«Лермонтовский сюжет» в жизни и творчестве Рахманинова

— Что такое музыка?! <…>

Это любовь!

Сестра музыки — это поэзия, а мать ее — грусть!

С. Рахманинов¹

В этой истории поэзия, музыка и любовь соединились накрепко. Поэтому нам предстоит не только коснуться вопросов, целиком относящихся к сфере музыковедения, но и выйти в иные пределы, где так и тянет дать волю воображению. Впрочем, кто сказал, что музыкально-исторической науке все это категорически противопоказано?

Какое место в духовном мире композитора занимал Лермонтов и его творчество? Лежащие на поверхности факты не слишком впечатляют, и поначалу может показаться, что предложенная тема не стоит специального внимания. Среди более сорока авторов текстов, избранных Рахманиновым для своих 83 романсов, нет бесспорного лидера. На первом месте — А. К. Толстой (6 романсов), далее идут Фет и Тютчев (по 5), Пушкин и Ратгауз (по 4). Можно еще упомянуть шесть романсов на стихи Плещеева (из Гейне, Шевченко, Гете), можно прибавить еще два романса, обнаруженные позднее, но это мало что изменит. При таком подходе в число очевидных поэтических предпочтений композитора Лермонтов не входит. Не встретить у Рахманинова и признания, подобного балакиревскому: «Дышу Лермонтовым <…> Лермонтов из всего русского сильнее на меня действует <…> Мы совпадаем во многом…» (письмо из Ессентуков от 25 июля 1862 года)². Кстати сравнить: 12 из 46 романсов, то есть более четверти, Балакирев написал на стихи своего кумира.

Однако если расширить зону поиска и учесть не только романсы, но все сочинения, в которых Рахманинов так или иначе соприкасается с поэзией Лермонтова, картина несколько изменится. Таких сочинений набирается шесть. Перечислим их в хронологическом порядке:

1890 — «У врат обители святой», романс;

1891-1892 — Монолог Арбенина;

1893 — «Утес», фантазия для симфонического оркестра;

1893 — «Баркарола» из Фантазии (Сюиты № 1) для двух фортепиано;

1895-1896 — «Сосна», «Ангел» — два номера из Шести хоров для женских или детских голосов.

Шесть сочинений, созданных молодым Рахманиновым на протяжении сравнительно короткого времени, — здесь уже есть повод для размышлений. Ни на одном из более поздних этапов не было у него подобной концентрации интереса к лирике какого-либо одного автора. В начальный же период творчества никто из поэтов не занял столь значительного места.

Это факты, которые безусловно перевешивают отсутствие собственноручно зафиксированных признаний музыканта в пристрастии к поэзии Лермонтова. Если же ориентироваться не на высказывания композитора (написавший многие сотни писем, он, как известно, крайне редко раскрывал свой внутренний мир), а на свидетельства современников, то избранная тема перестанет казаться случайной.

Лермонтов, несомненно, принадлежал к числу любимых рахманиновских поэтов. Об этом в один голос говорят близкие композитора. Дочь, И. Волконская, сообщает: полюбив Пушкина и Лермонтова в ранней молодости, он сохранил это чувство до конца своих дней³. А Л. Скалон (по мужу Ростовцова) утверждает, что в 1890-е годы, которыми и датированы названные сочинения, Лермонтов был ему даже ближе, чем Пушкин⁴. Когда Л. Толстой в разговоре с Рахманиновым резко отозвался о Лермонтове (наряду с Пушкиным и Бетховеном), тот перестал навещать великого писателя, хотя продолжал ставить его творчество чрезвычайно высоко⁵. Лермонтов оказался в числе тех русских поэтов, в отношении к которым мгновенно сошлись Рахманинов и Бунин во время их первой встречи в 1900 году.⁶ Уже в 1913 году грузинская княгиня Л. Орбелиани подарила музыканту выполненный ею перевод «Демона» на французский язык — после того как заметила, что рассказ об этой работе вызвал его интерес⁷. Учитывая, что Рахманинов не знал в совершенстве французского, логично предположить: предметом интереса был не столько труд княгини, сколько объект перевода. Наконец, произведения Лермонтова фигурируют среди неосуществленных оперных замыслов композитора. В частности, по новелле «Бэла» из «Героя нашего времени» Чехов написал для Рахманинова либретто, от которого тот был вынужден с сожалением отказаться⁸.

Как хорошо известно, между литературными (читательскими) вкусами композитора и собственно творческими импульсами может возникать значительный зазор, а иногда и пропасть. Случай Рахманинова — из их числа. Списки любимых литераторов и тех, к чьему творчеству он обращался, либо не совмещаются, либо число обращений к тому или иному автору далеко не соответствует градусу его собственных читательских симпатий. Сказанное касается не только поэтов, но и прозаиков. Шекспир, Толстой, Достоевский, которые значатся среди его литературных пристрастий, не взволновали композиторского воображения; один из самых душевно близких — Чехов — проинтонирован Рахманиновым лишь однажды (романс «Мы отдохнем»). В то же время А. Толстой, имеющий относительно более высокий «рейтинг», в числе любимцев не упоминается, кажется, ни разу.

В своей приверженности к Лермонтову Рахманинов ничем не выделялся среди современников и старших собратьев. Поэта открыли для музыки еще при его жизни — в частности, Гурилев, Титов; затем новая страница в историю вокальной «лермонтовианы» была вписана Варламовым, Глинкой, Даргомыжским. Во второй половине XIX — начале XX века множество сочинений на стихи и сюжеты поэта создали А. Рубинштейн (оперы, романсы, хоры), уже упомянутый Балакирев, Кюи, Римский-Корсаков, Глазунов, Аренский, Гречанинов, Танеев, Метнер, то есть практически все крупные мастера двух-трех поколений. Это не удивительно. К 1890-м годам Лермонтов широко издавался как признанный классик, выходили письма, мемуары, биографические работы. Юбилей 1891 года (50 лет со дня гибели) породил поистине «девятый вал» публикаций разного рода.

Что и как «услышал» композитор в поэзии Лермонтова? Что касается выбора текстов, то Рахманинов и тут не отличается каким-то особым подходом. По данным справочника «Лермонтов в музыке», к стихотворениям «На севере диком…», «Утес», «Нищий», «Ангел» обращались десятки, сотни композиторов. К примеру, три стихотворения из названных четырех использованы Метнером, современником и другом Рахманинова. Таким образом, композитор фактически повторил лермонтовский «репертуар» своей эпохи⁹.

Далеко не во всем, что вполне естественно, совпадают образные миры композитора и поэта. Одни поэтические мотивы Рахманинову органически чужды — таковы сарказм и гнев, богоборчество и «демонизм», мщение, дерзновенная жажда свободы, странничество (немало постранствовавший в жизни, Рахманинов по складу натуры был человеком, склонным к постоянству «локуса» — дома, ландшафта). Другие, казалось бы, типично «свои» художественные идеи, к примеру ориентальные мотивы, он у Лермонтова словно не расслышал и избирал для их воплощения тексты иных авторов. Третьи, тоже «свои», Рахманинов при всем желании у Лермонтова не нашел бы: образы весеннего обновления, торжествующего ликования, тихого восторга от красоты и гармонии мироздания. Четвертые, при некоторой близости, трактованы совершенно иначе — образы сна, мятежного протеста против всемогущей анонимной силы или столь важный для обоих образ Родины. Рахманинов, в отличие от Лермонтова покинувший отчизну, вряд ли мог бы вдохновиться строкой: «Прощай, немытая Россия…». Пятые, вполне лермонтовские темы, звучат в бестекстовых опусах и не ассоциируются прямо с творчеством поэта.

Но и ряд сближений не так уж короток. Об одних еще будет сказано ниже, о других упомянем сейчас.

1. С. Рахманинов. Литературное наследие в 3 тт. Т. 2. М.: Советский композитор, 1980. С. 343.[↩]
2. Переписка М. А. Балакирева с В. В. Стасовым. Т. 1 (1858-1869). М.: ОГИЗ — Музгиз, 1935. С. 166.[↩]
3. Сатина С. С. В. Рахманинов // Музыкальная академия. 1993. № 2. С. 207.[↩]
4. Воспоминания о Рахманинове в 2 тт. Т. 1. М.: Музыка, 1988. С. 237.[↩]
5.  Там же. Т. 2. С. 209.[↩]
6. Там же. Т. 2. С. 29.[↩]
7. Там же. Т. 2. С. 171.[↩]
8. С. Рахманинов. Воспоминания, записанные О. фон Риземаном. М.: Радуга, 1992. С. 148. [↩]
9. Лермонтов в музыке. Справочник / Сост. Л. Морозова, Б. Розенфельд. М.: Советский композитор, 1983.[↩]