Литературная жизнь русской эмиграции в Харбине (1917–1945)

Культурная и литературная жизнь русской диаспоры в Китае после октябрьского переворота пока еще таинственна и малоизвестна. А тем временем, как свидетельствуют некоторые ее участники, она была необычайно бурной и разнообразной. Русское население Китая в это время многократно увеличилось и насчитывало более миллиона человек. Издавались многочисленные русские газеты и журналы, работали театры, устраивались концерты, существовали издательства, библиотеки, книжные магазины и литературные объединения¹.

Значительными центрами русского рассеяния в Китае были Тянь-цзинь, Ханькоу, Пекин, но на первое место среди них выдвинулись Харбин и Шанхай. С начала 20-х и до середины 30-х годов столицей культурной и литературной жизни «русского» Китая становится Харбин. Прибытие многих тысяч русских беженцев после поражения белых в Сибири и на Дальнем Востоке радикально изменило его статус. Харбин в сравнительно короткое время из провинциального города превратился в крупный культурный центр. Численность русского населения увеличилась в несколько раз и по неофициальным данным составляла около двухсот тысяч человек. «Фактически, – как вспоминает прозаик Виктор Петров, участник литературной жизни «русского» Китая, – в 20-е годы в Харбине было значительно больше русских, чем уроженцев – китайцев» ².

Преобладающее большинство русских эмигрантов в Харбине принадлежало к образованной, интеллигентной среде. Среди них были ученые, богословы, университетские профессора, люди творческого труда, преподаватели гимназий, журналисты, чиновники и военные. Это позволило в кратчайшие сроки открыть в городе семь высших учебных заведений (до 1917 года не было ни одного). С 1920 года в Харбине существовали Высшие экономико- юридические курсы, преобразованные год спустя в Юридический факультет, и Русско-китайский техникум, из которого позже возник Русско-китайский политехнический институт. В 1921 году к ним прибавились Высшая медицинская школа и Японо-русский институт. В 1924 году Харбин обогатился Институтом ориентальных и коммерческих наук, Педагогическим институтом, а в начале 30-х годов Институтом св. Владимира. Эти центры интеллектуально-научной и педагогической деятельности были рассадниками русской культуры и способствовали возникновению творческой атмосферы в кругах студенческой молодежи Харбина, издававшей множество журналов, сборников, еженедельных и ежедневных газет³. Из ее среды вышли молодые поэты и прозаики, которые влились в ряды авторов старшего поколения, начавших писать еще в России, и вместе с ними развернули бурную и плодотворную литературную деятельность.

Поначалу, сразу же после октябрьского переворота, литературная жизнь харбинской эмиграции, как, впрочем, и других центров русской диаспоры в Китае, имела спонтанный, случайный характер. Одной из первых на литературном небосклоне Харбина появилась поэтесса Александра Паркау (в замужестве Нилус; 1889 – 1954). Она не была связана с каким-то определенным литературным направлением, но в стихах, которые поэтесса писала на русском и французском языках, явно ощущалось блоковское восприятие революционной стихии в России как возмездия за грехи старого мира. Вот строки одного из ее стихотворений:

— Мы платим за праздную роскошь обедов,

За чванство отцов, за жестокости дедов,

За гордость гербов золоченых⁴.

Поэтическая звезда Паркау быстро погасла. На смену ей пришли новые таланты. Около 1919 года в Харбине возникла литературная студия «Кольцо», в которой читали свои стихи прибывающие в город поэты. Некоторое время кумиром харбинской эмигрантской молодежи был Сергей Алымов (1892 – 1948), автор сборника слащавых стихов «Киоск нежности» (1920). Написанные в форме романса, они отличались большой мелодичностью и пользовались популярностью у молодежи. Но более глубокий след, чем стихи, в ее умах оставили беседы с Алымовым. Он интересно говорил о роли музыки в стихах, о блоковской концепции жизни как необузданной стихии, Хаоса, из которого родится Космос⁵, то есть порядок и гармония⁶, а также о звуках сфер, слышимых лишь поэтом, общающимся со стихией – Космосом, небом и звездами, бурями и метелями. Эти мысли были для харбинской молодежи новы и заставляли ее серьезно задуматься над литературой.

Алымов пробыл в Харбине недолго. В 1926 году он возвратился на родину, где позже стал известен как автор популярных советских песен: «Бейте с неба, самолеты», «Вася-Василек», «Пути-дороги», «Песня о России» и др.

В первые годы после октябрьского переворота в Харбине пребывал и поэт- футурист Венедикт Март (Матвеев Венедикт Николаевич, 1896 – 1937), отец Ивана Елагина, одного из виднейших представителей литературы «второй волны» эмиграции. Здесь Март издал ряд сборников стихотворений и поэм (среди прочего «Черный дом», 1918; «Изумрудные черви», 1919; «Тигровы чары», 1919; «Украденная смерть», 1921; «Благословенный голод», 1922), но его влияние на литературную жизнь «русского» Харбина было незначительно, тем более что в 1923 году поэт вернулся в Россию, где был репрессирован и погиб в 1937-м.

Не оставил заметного следа в Харбине и Федор Камышнюк. Его футуристические опыты, изданные в поэтических сборниках «Музыка боли» (1918), «Лепестки. Скрижаль» (1921), были предметом шуток. Вскоре о них забыли, а сам автор, неизвестно где пропавший, остался лишь в анекдотах⁷.

После разгрома белых в Харбине некоторое время очень популярен был поэт Танин, писавший песенки для кабаре. Весь Харбин пел его песни. Они отражали тогдашние настроения участников белого движения, тяжело переживавших крушение надежд и потерю родины. «Песенки Танина, – писала в своих воспоминаниях Юстина Крузенштерн-Петерец, – исполнявшиеся в кино между сеансами и в кабаре, нередко вызывали в публике истерики» ⁸. Позже в Шанхае их пел Александр Вертинский, но там они уже не имели такого большого успеха.

К середине 20-х годов в Харбине сконцентрировались серьезные литературные силы. Среди проживающих здесь писателей-прозаиков оказались хорошо известные еще до октябрьского переворота Сергей Иванович Гусев-Оренбургский (1867 – 1963) и Степан Гаврилович Скиталец (настоящая фамилия Петров; 1869 – 1941). Их приезд в Харбин оказал огромную духовную поддержку ранее прибывшим литераторам.

1. Н. Лидин, Русская эмиграция на Дальнем Востоке. – «Русские записки», 1937, N 1, с. 313; В. Петров, Литературная жизнь в Харбине и Шанхае. – «Вопросы литературы», 1989, N 8, с. 277 – 278; Э. Штейн, Журналы русского Китая. – «Знамя», 1990, N 5, с. 232.[↩]
2. В. Петров, Литературная жизнь в Харбине и Шанхае, с. 276.[↩]
3. См.: А. Лукашкин,К библиографии дальневосточной прессы. Студенческая пресса Харбина. – «Новый журнал», 1974, N 114.[↩]
4. Цит. по: Ю. Крузенштерн-Петерец, Чураевский питомник (о дальневосточных поэтах). – «Возрождение», 1968, N 204, с. 46.[↩]
5. Там же, с. 48.[↩]
6. Ср., например: Александр Блок, Собр. соч. в 8-ми томах, т. 6, М. – Л., 1962, с. 161.[↩]
7. Ю. Крузенштерн-Петерец, Чураевский питомник, с. 49.[↩]
8. Там же, с. 50.[↩]