Исследуя неповторимое…

Продолжая разговор о конкретных проблемах современной критики (см. статьи В. Конского «Критика и социология», Вл. Гусева «Многообразие единства», В. Камянова «Критика со всеми удобствами» – «Вопросы литературы», 1976, N 4; Т. Глушковой «Талант – имя собирательное. Заметки о критике поэзии» – «Вопросы литературы», 1976, N 9), редакция печатает выступление Г. Асатиани, в котором автор рассматривает вопрос об использовании критикой исследовательского инструментария «смежных» наук, о проверке действительных возможностей этих новых способов анализа, об умении критика выявить индивидуально неповторимые, самобытные черты художественного произведения. Как и предыдущие материалы, статья печатается в порядке обсуждения.

«Внутренние дела» критики все чаще оказываются в центре внимания советских литераторов. Именно этой проблематике были посвящены, в частности, выступления В. Ковского, Вл. Гусева и В. Камянова в N 4 «Вопросов литературы». Их статьи касаются разных аспектов сегодняшней практики советских критиков, и вместе с тем в каждой из этих статей присутствует как раздумье над пройденным, накопленным, так и мысленное обозрение грядущих перспектив.

Это естественно.

Перед каждым профессиональным «цехом» от поры до поры возникает насущная задача критического анализа собственного хозяйства, задача проверки и совершенствования профессиональных методов и средств, а стало быть, и профессионального мастерства.

Жизнь показала, что любое предвзятое отношение к новшествам в этой области, любой консервативный предрассудок приводит к застою, а затем вынуждает впопыхах наверстывать упущенное. Такие предрассудки у нас, в сущности, изжиты; во всяком случае, позиция нетерпимости, имеющая основой старый наказ: «все, что не от бога – от лукавого», – успела вполне дискредитировать себя.

В современной советской критике и литературной науке, в том числе и в Грузии, вполне закономерно много внимания уделяется таким кардинальным проблемам, как социалистический реализм, партийность нашего искусства, его теснейшие и многообразные связи с народной жизнью, углубляется изучение эстетических проблем, поэтики, анализ творческого процесса, все более актуальной становится задача совершенствования критического инструментария. В связи с этим растет интерес и к зарубежному опыту, к новейшим работам в этой области.

Весной этого года, в самом начале апреля, мне пришлось участвовать в работе IV конгресса МАЛК в Лиссабоне. Главный вопрос повестки дня касался проникновения разных наук, в том числе социологии, этнологии, лингвистики, семиотики, психологии, в современную критику.

Конгресс проходил в уютном зале Большого дворца.

А вокруг все кипело в ожидании 25 апреля. Конечно, то, что происходило в этом зале, по сравнению с внешними событиями выглядело бурей в стакане воды.

Но буря все-таки была.

Борьба шла главным образом между структуралистами и антиструктуралистами.

«Южане» (в первую очередь португальские ученые-филологи) выступали «pro», «северяне» (особенно представители Соединенных Штатов Америки и Бельгии) – «contra».

Представители советской школы литературоведения этому спору противопоставили принцип всестороннего комплексного изучения литературы. Нас слушали спокойно, но с заметным вниманием. Чувствовался живой интерес к тому, что сегодня происходит в многонациональной советской литературе, в частности в критике.

Идея комплексного исследования литературы все решительнее заявляет о своих правах не только в теоретических работах, но и в конкретной деятельности критиков всего мира. Не беда, что в большинстве случаев эта идея пока что претворяется не в идеальной целостности «комплекса» или хотя бы в равномерном развитии его составных частей, что могло бы сразу гарантировать гармоничное слияние добытых разными учеными позитивных результатов в той или иной области. (Примеры, подобные совместному анализу «Кошек» Бодлера, проделанному одновременно с двух точек зрения этнологом Леви-Строссом и лингвистом Р. Якобсоном, крайне редки.)

Приближение к идеалу «комплексности» чаще осуществляется от «обратного», через доскональный анализ «частностей»: словесное искусство рассматривается с самых разных точек зрения, и полученные таким образом данные порой не только разноречивы, но и явно антагонистичны (о фактах такого антагонизма – позже).

Я хочу поделиться с читателями «Вопросов литературы» кое-какими соображениями, навеянными программой лиссабонского конгресса, а также конкретным опытом той литературной среды, в которой я работаю.

Речь пойдет о реальных судьбах некоторых наук, которые, утвердившись сначала в теории литературы, просочились затем в критику (в узком смысле этого слова), и о том, как они себя выявили в этой последней области.

Социология как основа идейно-классовой оценки содержания литературных явлений с самого начала возникновения грузинской советской критики играла направляющую роль в ее развитии. Были в этой области и некоторые отклонения, крайности, явное упрощенчество в духе вульгарного социологизма.

О связях социологии и критики много писали, поэтому я не буду подробно останавливаться на этой проблеме, хочу лишь подчеркнуть, что характерная черта грузинской литературы наших дней – широкий и вместе с тем принципиальный взгляд на горизонты советской гражданственности; обостренный интерес писателей к этическим проблемам усиливает воспитательное значение литературы, и критика немало сделала, раскрывая эти ее особенности, новые формы ее воздействия на читателя.

Коснемся и другой тенденции, точнее, другой методологической разновидности в нашей критике и литературоведении.

Широкое внедрение в грузинскую критику элементов психологического анализа вызвано и тем обстоятельством, что именно в Грузии примерно полстолетия назад возникла психологическая школа во главе с академиком Д. Узнадзе, положившим в основу своего учения понятие так называемой психической «установки», предопределяющей всякое творческое действие человека.

Традиции психологической школы в грузинском литературоведении, восходящие к имеющим основополагающее значение работам самого Д. Узнадзе (в частности, к его классическому этюду о творчестве Бараташвили), успешно развивались в последующие десятилетия такими выдающимися учеными, как Г. Кикнадзе, Вл. Норакидзе, Д. Рамишвили и др.

В самое последнее время в области психологии творчества наиболее интенсивно работает молодой критик А. Васадзе. В изданной им в прошлом году книге «Стих и творчество» (на грузинском языке) содержится ряд весьма интересных наблюдений над современной грузинской поэзией. Новизной осмысления художественно-психологических предпосылок целого ряда лирических мотивов, ассоциаций, особенностей поэтической звукописи особенно привлекает статья, посвященная творчеству Галактиона Табидзе.

Итак, основания для оптимистической оценки перспектив этого направления в литературоведческих исследованиях есть. Но вместе с тем никак нельзя забывать и о некоторых мерах предосторожности, особенно необходимых, когда психологический анализ проникает в область критического освещения и оценки конкретных литературных фактов, и в первую очередь – об опасности методологической обособленности, искусственной самоизоляции критика от всего, что лежит вне пределов специфического интереса одной науки.

Есть некоторые весьма обнадеживающие результаты и в другой области. Здесь без всяких колебаний назову книгу Тамаза Чхенкели «Трагические маски» (1971), вернее, ту часть этой книги, в которой внимание автора сосредоточено на этногенезе целого ряда поэтических образов и мотивов Важа Пшавела. Т. Чхенкели существенно обогатил наше представление об образной системе одного из крупнейших грузинских поэтов прошлого столетия, открыв множество мифологических архетипов этой исключительно своеобразной и вместе с тем глубоко народной поэтической системы.

Однако в этой же книге, написанной не только тонким критиком, но и талантливым мастером слова (Т. Чхенкели – один из лучших поэтов-переводчиков в сегодняшней Грузии), отчетливо видны также издержки – результат односторонней «увлеченности». Автор оставляет открытым вопрос о творческой трансформации этих универсальных в своем роде праобразов, то есть упускает из виду то новое качество, те индивидуально-неповторимые оттенки, которые они приобретают в поэтическом мире Важа Пшавела.

Я, конечно, не хочу сказать, что автор книги принципиально исключает возможность их существования или не в силах постичь и выразить их значение. Наоборот, здесь перед нами именно тот случай, когда исследователь полностью доказал свою потенциальную способность и даже особую склонность к открытию индивидуально-своеобразного в искусстве. Однако логика находок, которые преобладают в данной книге, такова, что мы невольно проникаемся иллюзией исчерпывающего значения именно этих открытий. Конечно, это не последняя книга Т. Чхенкели о Важа Пшавела (кстати, в настоящее время он работает над исследованием, которое непосредственно соприкасается как раз с опущенной в «Трагических масках» проблематикой), но такой пробел, предопределяющий возможность одностороннего понимания эстетической ценности литературного материала даже в том случае, когда (повторяю!) автор всецело склонен к более широкому его осмыслению, мне представляется достаточно характерным явлением в современном грузинском (и не только грузинском) литературоведении.

Да, не надо бояться увлечения «составными частями» художественного творчества – здесь, несомненно, есть свои положительные моменты, однако доскональный, всесторонний анализ «частей» должен иметь в перспективе грядущее идеальное их «слияние».

Можно было бы привести здесь и ряд других примеров проникновения той или иной науки в область критики, но мне хочется сосредоточить внимание на фактах практического применения методов структурного анализа в сегодняшнем грузинском литературоведении.

Структурализм успел нажить и пламенных приверженцев, и ярых врагов. Сейчас все чаще говорят о его «закате», порой с такой интонацией, как будто речь идет об иллюзионисте, которого публика разоблачила в сомнительных манипуляциях.

Мне кажется, такие настроения неоправданны. Как это ни парадоксально, этот метод продолжает жить и функционировать в самых разнообразных формах именно в той сфере, куда он вторгся, несмотря на предостережения его корифеев, – а именно в область литературной критики.

Структурализм сейчас имеет у нас немало верных последователей, особенно среди молодежи. Однако дело не ограничивается энтузиазмом молодых.