Литературное наследие ученого

Бiлецький Олександр, Зiбрання праць у п’яти томах, т. I, Давня украïнcька i давня росiйська лiтератури, «Наукова думка», Киïв, 1965, 524 стр.; т. 2, Украïнська лiтература XIX – початку XX столiття, Киïв, 1965, 671 стр.; т. 3, Украïнська радянська лiтература. Теорiя лтератури, Киïв, 1966, 606 стр.; т. 4, Росiйська лiтература та росiйсько-украiнськi лiтературнi зв’язки, Киïв, 1966, 678 стр.; т. 5, Зарубiжнi лiтератури, Киïв, 1966, 650 стр.

Общеизвестно, что Александр Иванович Белецкий был выдающимся ученым-филологом, глубоким знатоком литературы, театра, искусства и истории. К тому же он отличался незаурядным талантом писателя, оригинального по языку и форме изложения. Избегая всего шаблонного, предвзятого, косного, что успело «отложиться» в нашей литературной науке, он мыслил широко и свободно, увлекаемый идеями и образами изучаемых произведений.

Как-то не хотелось припоминать здесь затрепанное выражение Бюффона: «Стиль – это человек», но именно оно приходит на ум, когда говоришь о неповторимой индивидуальности А. Белецкого. Крылатая фраза французского, естествоиспытателя терпит различные толкования, чаще всего противоположные тому, что он сам хотел сказать: Но если под стилем разуметь не только внешнюю форму, но и расширительно включить в это понятие всю совокупность творческой натуры, то стиль А. Белецкого отличается и завидной глубиной мысли, и образностью ее выражения, и тем необъятным охватом материала, который доступен далеко не каждому ученому, даже эрудированному. Эрудиция часто граничит со «всезнайством», порой с непростительным дилетантизмом. У А. Белецкого она строится на большом и целостном понимании историко-литературного процесса и притом во взаимосвязях различных европейских и внеевропейских литератур прошлого и настоящего.

Начав свою деятельность ученого и писателя в дореволюционные годы, молодой А. Белецкий сразу поражал объемом литературоведческих и теоретических знаний. Тут и исследование источников легенды о Фаусте, ведущее в область средневековой демонологии, и пристальное изучение творчества Симеона Полоцкого в связи с литературами русской, украинской, польской и латинской, и монография о русских женщинах-писательницах 1830-1860-х годов, и работы о французском романтизме, и тяга к проникновению в историю византийского искусства и старинного театра в России. При всем разнообразии столь неоднородных по темам и задачам работ в них рано проявился стиль А. Белецкого – ученого. За строками его исследований и статей то и дело глядит на вас живой облик автора, его неповторимая личность проникновенного и умного деятеля литературы, наделенного от природы большой эстетической чуткостью и необычайным влечением ко всему гуманному и прекрасному. Не только логикой суждений о фактах и явлениях литературной действительности, но эмоциональной артистичностью, поэтическим восприятием этой действительности отличаются труды А. Белецкого, никогда не бывшего замкнутым кабинетным ученым. Тем понятнее, что с первых дней Октября он вышел на широкий простор жизни, отдавшись культурному строительству. Он читал лекции и доклады не только в академических, но и в красноармейских и рабочих аудиториях, сотрудничал в Театральном отделе Наркомпроса, писал пьесы для детского театра и был одним из его основателей в Харькове.

Вспоминая свою духовную эволюцию в конце 20-х годов, А. Белецкий писал в автобиографии: «Это были годы, когда я впервые по-настоящему, со всем должным вниманием стал изучать классиков марксизма, не только прочитал и продумал, но, могу сказать, прочувствовал Маркса и Энгельса, как впоследствии Ленина. Мне стало ясно, насколько резко отличается марксизм, изучаемый по первоисточникам, от марксизма всяческих излагателей и тогдашних учебников «истмата» и «диамата». Необычайная широта кругозора, всемирно-историческая точка зрения, изумительная ясность мысли и непреоборимая сила аргументации рядом с громадной собственно-литературной одаренностью основоположников марксизма заставляли читать, не отрываясь… Поглощая том за томом прекрасного издания ИМЭЛ, я попутно обдумывал собственную книжку «Маркс, Энгельс и история литературы», впоследствии напечатанную по-русски и по-украински» ¹.

Впитав в себя лучшее из наследия своих учителей – В. Перетца, А. Шахматова, Н. Сумцова, Е. Редина – знатока истории искусств, Л. Шепелевича и П. Риттера, – А. Белецкий оплодотворил множество собранных знаний научной, марксистско-ленинской методологией. Это придало творчеству ученого новаторский характер.

Весь литературно-научный путь А. Белецкого (скончавшегося 2 августа 1961 года) отмечен непрерывным совершенствованием ученого и его страстными исканиями в области истории и теории литературы, его огромной педагогической работой, воспитавшей несколько поколений учеников. Он трудился всегда неутомимо и радостно, мало заботясь, о сохранении своих рукописей и опубликовании их. Уже в последние годы жизни, почти наперекор его желаниям, ученики собрали в два тома его основные работы по вопросам украинской литературы. Теперь же в Киеве усилиями коллектива Института литературы имени Шевченко, директором которого долгие годы был А. Белецкий, выпущен пятитомник избранных его сочинений. Многотомное издание трудов литературоведов и критиков – явление редкое и исключительное, и тем отраднее, что по свежим следам, по опубликованным и неопубликованным материалам выпущены эти пять томов. И хотя весьма многое из литературного наследства ученого еще ждет своего изучения и опубликования, читатель может уже получить некоторое представление о многогранности и широте научного кругозора одного из самых крупных советских литературоведов, которым не может не гордиться наша наука.

Составители и редакционная коллегия (Д. Затонский, Н. Крутикова, Л. Махновец, Л. Новиченко, М. Сиваченко) во главе с недавно ушедшим от нас Н. Гудзием избрали, как мне кажется, в данном случае единственно возможный способ расположения материала – тематический. И действительно, если бы, скажем, применять хронологический принцип, то при многосторонности научных интересов А. Белецкого было бы трудно отыскать нужную работу, не зная даты ее написания. К тому же получилась бы весьма пестрая картина, характерная для автора, легко переходившего от античности и средневековья к сегодняшнему дню. Содержание первого тома составляют статьи разных лет, посвященные вопросам древнеукраинской и древнерусской литератур. Прошло уже почти шесть десятилетий с тех пор, как молодой студент А. Белецкий впервые раскрыл «Вертоград Многоцветный» Симеона Полоцкого. Он сумел понять и почувствовать мысли и стремления древнего виршеписателя, загорелся желанием не только изучить его творения, но и приблизить духовную атмосферу далеких времен к пониманию своих современников. С той поры и Симеон Полоцкий, а позже поистине волшебная музыка «Слова о полку Игореве», и казацкие летописи, и полемические творения Ивана Вышетского занимали мысль ученого. В этих работах А. Белецкий не раз дает основательную и справедливую отповедь тем, кто отказывается от изучения старославянской культуры и нигилистически называет ее литературные сокровища «словесной мертвечиной». Еще в 1916 году, выступая на педагогическом съезде в Харькове, А. Белецкий говорил о воспитательном значении древней литературы, проникнутой высокими идеями патриотизма, и призывал учителей средней школы прививать молодежи любовь к литературе предков, чтобы ученики, «уходя из школы, уносили светлую память о красоте художественного слова в древней Руси».

Свыше полувека исследователь изучал по первоисточникам, по неопубликованным рукописям писателей древней; Руси их творчество, накопляя великое множество фактов, которые давали ему возможность свободно дышать воздухом прошлых столетий. Его никак нельзя считать простым «накопителем» и собирателем фактов, они ему нужны были не как самоцель, а как надежное средство для исторического и эстетического синтеза, для обобщений, ведущих в глубь познания действительности.

Читая статьи с анализом «Слова о полку Игореве» или «Киево-Печерского патерика», наблюдаешь, как исследовательская мысль ученого, проникая в глубину отечественной истории, находит там сокровища, эстетически и идейно могущие служить нашей современности. Это умение сближать далекое с сегодняшним днем еще актуальнее чувствуется в работах А. Белецкого, собранных во втором томе, посвященном украинской литературе XIX – начала XX века. Статьи эти, написанные на протяжении ряда лет, дают, несмотря на разрозненность, картину развития новой украинской литературы.

Теоретическая проблема периодизации дооктябрьской украинской литературы всегда интересовала А. Белецкого. Если иные буржуазные исследователи хотели видеть это развитие родной словесности в едином внеклассовом потоке, если вульгаризаторы, наоборот, прежде всего обращали внимание на классовую атрибуцию отдельных писателей, то А. Белецкий находил свои научные критерии на основе марксистско-ленинской методологии. Умело вводя в исследование большой и проверенный материал, он логически и последовательно освобождал творчество украинских классиков XIX века от тех ярлыков и наслоений, которые искажали их наследие. Включенная во второй том работа о Нечуе-Левицком может служить наглядным примером смелого подхода А. Белецкого к пересмотру облика автора «Миколы Джери». По существу ученый первым раскрыл демократические тенденции Нечуя-Левицкого, замалчиваемые ранее вульгарными социологами. Он воссоздал творческий образ крупного украинского писателя во всей его противоречивости, не затушевывая слабых сторон его деятельности. Именно в этой статье ученый особенно ясно сочетает социальный анализ с художественным. В свете исследования всего литературного процесса на Украине второй половины прошлого века Нечуй-Левицкий занял подобающее ему историческое место.

Такую же работу по восстановлению имен и творчества украинских писателей проводил ученый и в статьях о Миколе Вороном и Якове Щеголеве, напечатанных во втором томе. Он образно говорил, что никого из талантливых писателей, несмотря на их блуждания в сфере сложной и противоречивой действительности, нельзя безоговорочно выбросить из истории, как «нельзя из песни выкинуть слова». А. Белецкий постоянно проявлял тенденцию к расширению фонда имен писателей XIX – начала XX века. Он охотно составлял проспекты сборников и антологий их творчества, которые иногда в шутку называл «маниловскими». Но многое из его планов осуществилось позже и осуществляется сейчас. Наряду с широко известными именами он старался вводить и те, которые по установившейся косности или однобокости суждений долго считались одиозными. В составленный им и автором этих строк сборник «Украинская сатира и юмор» (для Гослитиздата) он предложил включить сатирические рассказы Винниченко раннего периода и Агатангела Крымского (чей однотомник вышел теперь в издательстве «Днiпро»), а также малознакомых русскому читателю – А. Стороженко, А. Конисского, Б. Гринченко, В. Самийленко.. Во многих письмах, сохранившихся у меня, Александр Иванович высказывал мечту об издании трудов М. Драгоманова, лучших произведений П. Кулиша и Н. Костомарова, О. Олеся (сборник которого издан в Гослитиздате в 1962 году) и многих других, как он называл «poetes maudits».

Большая группа статей этого тома отведена творчеству великих классиков – Тараса Шевченко, Ивана Франко и Леси Украинки. Казалось бы, их жизнь и наследие уже давно тщательно изучены, и на их критико-биографической карте не осталось белых пятен, но А. Белецкий подошел к таким проблемам творчества этих писателей, которые или были вне поля зрения исследователей, или получали тенденциозное освещение. Он один из первых в советском литературоведении поставил И разрешил вопрос о Шевченко как о поэте славянского мира. Исключительно важное и принципиальное значение приобретает оригинальная и убедительная трактовка позиции Великого Кобзаря в поэме «Гайдамаки» и его отношения к польско-украинским распрям. «У Шевченко враждуют не поляки и украинцы, не православные и католики, а прежде всего польские паны, польская шляхта и порабощенные ими украинские крестьяне и мещане. Социальный момент в изображении гайдаматчины не был так резко подчеркнут даже в «Каневском замке» – поэме польского революционного романтика Северина Гоздинского, не говоря уже про таких второстепенных консервативных писателей, как Чайковский, автор, очевидно, известной Шевченко повести «Вернигора». И, однако, поэма не является апологией кровавой расправы, не является агитацией против польского народа» (стр. 256).

Это только один пример для иллюстрации подхода А. Белецкого к сложным вопросам шевченковедения при помощи сравнительного метода. В работах «Шевченко и западноевропейские литературы» и «Мировое значение творчества Шевченко» ученый, привлекая богатейший сопоставительный материал, дает портрет великого украинского поэта в ряду его западноевропейских современников, передовых поэтов XIX века.

В статье «Украинская литература среди других литератур мира» А. Белецкий выразительно показал сильную сторону своего творчества: умение в каждом литературном событии найти его диалектическую природу и исторически вникнуть в самую суть того или иного явления. Так и украинская литература во всем ее национальном обличье не представляется чем-то обособленным, а входит составной частью в общий процесс межславянского и международного значения. Именно с этих позиций и рассматривает А. Белецкий творчество Тараса Шевченко, Ивана Франко, Леев Украинки, Панаса Мирного, П. Грабовского, В. Стефаника.

Для понимания всего своеобразия украинской литературы надо изучать не только выдающиеся ее явления, но и рядовые. Эта мысль не раз встречается в работах А. Белецкого, ею проникнут и третий том, содержащий труды по украинской советской литературе и по теории.

Любопытно, что в третьем томе как бы соприкоснулись две грани деятельности А. Белецкого – литературоведа и критика. Одно не только не мешает другому, как это иной раз утверждают сторонники «строгой учености», но, наоборот, поддерживает критические суждения опытом научной методологии, а в теоретические работы вносит живость современного восприятия литературы.

А. Белецкий с первых лет Октября, живя в Харькове, становится знатоком и пропагандистом нарождающейся советской украинской литературы.

В работах, включенных в третий том, рассматриваются творческие пути украинских писателей двух поколений. Проникновенные слова о поэзии М. Рыльского и П. Тычины, о стихах И. Кулика и Д. Загула, о Петре Панче, А. Полторацком, Н. Рыбаке, В. Владко, о романе С. Скляренко «Святослав» ~ все это нашло отражение у А. Белецкого. Символично, что Александр Иванович до последних минут жизни работал. Он скончался, сидя за письменным столом, на котором лежали листы бумаги, исписанные его ровным, четким почерком. Это был отзыв о новом романе С. Скляренко «Владимир».

Отзыв благожелательный и оставшийся неоконченным.

В теоретической части тома хочется выделить большой этюд «В мастерской художника слова», впервые изданный в 1923 году. Четыре с лишним десятилетия отделяют нас от времени написания его, и некоторые положения автора нельзя не признать спорными. И все же в немногочисленной коллекции книг, посвященных «тайнам» творчества, эта работа – одна из самых интересных, самых щедрых по количеству примеров и ассоциаций, согретых подлинно поэтическими размышлениями о нелегких процессах творчества.

Хорошо, что в этот том, наряду с проблемно-теоретическими статьями («К построению теории литературных стилей», «Проблема синтеза в литературоведении» и др.), включены некоторые развернутые тезисы к выступлениям, докладам и будущим работам. Хочется отметить, что дневники и записи Александра Ивановича – значительный и интересный материал для исследователя его творчества, для литературоведения вообще.

Четвертый том («Русская литература и русско-украинские литературные связи») по богатству содержания и подбору, пожалуй, один из самых удачных. Вместе с капитальными и известными работами А. Белецкого – «Пушкин и Украина», «Гоголь и украинская литература», «Образы Киева в художественной литературе», «Политическая сатира Щедрина», «Достоевский и натуральная школа в 1846 году» -здесь содержится и ряд малознакомых читателям статей-характеристик русских писателей от Лескова и Помяловского до Горького, Брюсова и Маяковского. В частности, работа «Первый исторический роман В. Я. Брюсова», напечатанная в 1940 году, впервые давала генезис и источники «Огненного ангела». Ни один исследователь брюсовской прозы не может пройти мимо этой очень серьезной и эрудированной работы.

Всесторонне рассмотрены русско-украинские связи в трудах «Шевченко и русская культура», «Леся Украинка и русская литература 80 – 90-х годов», «К вопросу «Иван Франко и русская литература», «Пути развития русско-украинского единения». И сколько бы наша наука ни обогащалась вновь открытыми фактами из забытых или неизвестных архивных источников, мысли ученого и его синтетическое восприятие литературных явлений останутся солидным вкладом в дальнейшие исследования.

Не следует воспринимать этот поневоле беглый обзор содержания пяти томов как сплошь апологетический. Нельзя отрицать, что не все, помещенное в этом собрании, находится на одном научном и художественном уровне. Наряду с глубокими исследованиями, идущими «по первопутку», есть и популяризаторские статьи, и выступления «на случай». Но природа А. Белецкого такова, что он очень редко позволял себе высказывать нечто банальное и общеизвестное.

К сожалению, пятый том – «Зарубежные литературы» – включает лишь незначительную часть сделанного А. Белецким в этой области. Ведь он исследовал древнеиндийскую поэзию, великих писателей европейского Возрождения, малоизученные явления в литературах XVII и XVIII веков и многое другое, начиная с названной выше университетской работы «Легенда о Фаусте в связи с историей демонологии». Кое-что из этого вошло в пятый том (интересные работы: «Из истории шекспиризма: Теофиль Готье о комедиях Шекспира», «Романтизм и натурализм во французском театре XIX века», «Литературные стили XVII и XVIII вв.» и ряд работ по античной литературе), но хотелось бы в этом томе прочитать и работу о французском романтизме, и об итальянской новелле после Боккаччо, » о Шатобриане.

Все пять томов изданы тщательно (если не говорить об опечатках), с надлежащим научным аппаратом. Содержательная вступительная статья Н. Гудзия намечает основные этапы жизни и деятельности А. Белецкого и служит путеводителем в его многообразной деятельности. Но не понятно, почему редколлегия не нашла возможным включить в издание «Автобиографию» ученого, написанную им в 1944 году. Обнаруженная в бумагах покойного академика его сыном, Платоном Александровичем, эта «Автобиография» представляет собой красочный, эмоционально написанный рассказ о пути ученого – от дореволюционных лет к Октябрю и активному участию в культурном строительстве.

Биография трудов А. Белецкого и именные указатели (в конце каждого тома) вместе с необходимыми примечаниями дают читателю возможность легче разобраться во многослойном наследии ученого.

Упомянем в заключение, что тексты А. Белецкого печатаются на двух языках (украинском и русском), в зависимости от сохранившихся оригиналов или последних публикаций.

Выход пятитомного собрания трудов А. Белецкого на Украине не только воздает долг памяти выдающемуся историку и теоретику литературы, – это издание безусловно окажет пользу нашим молодым научным работникам, изучающим пути и перепутья советской литературной науки за полвека.

Будем надеяться, что издательство «Художественная литература» осуществит давно задуманный план выпуска избранных трудов А. Белецкого, – ведь в сокровищнице, оставленной им, есть еще немало нужного и ценного, ждущего своего опубликования. Недаром А. Белецкий, заканчивая «Автобиографию», говорил о тех неустанных исканиях, которые сопутствовали ему в научной жизни: «…нет конца человеческой жадности, и не только сердце, как говорил Блок, не может жить покоем, но не может им жить и ум – у всех нас, детей нашего беспокойного времени…»

1. Сб. «Советские писатели. Автобиографии», т. III, «Художественная литература», М. 1966, стр. 64 – 65,[↩]