Гуманизм технической эры

«Себастьян Сюш изнывал от скуки. Он стоял на балконе своей квартиры… и разглядывал звездолет. По квартире порхали сказочные рыбы – плод изощренной фантазии психографа. В комнатах – искусном подобии Эдема – резвились обнаженные девушки.

Наступил полдень. Себастьян Сюш печально вздохнул и оттолкнул снедь, которую услужливо поднесла ему рука робота-кулинара. Чуть позже он все-таки пригубил стаканчик канопской амброзии и опять печально вздохнул».

Далее Себастьян Сюш, житель далекого будущего, прогуливается по городу, встречая многочисленных инопланетных гостей, равнодушно проходит мимо Парка Чудовищ, Космического Вербовочного Центра, Храма Неслыханных Наслаждений и Дворца Немыслимых Радостей, Наконец он понимает, чего ему хочется, и мчится в библиотеку, где «его ждут книги Брэдбери и Кларка, Саймака и Хайнлайна, Тэнна и Кэмпа, Азимова и Андерсона, Лейнстера и Лейбера, Найта и Янга, Блиша и Шекли… и многих-многих других.

Из его груди вырывается блаженный вздох: он знает, что мгновением позже его скука исчезнет, ибо он умчится в мир фантастики».

В этой пародийной апологии фантастики (рассказ Ж. – М. Ферре «Скучная жизнь Себастьяна Сюша») содержится, однако же, вполне серьезная и верная мысль. Тот факт, что селенитов не существует, не мешает нам с удовольствием читать «Первых людей на Луне» Уэллса, и «Марсианские хроники» Брэдбери не потеряли своей прелести после полетов исследовательских станций, почти точно установивших отсутствие жизни на Марсе. С другой стороны, Жюля Верна читают по-прежнему, хотя многие из его предсказаний не только исполнились, но прочно вошли в наш быт. Популярность фантастики, читательский интерес к ней, оказывается, практически не зависят от степени реальности ее прогнозов.

Из пламенной любви Себастьяна Сюша к фантастике можно сделать еще один вывод: непосредственное переживание какой-либо реальности не заменяет ее отражения в искусстве. Мысль эта кажется сама собой разумеющейся, но в применении к фантастике она существенна – поскольку НФ нередко еще воспринимается как собрание полезных предположений о будущем, для удобства восприятия изложенных в занимательной форме.

Между тем в недавно завершенной 25-томной «Библиотеке современной фантастики» («Молодая гвардия») мы находим имена Дж. – Б. Пристли и У. Сарояна, Р. Мерля и Кобо Абэ. В томе «Нефантасты в фантастике» – произведения В. Тендрякова и В. Шефнера, Л. Леонова и В. Берестова, писателей, которые вряд ли так уж увлечены популяризацией достижений науки и техники. Сохраняя свою тематическую обособленность, фантастика в то же время все более отчетливо «включается» в общий литературный процесс. «Включение» это идет двумя путями. С одной стороны, все чаще к фантастике обращаются писатели-нефантасты. Важнее, однако, другое – в произведениях «профессиональных» фантастов все меньшую художественную роль играет фантастическое допущение, краеугольный камень НФ; можно сослаться на один из последних романов С. Лема «Голос Неба», в котором центр тяжести решительно перенесен с фантастического события (сигнал внеземной цивилизации) на размышления писателя о человеке и человечестве. Если сравнить этот роман, скажем, с появившейся одиннадцать лет назад «Андромедой» Ф. Хойла и Дж. Эллиота, в которой такое же «звездное послание» служит завязкой не философского, но приключенческого романа, – направление эволюции станет очевидным.

Однако художественная структура и процесс развития современной НФ еще редко привлекают внимание литературной критики. Среди авторов предисловий к томам «Библиотеки современной фантастики» мы находим по преимуществу социологов, футурологов, писателей-фантастов; исключения – предисловия Ю. Кагарлицкого к тому произведений Д. Уиндэма и Ю. Суровцева к тому «Нефантасты в фантастике»; в последнем случае редколлегия «Библиотеки», вероятно, сочла необходимым снабдить произведения «просто» писателей комментарием «просто» литературоведа. В этих предисловиях – социологический комментарий, анализ тенденций современного капиталистического общества, экстраполируемых фантастами в будущее.

Ценность такой критики несомненна – особенно если принять во внимание широчайшую популярность фантастики: ее динамичные, остросюжетные произведения, которые нередко воспринимаются просто как увлекательное чтение, с помощью социологического комментария прочно «привязываются» к актуальнейшим проблемам современности. Социальную содержательность НФ необходимо подчеркивать и осмысливать, иначе в глазах иного читателя (и не столь уж малочисленного) «Библиотека современной фантастики» может стать чем-то вроде второй «Библиотеки приключений».

Но всего круга проблем, возникающих в связи с развитием современной НФ, такая критика исчерпать, естественно, не может, ибо чаще всего отвлекается от художественного своеобразия фантастики. Завершение «Библиотеки» – подходящий повод, чтобы попытаться выяснить хотя бы в самых общих чертах: в чем же оно заключается?

На приключенческих сюжетах построена большая часть фантастики популяризаторского, «жюль-верновского» толка. Они служат удобной «рамой», в которую вставляются научно-популярные отступления и диалоги. Пользуется каждым удобным моментом, чтобы сообщить своим спутникам нечто полезное, Паганель в «Детях капитана Гранта»; не отстает от него профессор Лордкипанидзе в «Тайне двух океанов» Г. Адамова; к этому направлению примыкает и А. Беляев. Популяризаторская НФ и сегодня имеет своего читателя – преимущественно подростка: среди любимых фантастов, названных школьниками в ответах на анкету «Комсомольской правды», первый по количеству собранных голосов как раз А. Беляев.

Однако фантастика этого типа в «Библиотеке» не представлена совсем, и это, пожалуй, закономерно. От задачи излагать в популярной и занимательной форме теории и достижения современной науки современная фантастика отказывается, предоставляя решать ее научно-популярной литературе. Так завершился виток спирали, начавшийся еще в те времена, когда наука только отделялась от искусства, когда Галилей для доходчивости, для удобства распространения в беллетризованных диалогах излагал свои теории. Этот виток был продолжен Жюлем Верном, поставившим беллетристику на службу популяризации научного знания, а в наши дни привел к развитию научно-популярной литературы (кстати, нередко создающейся самими учеными, как во времена Галилея). Она не нуждается в беллетристических «подпорках» – история научной идеи, процесс превращения гипотезы в теорию оказываются не менее увлекательными, чем приключения персонажей «Таинственного острова». Увеличение роли науки в жизни человечества предоставило научно-популярной литературе широчайшую читательскую аудиторию.

Такое «разделение труда» изменило конструкцию приключенческого сюжета в современной НФ. Если раньше он возвышался на солидном научном фундаменте, занимавшем значительную часть произведения, то теперь чаще всего научная проблема становится органической частью сюжетной коллизии, а ее решение – развязкой и финалом. «Из пушки на Луну» Жюля Верна – это история сооружения гигантского орудия и снаряда, выстрела и полета этого снаряда к Луне. Современный же фантаст чаще всего опускает всю «предысторию». Космические полеты, звездные корабли, множество миров, населенных людьми и иными существами, – данность, на которой не останавливается его внимание, как, скажем, в помещенном в «Библиотеке» романе Гарри Гаррисона «Неукротимая планета», явно принадлежащем к приключенческой фантастике. Герой этого романа, игрок и авантюрист, попадает на необычайно враждебную человеку планету и пытается разгадать секрет этой враждебности. Выясняется, что животные и растения планеты обладают телепатическими способностями и, чувствуя вражду со стороны людей, все более настойчиво стремятся их уничтожить. Разгадка найдена, роман завершен.

В современной НФ фантастический мир обжит и освоен примерно в той же степени, как обычный мир «обычной» литературой. Поэтому современная приключенческая фантастика ближе к современной приключенческой «просто» литературе, чем тот же Жюль Берн к своему современнику Майн Риду. Пирке, заглавный герой известного цикла рассказов Лема, исследует причины гибели космического корабля (рассказ «Анаяке») тем же методом вживания в ситуацию, что и сименоновский комиссар Мегрэ.

Родоначальники фантастики должны были прежде всего обосновать возможность «прорыва» в иные, неведомые миры, – это породило специфичность их книг, привело к обособлению фантастики от «остальной» литературы. Но потом НФ эволюционировала по направлению именно к «остальной» литературе. Поэтому сюжетообразующей коллизией современного фантастического романа становится не проникновение в фантастический мир, а разгадка одной из его тайн.

* * *

В том, как изменилась роль приключенческого сюжета в современной НФ, отразилось ее движение от популяризации науки к попыткам отразить ее роль в судьбах человечества. Важнейшим этапом этого движения стало творчество Герберта Уэллса. Именно в его романах и рассказах фантастическое допущение стало средством осмысления, прогноза, исследования, именно у него мы впервые находим то сочетание традиций приключенческой и философской прозы, из которого выросла современная фантастика.

У Жюля Верна вопрос: «что было бы, если бы…» – влечет за собой немедленный ответ. Если бы можно было построить подводную лодку, человеку стали бы доступам тайны и богатства Мирового океана. Для Уэллса фантастическое допущение, магическое «что было бы, если бы…» – способ размышления, острой постановки социальной или нравственной проблемы.

Маленький человек, обыватель наделяется чудесной силой (рассказ «Человек, который мог творить чудеса»); он и приказывает Земле остановить свое вращение. Результат – потоп: все, находящееся на поверхности Земли, по инерции продолжает двигаться. Вторжение марсиан («Война миров») и их гибель от земных болезней. Гений, опередивший свое время («Человек-невидимка»), Попытка предугадать будущее человечества путем экстраполяции социальных тенденций своего времени («Машина времени»). У Уэллса мы находим – в зародыше – почти все главные темы современной фантастики: тему непродуманного вмешательства в судьбу человечества; столкновения с разумом, органически чуждым земному; неподготовленности общества к результатам научного прогресса; предупреждения о социальной опасности тех или иных явлений современной цивилизации.

Но осваиваются эти темы ныне уже по-другому.

Дав своему герою возможность творить чудеса, Уэллс эту возможность никак не обосновал: по сути, упомянутый его рассказ – сказка, прокомментированная с точки зрения законов ньютоновской физики. Современный фантаст может на основании формулы Эйнштейна снабдить своего героя неисчерпаемыми источниками энергии – в принципе достаточными для того, чтобы остановить вращение Земли. Падение марсианских снарядов на Землю в романе Уэллса не вызывает особого интереса у большинства людей: они просто не могут в это поверить. А радиопостановка «Войны миров», начинавшаяся с голоса диктора, который сообщал о вторжении марсиан, вызвала панику в Нью-Йорке. Роман вышел в 1898 году, радиопостановка – в 30-х годах нашего века, – в этом все дело.

Привычно перечисляя сбывшиеся предсказания фантастов, мы, как мне кажется, упускаем из виду, что превращение фантазии в реальность в какой-то степени изменило само восприятие фантастики – она выглядит сегодня, так сказать, более реальной. Принципиальная (пусть порой страшно отдаленная во времени) возможность того, о чем пишут современные фантасты, также приближает НФ к «остальной» литературе.

Описываемые Уэллсом невероятные события большей частью происходят на фоне устойчивого английского быта – порой потрясая, но не взрывая его. Человек-невидимка наводит панику на жителей небольшого городка и его окрестностей, потом его убивают – и все входит в норму, забывается: инерция жизни пока еще сильнее движения мысли. Романы и рассказы Уэллса густо насыщены бытовыми реалиями – подробно и точно изображается мир вещный, осязаемый…

«Пирке ударил ладонью по спинке – поднялась пыль… Пенопластовая прокладка поручней истлела от старости. Вычислители – таких Пирке еще не видывал. Их создатель, наверно, души не чаял в кафедральных органах… Переводя взгляд со стены на стену, он видел мешанину латаных кабелей, изъеденные коррозией изоляционные плиты, железные штурвалы для ручного задраивания герметических переборок, отполированные прикосновениями рук, поблекшую краску на приборах противопожарной защиты. Все было такое запыленное, такое старое…»

Это рассказ Лема «Терминус». Та же пластичность описания, осязаемость мира. Но мир этот, представляющий для героя повествования прошлое, на самом деле еще не наступил, – перед нами довольно отдаленное будущее, в котором космические рейсы в пределах солнечной системы стали обычными, будничными. И гигантские, по нашим сегодняшним представлениям, космические корабли бывают уже вот такими – старыми, потрепанными. Нечто похожее происходило в последние пятнадцать лет на наших глазах: многие помнят первые реактивные пассажирские лайнеры – новенькие, блестящие, – а теперь нередко летишь на самолете, уже побывавшем в капитальном ремонте, – потертые поручни сидений, поблекшая краска… Думаю, что писатель рассчитывал на подобные ассоциации, ибо он создавал свой фантастический мир для достижения вполне реальных целей, и именно на эти цели «работают» правдоподобие и пластичность описаний Лема. Точность и подробность описаний присущи в современной НФ отнюдь не только Лему, хотя у него эти качества наиболее функциональны, – его героям приходится мыслить, действовать, решать проблемы в реальном, материальном мире, так сказать, преодолевая сопротивление среды.

В романе «Трудно быть богом» Стругацкие подробно и дотошно воссоздают облик и характеры средневековья на далекой планете. Клиффорд Саймак – небольшой американский город, в котором появляются пришельцы из Космоса (роман «Почти как люди»). Кобо Абэ – лабораторию, в которой выращиваются подводные люди. И даже поэтичный Р. Брэдбери, зачастую пренебрегающий научной и бытовой точностью, в «451° по Фаренгейту» добивается максимального правдоподобия. Материалом для всех этих описаний, для плотного фантастического быта служат вполне земные реалии (а не порождения фантазии, как у Лема), но цель у «земной» и «космической» НФ одна: в слове воплотить мир, влияющий на жизнь человека, изменяющий ее. Описания в современной НФ несут не популяризаторскую, но художественную функцию.

Фантастический мир и человек связаны в нынешней НФ множеством прямых и обратных связей. В столкновениях с пришельцами из Космоса или творениями собственного разума человек меняется, обретает новые качества (контакт с пришельцами из Космоса тоже часто бывает делом рук и ума человека, ведь это он создал космические корабли для звездных путешествий – в конечном счете именно для поисков жизни в Космосе, той самой жизни, встреча с которой порой подвергает его суровым испытаниям). В сущности, тема современной фантастики – человек и научно-технический прогресс, человек и результаты его познания и изменения мира.

* * *

Этой теме, как известно, посвящено огромное множество исследований, популярных статей и дискуссий, в том числе и в литературных изданиях: можно вспомнить рубрики «НТР. Человек. Литература» и «Наука, человек, нравственность», появляющиеся на страницах «Литературной газеты» и «Вопросов литературы».

Нередко участники этих дискуссий приходят к малоутешительному выводу: литература, мол, оказывается пока не в состоянии художественно освоить весь тот комплекс социально-психологических проблем, которые возникают в ходе углубления НТР. Не собираясь входить в существо споров, отмечу один удивительный, с моей точки зрения, факт: произведения научной фантастики часто не входят в обиход литературно-критических дискуссий. Скорее всего здесь играет свою роль то самое поверхностно-«приключенческое» восприятие НФ, о котором шла речь выше; возможно, впрочем, иным она, наоборот, кажется «чересчур научной», но факт остается фактом. Между тем современная НФ – с разной степенью успеха – пытается зафиксировать те перемены в духовной структуре мира, которые несет прогресс науки и техники.

В рассказе Рея Брэдбери «Пешеход» возникает такая картина: писатель Леонард Мид идет совершенно один по пустому вечернему городу. Он в туфлях на мягкой подошве – чтобы не услышали, не засекли. Все сидят у телевизоров, а «медлительного и вдумчивого пешехода» задерживает полицейская машина (автомат, действующий без людей) и отвозит в Психиатрический центр по исследованию атавистических наклонностей: