100. Кн. 2, 3. Чехов и мировая литература

Перерыв между первой, и двумя недавно вышедшими книгами чеховского тома «Литературного наследства» составил восемь лет. Его содержание теперь дополнено обзорами по странам Европы¹, Северной Америки (США и Канада), Австралии – во второй книге, и по странам Востока, Азии и Африки – в третьей². Хронологический диапазон – почти весь XX век. Завершает этот трехчастный том раздел «Чехов в переписке с переводчиками» (в него вошли ранее не публиковавшиеся письма к писателю), а также указатель иллюстраций, имен и упоминаемых произведений Чехова во всех трех книгах.

Существуют специфически чеховские темы, которые, так или иначе, обсуждались на протяжении всего XX века. Один из таких «краеугольных камней» – проблема автора.

Несколько лет назад в интеллектуальном клубе «Что? Где? Когда?» знатокам был задан примерно такой вопрос: «Как относился Чехов к своим героям?» Было предложено три варианта ответа: любил, не любил, был равнодушен. Во время обсуждения стало ясно, что этот, в общем-то, прозрачный и простой вопрос поставил знатоков в туник.

Судя по сборнику «Чехов и мировая литература», мнения о Чехове, его авторской позиции в разные времена и в разных странах были часто противоположными:

– Чехов сострадающий, с «чарующей, несколько виноватой улыбкой»³ (II, 45) и Чехов медик, бесстрастно анатомирующий «гнойные язвы буржуазно-помещичьего строя» (И, 99);

– Чехов-бытописатель и натуралист/создатель «исторического альбома русской жизни» (II, 95) и Чехов-символист и предтеча театра абсурда;

– Чехов-буревестник революции и Чехов-плакальщик уходящего мира;

– Чехов-оптимист, призывающий к действию и верящий в прогресс и Чехов-пессимист и «певец потерянных поколений» (II, 533).

Словами Висконти можно сказать, что «Чехов – сам по себе проблема» (II, 423).

Именно фигура автора с самого начала осознавалась как загадочная, парадоксальная и словно требующая от читателя той определенности, которой нет в чеховских текстах.

«В его пьесах поразительным образом отсутствует авторский голос, они кажутся почти «природным явлением», ни от кого не зависящим» (II, 769).

«…он так стремился отсутствовать <…> но, как правило, ему не удается скрыться <…> он постоянно изображал себя» (И, 663).

Не называя чеховский диалог полифоническим, иностранные критики замечают его бросающееся в глаза отличие от толстовского: «Чехов учит передаче диалога таким, как в действительности (без авторской стилизации, которая есть у Толстого), – иногда разорванным, с заиканиями, но это не натуралистический фотоснимок, а художественное обобщение, доведенное до эффекта полной естественности…» (III, 281).

Другая «сквозная линия» – жанровая загадка чеховской комедии – так же связана с вопросом об авторской позиции:

1. В первой книге, вышедшей в 1997 году, были главы по Франции, Германии, Австрии, Англии, Ирландии,и Бельгии. А во второй (2005) – обзоры по Польше, Болгарии, Чехии, Словакии, Сербии, Хорватии, Венгрии, Румынии, Греции, Италии, Испании, Португалии, Дании, Швеции, Норвегии и Финляндии. ^[↩]
2. Китай, Япония, Индия, Корея, Вьетнам, Иран, Турция, Ирак, Израиль плюс два общих обзора «Чехов в арабских странах» и «Произведения Чехова в тропической и южной Африке». [↩]
3. Все цитаты Из рецензируемого тома даются в скобках в тексте с указанием тома римской цифрой и страницы арабской. [↩]