Л. Е. Пинский. Ренессанс. Барокко. Просвещение

Новая книга Л. Пинского – книга пути, пройденного замечательным ученым. Ее открывает статья, впервые опубликованная в 1937 году, – «Ренессанс и барокко». За нею следуют работы, в большинстве своем написанные как предисловия к произведениям, представляющим те же две эпохи. Это первый раздел книги.

Второй раздел – «Лекции». Восхищенное предание о них десятилетиями передавалось теми, кому пришлось слушать Л. Пинского до войны в ИФЛИ и после войны в МГУ вплоть до его ареста 2 июня 1952 года. Конспективный текст лекции, лишенный голоса и интонации, не может передать все впечатление, но дает понять, насколько богатым был фактический состав мысли.

«От социологической поэтики к стоическому гуманизму» назвала свое послесловие С. Пискунова, обозначив смысл эволюции, совершенной человеком и мыслителем.

В традиции старого академизма Л. Пинский широко захватывает быт как фон для биографии писателя и героя. Герой меняется и подсказывает сюжет. Сюжет определяет форму произведения. Так возникает основная исследовательская триада: образ (личность) – сюжет – жанр.

В отличие от старой культурно-исторической традиции, Л. Пинский никогда не тонет в быту. Быт его интересует лишь как место встречи с автором и героем. Личность скользит в бытовом пространстве, смещается в центр, маргинализируется, иногда воспаряет над ним, иногда, напротив, не умеет или не хочет преодолеть его притяжения. Эту диалектику и способность литературы уловить ее изменчивость Л. Пинский обозначает словом «реализм». Для него реализм – это мера пристальности взгляда, творческая установка. Ее реализация – в поэтике.

Л. Пинский чуток к изменениям формы, даже там, где он вступает в область, не вполне ему близкую. В 1949 году он пишет предисловие к «Трагической истории доктора Фауста» К. Марло. Это было первым для ученого обращением к шекспировской эпохе, в которой он сразу же отмечает момент становления важнейшего жанра – трагедии. Трагедия Марло уводит от монологичности средневекового театра. Народный сюжет получает совершенно иную огласовку. Историю Фауста сопровождают парные голоса «вплоть до последней сцены со студентами, потрясенными судьбою своего учителя… герой окружен, как обычно в трагедиях, сочувствующими персонажами» (с. 143).

Однако, если воспользоваться одним из терминов Л. Пинского. вошедших в язык современного литературоведения, «магистральный сюжет» его исследования – эволюция повествовательной литературы. Для современной нарратологии Л. Пинский дал понятийное размежевание: сюжет-фабула и сюжет- ситуация. Работа, где оно было проведено, – «Сюжет «Дон Кихота» и конец реализма Возрождения», – вошла в новую книгу.

Реализм Возрождения завершился вместе с присущим ему типом памяти и способом ее художественной фиксации. Сказать по-новому значило сказать по-новому старое, известное и памятное. С «Дон Кихотом» рождается новый сюжет – он ситуативен, вымышлен, не имеет источника. Он весь в становлении – как внутри произведения, так и в традиции, продолженной в веках.

Современникам Сервантеса был понятнее плутовской роман, даже в его новизне, представляющий героя «механическим «продуктом» изменчивых обстоятельств общественной среды» (с. 279). Так всегда бывает с формами непосредственной и узнаваемой реакции. Так было и в литературе раннего барокко. Некогда, в начале своего пути, Л. Пинский одним из первых перенес этот термин из области истории искусств в историю литературы. В конце жизни он вернулся к барокко, руководя изданием Б. Грасиана в серии «Литературные памятники». Если в работе 1937 года барокко конструировалось внешне – в отношении к другим эпохам и меняющейся действительности, то теперь Л. Пинский выстраивает систему мышления, состоявшуюся в акте речевого остроумия, балансирующую на грани природы и культуры.

Перевод текстов Грасиана был выполнен женой ученого Л. М. Лысенко. Она рассказывает в предисловии к новой книге:

«Слепящим морозным днем 25 января 1979 года мы принесли в редакцию издательства «Наука» рукопись, а 1 февраля у Л. Е. обнаружили рак легкого…» Болезнь подхлестнула работу «над завершением произведения, которое он называл своим «духовным завещанием», – «Парафразы и памятования»» (с. 23).

Еще при жизни Л. Пинского «Парафразы и памятования» успели появиться в парижском журнале «Синтаксис» (1980, N 7). В новом сборнике, увы, их нет. В этом издании если что-то и вызывает сожаление, то только то, чего в нем нет. В частности, в этой книге, представляющей путь ученого, уместно было бы дать библиографию его работ и уж обязательно не только указывать публикацию, по которой воспроизводится текст, но где и когда он был впервые опубликован.

Неизмеримо значительнее то, что в этой книге есть. В ней есть судьба мысли, всегда новой и серьезной, вначале окрашенной в цвет времени, затем обретающей широту и свободу. Свободу не от времени, а в понимании времени, в понимании тех повествовательных форм, в которых хранится память культуры.

И. Шайтанов