John Michael Lennon. Norman Mailer: A Double Life

John Michael Lennon. Norman Mailer: A Double Life. N.Y.: Simon & Schuster, 2013. 960p.

Творчество Нормана Мейлера, одного из крупнейших пред­ставителей американской литературы XX—XXI веков, обладателя двух Пулитцеровских и Национальной литературной премии, ав­тора «Нагих и мертвых» (1948), «Американской мечты» (1965) и манифеста американской контркультуры конца 1950—1960­х го­дов, эссе «Белый негр» (1957), находится в центре американского литературоведения более полувека. Ему посвящены десятки книг, сотни статей, а первая монография о нем вышла еще до его пяти­десятилетия¹.  Рецензируемую  книгу  Джона  Майкла  Леннона ждали давно, а то, что это первая биография писателя, появившая­ся после его смерти, придает ей исключительную ценность.

Даже на таком внушительном фоне новая книга Джона Майкла Леннона, друга, редактора сборников статей, эссе писателя, его собе­седника и соавтора, выглядит особенно значимой. Дело не только вобъеме книги, насчитывающей почти тысячу страниц. В полном соответствии с каноном литературной биографии Леннон создает свой собственный миф, утверждая, что именно этой книги ждал от него его герой: «…в конце 1970­х гг. Мейлер сам просил меня напи­сать его биографию» (p. 766).

В книге автор подробно перечисляет тех, кто помогал ему в хо­де создания биографии, среди них члены семьи Мейлера и его де­тей. Самыми важными собеседниками оказались его последняя жена Норрис Черч Мейлер и сестра Барбара Вассерман, которые поделились с биографом не только своими воспоминаниями, но и материалами из семейного архива.

Выразительное  название  книги  «Норман  Мейлер:  двойная жизнь» создает неизбежную интригу: автор будто обещает расска­зать читателю о тайнах биографии своего героя, открыть те сторо­ны его жизни, которые оставались за пределами чужого взгляда. Правда, заметим сразу, никаких особых тайн Леннон в действи­тельности не раскрывает, поскольку одной из характерных при­мет жизни Мейлера была его акцентированная публичность, во многом способствовавшая созданию образа enfant terrible амери­канской литературы и культуры.

Стремясь максимально кратко выразить всю неоднозначность и противоречивость характера писателя, Леннон обыгрывает его славу и бесславие, ни в коей мере не умаляя достоинств своего ге­роя, не забывая при этом о его скандальной репутации, составляв­шей немалую часть имиджа Мейлера. Конечно, для Леннона Нор­ман Мейлер прежде всего — выдающийся писатель, создатель но­вых форм прозы и один из отцов «нового журнализма». Но объек­тивности ради автор приводит и знаменитые сцены мейлеровских скандалов: он мог пырнуть свою жену ножом, в своих романах соз­давать аллюзии на этот случай, а впоследствии жениться еще че­тырежды; он вступал в переписку с хладнокровным убийцей и пы­тался  способствовать  его  «литературной  карьере»,  был  готов полностью погрузиться в стихию протеста, участвуя в марше про­тив войны во Вьетнаме, а потом написать об этом целый докумен­тальный роман. Желая показать всю многозначность жизненных амбиций Мейлера, одной литературой не ограничивающегося, ав­тор подробно пишет о его политических устремлениях. Но следу­ет согласиться, что политические проекты писателя оказались не менее яркими, чем его литературные сюжеты.

Впрочем, при всем внимании Леннона к этой стороне жизни Мейлера, наиболее интересным для него представляется творческий путь писателя. Неслучайно уже в прологе биограф начинает рассказ о том, как двадцатипятилетний прозаик обретает свое место в лите­ратуре, поднявшись на вершину славы после публикации романа «Нагие и мертвые». Он предоставляет слово самому писателю, вспо­минающему об этом: «В моем случае писательский успех был «пой­ман на быстрине», где сталкиваются две волны, идущие с разных сто­рон. Вы смотрите на одну и совсем не замечаете другую, напрочь забыв о себе самом» (p. 4). Леннон подчеркивает характерную для Мейлера особенность: с одной стороны, «он жаждал славы и призна­ния, с другой— испытывал отвращение к ним» (p. 3).

Сопереживая своему герою и пытаясь раскрыть особенности его внутреннего мира, автор не забывает о рутинной работе биографа, которая заключается в том, чтобы привести максимальное количест­во документально подтвержденных фактов и свидетельств. Любые события он описывает сквозь призму восприятия их Мейлером и его окружением. Он создает своеобразный роман о многочисленных масках одного из самых популярных персонажей литературной, культурной и политической жизни США конца 1940—2000­х годов. Эта форма повествования очень напоминает технику, использован­ную Мейлером при создании его знаменитых документальных ро­манов «Песнь палача» (1979) и «История Освальда. Американская загадка» (1996). Поэтому сама биография начинается с рассказа о се­мейной истории Мейлеров, впрочем не очень длинной: о рождении, встрече, недолгой совместной жизни и разводе родителей, о детстве и ранней юности Нормана и его сестры Барбары, вплоть до подроб­ностей о сексуальных вожделениях тринадцатилетнего мальчика, окоторых ему как­то поведал сам Мейлер. Последнее не случайно. Таким образом биограф пытался выявить корни одной из постоянных сюжетных линий мейлеровкой прозы, столь смущавшей благо­пристойных американских критиков.

Тут же следует описание трех лет учебы на авиаинженером фа­культете Гарвардского университета (именно тогда начинает форми­роваться Мейлер­писатель) и его армейской службы, довольно мир­ной, поскольку в отличие от героев своего романа молодой Мейлер избежал фронтовых будней, оказавшись на вполне спокойной долж­ности повара. Отсутствие боевого опыта при написании «Нагих и мертвых» полностью компенсировало живое воображение, и известия о высадке союзников в Нормандии становились поводом для особых переживаний: «Моей первой реакцией было разочарование— я сам хотел быть на том берегу» (p. 62)— цитирует автор письмо Мейлера первой жене писателя, Беатрис Силверман. Прозу военного быта ком­пенсирует страстное желание творить, остается время на чтение, в том числе книг Ф.С.Фицджеральда, и на обдумывание будущего романа, фрагменты которого он регулярно отправляет Беатрис.

Чем ближе рассказ биографа к тому времени, когда Мейлер ста­новится знаменитым писателем, тем внимательнее он к его литера­турному творчеству, может быть, потому, что с середины 1950­х го­дов Мейлер настолько на виду, что любой желающий может без труда добыть большую часть информации. Жизнь писателя к этому времени оказывается для биографа гораздо важнее жизни реального Мейлера.

Здесь Леннон достаточно прямолинеен: выделяемые периоды жизни прочно связаны с появлявшимися в эти годы произведениями писателя, а в названия глав включены прямые отсылки к заголовкам вперемежку с фактами биографии. Все та же история с «ножичком», получившая свое развитие в романе 1965 года, обозначена в названии соответствующей главы «Причинение телесного вреда и американ­ская мечта». Этот же подход присутствует в названиях других глав: «Олений заповедник», «Личное повествование от третьего лица: ар­мии ночи и все, что было после», «Курс на биографии», «Ближе к смерти: Гилмор и Эбботт», «Фараоны и крутые парни», «Незакон­ченный собор: призрак проститутки». Не следует, однако, думать, что биограф обращает внимание только на эти тексты, поскольку не ме­нее подробно он говорит и о других, возможно в силу меньшей выра­зительности названий в заголовки не попавших. Добавим, что он рас­сматривает  в  книге  все  Мейлером  написанное,  включая  мелкие заметки и проходную публицистику. Впрочем, ряд вопросов все же остается, скажем, последние романы Мейлера отдельных глав так и не удостоились, хотя масштаб этих произведений и их художествен­ная значимость сомнений не вызывают².

По­-видимому, отсутствие главы, посвященной «Замку в лесу» (2007), объясняется тем, что автор воспринимает этот роман как ключевой и отсылки к нему рассыпаны по всей книге, начиная с пер­вых страниц: «…фигура Гитлера волновала писателя с девяти лет» (p. 21). Роман был закончен незадолго до смерти Мейлера, немалое место занимают в нем русские сцены (сюжет о коронации Николая II, который «на несколько глав уводит читателя от Гитлера», p. 741), поскольку главным персонажем второй книги планируемой трило­гии должен был стать Григорий Распутин, чей образ, по словам са­мого Мейлера, идеально дополнил бы тему борьбы Бога и дьявола: Распутин— «типичный мейлеровский персонаж— харизматичный и пьющий, эмоциональный, насквозь пропитанный сексуальным вож­делением, «святой черт», без труда перебравшийся из цыганского та­бора в царский дворец» (p. 741).

Примечательно, что автор не чурается обыденных деталей жиз­ни Мейлера. Рассказ о «славе» и «бесславии» дополняется пейза­жами Провинстауна, изображением того, как художник, к примеру, пьет утренний кофе, топит в алкоголе горечь от редакторской оцен­ки  своего  третьего  романа,  затягивается  «косячком»  и  слушает джаз, вновь представая не литературным гением, а живым челове­ком из плоти и крови со всеми свойственными ему недостатками. Вероятно, по задумке Леннона, это еще одна точка, в которой схо­дятся разные стороны жизни Нормана Мейлера.

Леннон не может не упомянуть и о том, что его герою было край­не жаль обещанных читателю, но так и не написанных романов. Так, он страшно хотел включить призрака проститутки в число действую­щих лиц «Замка в лесу», посвятив ему хотя бы одну главу. Послед­ние две сотни страниц Мейлер— это «уставший бунтарь», а биогра­фия приобретает черты не лишенной сентиментальности книги об ушедшем друге. Но в целом перед нами— тип литературной биогра­фии, основывающийся на документе и факте. Именно подобного ро­да тексты— главное подспорье для литературоведа, рассчитывающе­го по-­новому взглянуть на творчество знаменитого писателя.

  Екатерина ЧЕРНЕЦОВА

Высшая школа экономики

1. Leeds B. The Structured Vision of Norman Mailer. N. Y.: PBS, 1969. [↩]
2. См.: ЧернецоваЕ.В.  Художественное своеобразие романа Нормана Мейлера «Евангелие от Сына Божия» // Известия Российского государ­ственного  педагогического  университета  им.  А. И. Герцена.  2009.  № 111. С. 214—218.[↩]