Как создавался «Пепел и алмаз»

«Пепел и алмаз» Ежи Анджеевского – одна из самых популярных книг в Народной Польше, выдержавшая четырнадцать изданий. По этому роману режиссером А. Вайдой поставлен одноименный фильм – выдающееся произведение польского киноискусства, – с успехом демонстрировавшийся в Советском Союзе.

Недавно роман Анджеевского издан в русском переводе. Ниже публикуются заметки самого автора о том, как создавался «Пепел и алмаз».

ФРАГМЕНТЫ ИЗ «ДНЕВНИКА» ¹

1946

12 июня

История Антони Коссецкого. Адвокат. Солидный, честный, с отличной репутацией. В концлагере Освенцим он надламывается. Что происходит с ним, когда он возвращается? Заглавие: «Вскоре после войны».

4 сентября Я не знаю мыслей и чувств более тягостных, нежели те, что сродни страху, который всегда охватывает меня, когда я вдруг начинаю осознавать, что вновь должен взяться за перо. Я равнодушен к похвалам в мой адрес по поводу произведений, уже мною написанных. Едва я уловлю образ того, что бы я хотел описать (так как я желаю очень многого), как образ этот оказывается мне не под силу, и я вижу лишь бледную тень моих желаний. Я с нетерпением жду слов признания, но когда слышу их, я ощущаю, как мои сомнения в собственных силах и возможностях только усиливаются. Мысленно я уже не раз видел себя абсолютно конченым писателем! И если с бегом времени произошло столько перемен как в моей собственной жизни, так и во внешнем мире, который мне назначен самой природой, то ныне, приближаясь к сорокалетию, я продолжаю сомневаться в своих силах столь же неизменно и мучительно, как и тогда, когда мне исполнилось семнадцать лет, когда были мечты и запросы, но ничего или почти ничего для их реализации. Я знаю о своих недостатках, вместе с тем у меня сомнения относительно собственных достоинств.

Недели и месяцы утекают между пальцев, как песок. От них остается только ощущение неутоленной жажды. Я стремлюсь связать воедино взаимоисключающие понятия и в результате не умею достичь ничего. Во мне живет постоянно только беспокойство. Необходимо преодолеть его, чтобы успеть запечатлеть в образе более прочном, чем бессвязное бормотание или крик.

15 сентября

…Вчера, уже лежа в постели, я долго не мог заснуть и размышлял о большом эпическом романе: двадцатилетие – вплоть до конца минувшей войны. Возможно, мне удалось бы вызвать к жизни сотни две людей, втянуть их в конфликты, но я знаю: такой путь не для меня. У меня недостаточное знание деталей. Я могу многое сказать о переживаниях людей, меньше о мире, в котором они пребывают… Моя память никогда не была абсолютно безукоризненной. Я обычно помнил то, что меня особенно интересовало. В последние годы память окончательно сдала. Кроме того, у меня погибли все заметки, все материалы, как предвоенные, так и те, что накопились за годы оккупации. Все погибло. И хотя с тех пор много воды утекло, я все острее ощущаю эту невосполнимую утрату. Возможно, я ошибаюсь. Но мне кажется, будь у меня теперь, к примеру, мой обширный дневник, который я вел, – если не ошибаюсь, в 1927 – 1929 годах, а может, и еще дольше – до 31-го года, – мне удалось бы многого достичь. Настоящий творческий труд – это труд за рабочим столом. Книги, уже написанные, перестают меня занимать. Но мне очень хотелось бы восстановить в памяти то, как я шел к достижению некоторых успехов.

Снова взяться за перо теперь после стольких месяцев безделья – это для меня особенно трудная задача…

Если бы о прозе, о ремесле мне было известно менее того, что я знаю на самом деле, то, возможно, сомнения в собственных силах одолевали бы меня гораздо меньше. Но я знаю больше того, что способен достичь сам.

16 сентября

Сегодня из «Списка шляхты Королевства Польского» издания 1851 года я выписал фамилии и имена. Теперь у меня свыше сотни этих имен. Оживут ли они когда-нибудь? Кому они будут служить, какие судьбы их ждут? Кем будут Прешель, Хелмицкий, Щука, Путятыцкий или Липинский?..

21 сентября

Целую неделю просидел над заметками для романа, который должен начаться в марте 39-го года, охватывая период вплоть до поражения Восстания. Еще одно заглавие: «Воодушевление мира»?

14 декабря

Вчера я вернулся к тем трем страничкам «Вскоре после войны», которые набросал в начале лета. На этот раз я начал по-иному, не с повествования о жизни Коссецкого, а сразу с ситуации, которая явится вводом во все дела судьи Коссецкого. Неожиданный Щука!

17 декабря

Сегодня начал вторую главу, которая раздвинет рамки первого варианта. Я все еще не уверен, дотяну ли вещь до конца. Не все сюжетные нити достаточно четко продуманы, Щука, которого в первоначальном замысле вообще не предполагалось и которому уже в ходе работы над романом предстояло сыграть незначительную эпизодическую роль, неожиданно для меня самого разросся, и теперь я вынужден думать о нем как о фигуре, занимающей важное место в общей конструкции вещи. Перед этими двумя молодыми людьми, Коссецким и Хелмицким, тоже открываются неожиданные возможности. А что если и младший сын Коссецкого, Алек, тоже сыграет какую-нибудь важную роль в романе?

1947

11 января

Я начал четвертую главу «Вскоре после войны». С будущей недели начнется публикация с продолжением в журнале «Одродзенне». Курылюк², которому я показал три уже написанные главы, убедил меня, что материала здесь достаточно для романа. Предложение Курылюка сразу начать публикацию явилось для меня избавлением. Только такой крайний случай прояснит дальнейший ход повествования и оборвет все мои сомнения. Озаглавлен роман неудачно. Может быть, заменить норвидовскими строчками: «На грани ночи и дня»?

Вся сцена с мальчиками в гроте написана без всяких затруднений в течение трех дней. Ощущение легкости.

За всю неделю ни одной фразы. Немедленное возмездие за это «ощущение легкости». Камень, тяжелая колода. Я почти исчерпал все резервы для «Одродзення».

26 февраля

В течение шести дней вымучил не больше страницы.

1. Еженедельник «Нова культура», 1961, N 14 – 15. Перепечатано в качестве предисловия к последнему, четырнадцатому изданию романа «Пепел и алмаз» (Варшава, 1966).[↩]
2. В то время редактор «Одродзения» («Возрождения»).[↩]