Исследование или комментарий?

И. Г. Пехтелев, Белинский как историк русской литературы, Таткнигоиздат. Редакция художественной литературы, Казань, 1957, 229 стр.

«Белинский – историк русской литературы» – эта тема представляет несомненный интерес: речь идет о создании концепции зарождения и развития реализма в России, речь идет о выработке объективных критериев в определении ценности произведений искусства, речь идет, наконец, о самых важных вопросах литературной теории, которые и ныне не утратили своей злободневности. Среди них едва ли не самый серьезный, едва ли не самый практически трудный – вопросе соединении академической объективности ученого со всей той страстностью, которая была присуща Белинскому- политическому деятелю, первому русскому революционному демократу, – то есть в сущности вопрос о партийности литературной науки.

Историко-литературная концепция Белинского формировалась в общем процессе становления его политических и философских убеждений. Неправомерно, конечно, как это делают некоторые исследователи, любое литературное выступление Белинского истолковывать как политическое иносказание. Но столь же неправомерно не замечать того, что литература никогда не была для великого революционера чем-то самоценным и что логика развития его литературных взглядов может быть объяснена лишь с точки зрения логики общественной борьбы того времени, развертывания освободительного движения в стране, поисков верной революционной теории.

Книга И. Пехтелева представляет собой добросовестное исследование историко-литературной концепции Белинского. Становление историко-литературных взглядов великого мыслителя прослежено автором весьма обстоятельно, но без тех текстологических натяжек, к которым любят прибегать некоторые авторы ученых книг для «доказательства текстом» заранее сконструированных положений. В сложной картине изменчивых и противоречивых высказываний и оценок Белинского постепенно вырисовываются контуры той стройной концепции, в которую, наконец, отлились его взгляды на русскую литературу и в которой мы уже отчетливо улавливаем живую реальность самого литературного процесса.

Проследив пути, которыми шел Белинский к созданию целостной историко-литературной системы, обстоятельно изложив основные положения его «теоретического и критического курса русской литературы», исследователь останавливается на оценке Белинским роли и места выдающихся писателей в процессе развития русского реалистического искусства. Специальные главы книги посвящены таким темам, как «Белинский и Пушкин», «Лермонтов и Гоголь в историко-литературной системе Белинского». Следует отметить, что И. Пехтелев, как правило, концентрирует свое внимание прежде всего на тех сторонах рассматриваемых вопросов, которые сравнительно редко затрагивались в работах других ученых. В ряде случаев ему, на наш взгляд, удается указать на некоторые новые грани проблемы. Но главное достоинство исследования, как нам кажется, в последовательном, стройном и весьма подробном освещении непрерывно и сложно изменяющихся взглядов Белинского на историю русского литературного процесса. Возможно, недостатком книги следует считать авторскую манеру письма – слишком уж спокойную, местами не лишенную оттенка монотонности. Но за внешней бесстрастностью изложения видна осознанная внутренняя полемичность.

«Белинский как ученый историк русской литературы, – читаем мы в авторском «Предисловии», – долгое время не находил признания. Многие представители дореволюционного литературоведения не оценивали должным образом его деятельности с этой стороны… В мемуарной литературе и в историографических обзорах XIX и начала XX века было широко распространено мнение о «неучености» Белинского, следовательно, не допускалась самая мысль о возможности у него какой-либо системы историко-литературных знаний» (стр. III). Отметив заслуги Чернышевского в утверждении роли Белинского как историка русской литературы, автор указывает, что в советское время «в исследованиях ряда ученых – П. И. Лебедева-Полянского, А. Лаврецкого, Н. И. Мордовченко, Б. И. Бурсова и некоторых других – проблема историко-литературных взглядов Белинского получила полное признание, указаны, – замечает И. Пехтелев, – и отдельные стороны ее решения» (стр. IV). И если «теперь, – подытоживает свою мысль автор, – уже не возникает сомнений – был или не был Белинский историком русской литературы», то «задача заключается в том, чтобы раскрыть содержание его историко-литературной системы» (стр. IV). Таким образом, по мнению И. Пехтелева, проблема решена «в принципе», на деле же ее еще только предстоит разрешить.

Думается, что полемика с существующей, по мнению исследователя, если не недооценкой, то инерцией невнимания к Белинскому-ученому, Белинскому-историку литературы – именно эта полемика и определила в конечном счете внутренний пафос его работы.

И. Пехтелев постоянно отмечает, какой огромный материал лежал в основе того или иного обобщения у Белинского, сколь нетороплив был великий литературовед (именно литературовед) в вынесении окончательной оценки того или иного писателя, каким вдумчивым, проницательным исследователем оказывался Белинский в своих столь легко написанных, столь страстных статьях. Постепенно перед взором читателя встает фигура Белинского-ученого, кропотливо изучающего литературный материал, осторожно идущего к итоговым выводам сложным путем мучительных исканий, находок и сомнений,

Но тут происходит нечто неожиданное.