Голоса из прошлого

Разыскивая старую газетную вырезку, я нашел в давно не раскрывавшейся папке, помимо искомого, другие любопытные, когда-то отложенные до поры до времени бумаги. Среди них:

ПИСЬМО МАНДЗОНИ

Проработав несколько лет в Италии и оказавшись во время отпуска в эстонском Тарту, я хотел посмотреть итальянские рукописи в богатейшей, насчитывающей 3318 номеров, коллекции автографов, хранящейся в университетской библиотеке. Как следует из опубликованных тезисов доклада, представленного X. Танклером на состоявшейся в 1977 году научной конференции, коллекция была подарена архивариусом Петербургской Академии наук и хранителем медалей и антиков Императорского Эрмитажа Фридрихом Людвигом Шардиузом (1795 – 1855) по случаю отмечавшегося в 1852 году пятидесятилетия основания университета Александром I (первоначально он был основан шведами в 1632 году).

Самым интересным из итальянских автографов было письмо Алессандро Мандзони. Судя по библиотечному формуляру, с ним знакомились известные наши литературоведы Б. В. Томашевский и Н. Н. Вильмонт, но, насколько мне известно, оно не опубликовано.

Письмо написано коричневыми чернилами на правой стороне листа, который был сложен прямоугольным конвертом, и адресовано близкому другу классика итальянской литературы, ведшему его дела, «Господину] Ад[вока]ту Гросси [в] Е[го] Собственные] Р[уки]:

«Дорож[айший]

Напоминаю тебе, как было напомнено мне, [что] м[арки]з или граф Свольта (? – нрзб), который не получил 3-й выпуск [«Обрученных»], живет в доме Арконати.

Ты знаешь, что я жажду видеть тебя как можно быстрее, как можно чаще, как можно дольше, насколько это возможно. Но должен положиться на тебя.

Получил ли ты паспорт? или что об этом знаешь? Сообщи мне новости о себе и, если можешь, напиши лучше четыре, чем две строчки немощному бедняге, который не занимался бы ничем другим, кроме как читал или спал.

Кое-когда тебе случается иметь кое-какие оказии в Париж; если узнаешь о какой-нибудь, ты окажешь мне большую услугу, известив о ней, поскольку я хотел бы написать Фориелю. То есть должен бы, даже хотел бы, и из этих двух (одно слово зачеркнуто. – Н. П.), надеюсь, что хотеть [значит] мочь. Приветствуй [своих] близких и люби твоего Мандзони».

Письмо не датировано (цифра «1840» написана сверху синими чернилами и обозначает порядковый номер в коллекции), но, поскольку бумага имеет водяной знак «J. Whatman 1827» и судя по содержанию, относится к этому или следующему году. В 1825 – 1827 годах выходило отдельными выпусками первое издание прославившего Мандзони романа «Обрученные».

Мандзони интересуется, получил ли Томмазо Гросси паспорт, то есть документ, необходимый для выезда в другую страну. Это не обязательно означает, что тот собирался отправиться в далекое путешествие. В то время Италия была раздроблена на несколько государств. Милан, где жили автор письма и его адресат, был главным городом Ломбардо-Венецианского королевства, входившего в состав Австрийской империи. Паспорт требовался для поездки, будь то в Турин – столицу Пьемонтского королевства, в Парму, отданную в пожизненное владение дочери австрийского императора, жене Наполеона Марии-Луизе, в Болонью, принадлежавшую Папскому государству, не говоря о самом Риме или других столицах – Флоренции, Лукке, Неаполе.

Фориель – парижский друг Мандзони, переводчик его произведений на французский язык.

Но не только содержанием интересно это письмо. В Милане, в Национальном центре по изучению творчества Мандзони, где я показал его копию, пришли в восторг «Деловое письмецо, а какое изящество слога!» Мандзони сыграл важную роль в становлении итальянского литературного языка, в основу которого лег тосканский диалект. Чтобы избавить уже изданный роман от ломбардийских диалектизмов, он ездил позже во Флоренцию «прополоскать, – как сам выражался, – свои пожитки в Арно». И в этом, казалось бы, деловом письме он с явным удовольствием, чуть иронично играет словами, будто подбрасывает на ладони хрустальные шарики и они, сталкиваясь друг с другом, издают мелодичные звуки.

К сожалению, перевод, по причине иного звукосочетания соответствующих смыслу слов, не дает об этом представления. Взять заключительную фразу. По-итальянски понятие «родные», «близкие» обозначается словом «дорогие». Мандзони, как и в обращении к адресату, употребляет его в превосходной степени – «дорожайший» и тут же играючи переводит «твой» в не существующую для этого слова превосходную степень. Ну никак нельзя сказать по-русски «твойший», да и звучало бы это отнюдь не благозвучно.