Кризис романа

Все это наводит на догадку о связи, которая существует между судьбой романа и положением в данное время вопроса о судьбе личности в истории…

Осип Мандельштам, «Конец романа» (1922).

В нашем «фундаментальном лексиконе» существуют понятия, живущие своей, какой-то обособленной жизнью. Это «вечно живые» вещи – «вечно живой реализм», «вечно живой роман»… Все преходяще, всему свой срок – время рождения, расцвета, время угасания. Приходят и уходят разные художественные системы, изменяются стили, сменяют друг друга стилевые школы, то наступает время лирической поэзии, то «пора поэмы»… Реализм же бессмертен. Бессмертен и роман. Эта какая-то странная «жизнь в веках» ставит роман в положение непонятное, ибо в этой «вечной жизни» как будто перестают действовать всеобщие законы.

Время от времени мы как бы отключали атрибуты «фундаментального лексикона» своего мышления от этих законов: социализм – особый строй, при нем отмирают товарно-денежные отношения, перестают действовать законы рынка; гуманизм начинает странным образом двоиться – появляется «социалистический гуманизм» и «гуманизм буржуазный»; нечто подобное происходит и с нравственностью – возникает феномен «социалистической нравственности»; мы не единственная в мире многонациональная страна, но только у нас появляется какая-то вненациональная, выпадающая из всякой системы представлений «новая историческая общность людей»… Примеры можно множить – наш «фундаментальный лексикон» за многие десятилетия превратился в целый макромир мифов; вывод же напрашивается сам собой: выведение тех или иных базовых понятий общественного сознания из сферы действия общеисторических законов – первый признак мифологизации этого сознания. Нечто подобное произошло у нас и с романом. У нас создан миф о советском романе.

И в самом деле, ведь не отказались же мы от привычных измерений, когда речь идет о западном романе, – видим там и взлеты и падения, и расцвет и упадок (упадок иногда видим даже там, где его нет), – когда же речь заходит о советском романе, историзм, объемное мышление во времени вдруг отключается и рождаются постулаты, затверженные многими поколениями и обретшие статус прочного стереотипа. Например, «кризисные явления романа на Западе, оказывающиеся при ближайшем рассмотрении прежде всего следствием кризиса буржуазного сознания, совершенно не характерны для литературы, вдохновленной пафосом коммунистического созидания» ##М.