Филипп Соллерс: «Потому что общество не хочет литературы…». Беседу вела М. Губарева. Вступительная заметка, примечания Г. Косикова; перевод с французского М. Губаревой

Писатель, автор двух десятков романов, литературный критик, эссеист, Филипп Соллерс (настоящее имя Филипп Жуайо) уже более сорока лет является одним из самых колоритных персонажей французской литературной сцены.

Соллерс родился в 1936 году в Бордо, в семье состоятельного промышленника, шестнадцати лет был отдан в школу иезуитов в Версале, откуда год спустя его исключили за недисциплинированность (тайком читал запретного для учеников Лотреамона и т.п.).

Первый роман Соллерса «Странное одиночество»(Une curieuse solitude, 1958) был встречен лестными отзывами как справа (Ф. Мориак), так и слева (Л. Арагон), однако «великая эпоха» в жизни Соллерса началась в 1960 году, когда он приступил к изданию знаменитого антиконформистского журнала «Тель Кель».

Судьба журнала, как и творчество его основателя, отмечена целой серией крутых поворотов. Первоначально авангардистская программа «Тель Кель» была ориентирована на «новый роман», повлиявший на поэтику самого Соллерса (роман «Парк» – Le Pare, 1961; премия Медичи), но уже в 1964 году «Тель Кель», порвав с «неороманистами», переходит на позиции левого радикализма, стремившегося – с помощью инструментария современных гуманитарных наук (структурная антропология, семиотика, марксизм, психоанализ) – демистифицировать идеологические основы западной культуры (именно в этот период вокруг «Тель Кель» группируются такие знаменитости, как Р. Барт, Р. Якобсон, Ж. Деррида, Ж. Лакан). В 1965 году появляется программный роман Соллерса «Драма»(Drame) – опыт художественной иллюстрации структуралистских идей и попытка подорвать монологизм традиционного субъекта. Эффект этого произведения был многократно усилен знаменитой статьей-рецензией Р. Барта «Драма, поэма, роман»(Drame, poeme, roman, 1965)¹.

Хотя в сциентистской модальности написаны и два следующих романа Соллерса – «Числа»(Nombres, 1968) и «Законы»(Lois, 1972), структуралистский период в его деятельности оказался недолгим: уже весной 1967 года руководство «Тель Кель» объявляет новую, теперь уже «постструктуралистскую», программу, отмеченную прежде всего «установочной» работой самого Соллерса «Наука Лотреамона»(La science de Lautreamont, 1967)², посвященной его юношескому кумиру. В 1968 году Соллерс пытается вступить в альянс с французскими марксистами из журнала «Нувель критик», далее, в 1971 году, сдвинувшись еще левее, переходит под знамена маоизма, но затем в 1976 году делает резкий правый поворот – сближается с группой «новых философов» (А. Глюксман и др.).

В 1973 году Соллерс в последний раз сочинил «экспериментальный» текст – роман «Рай»(Paradis), написанный в виде одной гигантской фразы без знаков препинания; что же до журнала «Тель Кель», то он просуществовал до 1983 года (на смену ему пришел журнал «Бесконечность»). В том же году Соллерс совершает очередной идеологический «зигзаг» – публикует роман «Женщины»(Femmes), хотя и написанный в традиционной манере, но имевший скандальный успех, вызванный нелицеприятными портретами видных французских интеллектуалов – бывших сподвижников Соллерса. Следующий скандал происходит десять лет спустя, когда появляется роман «Тайна»(Le Secret, 1993), где Соллерс выступает в поддержку римского папы, которому почтительно преподносит свою книгу.

В последние годы у Соллерса вышли романы «Студия»(Studio, 1997)³, «Мания страсти»(Passion fixe, 2000)⁴,»Звезда любовников»(L’Etoile des Amants, 2002).

Не менее известен Соллерс и как эссеист, автор таких ярких работ по теории и истории культуры, как «Теория исключений»(Theorie des Exceptions, 1985), «Сад против Высшего существа»(Sade centre l’Etre Supreme, 1989), «Импровизации»(Improvisations, 1991), очерк о Доминике Виван Деноне⁵ «Кавалер из Лувра»(Le Cavalier du Louvre, 1995), «Казанова Великолепный»(Casanova l’Admirable, 1998)⁶,»Таинственный Моцарт» ( Mysterieux Mozart, 2001), «Похвала бесконечности»(Eloge de l’Infini, 2001), «Свобода XVIII века»(Liberte du XVIIIeme, 2002), «Озарения»(Illuminations, 2002), «Любовный словарь Венеции»(Dictionnaire amoureux de Venise, 2004) и др.

«Непотопляемый истукан» и «профессиональный мистификатор», «старый аппаратчик, изъясняющийся на канцелярите», и «неувядающий провокатор», то простирающийся ниц перед Мао, то преклоняющий колени перед папой, – вот лишь некоторые из ярлыков, которыми награждает сегодняшняя французская пресса Филиппа Соллерса – «многоликого имморалиста» и «великого манипулятора» французского интеллектуального истеблишмента.

Беседовала с писателем Марита Губарева – аспирантка филологического факультета МГУ, специализирующаяся по французской литературе XVIII – XIX веков. Разговор проходил в офисе – издательства «Галлимар» в Париже.

– Начну с серьезных вопросов…

– С серьезных вопросов… А потом перейдем к «несерьезным» вопросам (это Казанова, не так ли?) – то есть по-настоящему глубоким. Ну что ж, начнем с поверхностного – того, что принято считать «серьезным». Задавайте!

– Как вы сейчас оцениваете свое творчество середины 60-х годов (период «Драмы»)?

– Прежде всего как исключительно последовательную эволюцию. Причем с самого начала, то есть с наиболее удачной по форме книги (я имею в виду «Драму»). Суть этой эволюции (вчера я, кстати, говорил об этом с одним синологом) в том, что я постепенно открывал для себя особенности китайского мышления и китайского письма. Уже в «Драме» мы видим что-то наподобие шахматной доски из 64 абзацев, которые можно рассматривать как 64 гексаграммы. Возьмите «Числа», и вы увидите попытку создать повествование, как бы завершающее целую линию в истории французской – и не только французской – прозы и в конце выводящее на идеограммы – идеограммы, вычерченные самой эпохой, то есть 1968 годом… Возьмите далее «Законы», которые также суть не что иное, как попытка переосмыслить язык в соответствии с новым горизонтом, подразумевающим преодоление западной метафизики и сближение с абсолютно иным мировоззрением, а именно с китайской философией. Нечто подобное можно проследить и в такой книге, как «Рай»… Да что говорить – во всех моих книгах можно найти постоянно повторяющиеся отсылки к китайской мысли, китайской поэзии, китайскому письму и сопоставления с ними. Хотя критики – как французские, так и зарубежные – это проглядели. Таким образом, моя особенность (о которой не знают или не хотят знать) состоит в том, что я опередил тот диалог, который предстоит установить языку Запада с иной системой письма и с иным представлением о времени и пространстве. Так что я был исключительно последователен в своем творчестве, и оно может показаться бессвязным только тем, кто не понимает его главного предмета – отношения всей западной культуры с Китаем.

– Если я не ошибаюсь, интерес к Китаю сейчас в моде. Я слышала, что в Париже объявлен «год Китая», что будет сопровождаться соответствующими культурными мероприятиями, выставками и т. п.

– Ну да! Только это все культурная мишура, не больше. А вот мой интерес к Китаю уходит корнями глубоко – чуть ли не в детство и связан с личным переживанием, с почти физическим ощущением того, что эта культура зовет меня. Конечно, и эротическая сторона сыграла здесь свою роль.., а как же!

– Значит ли это, что ваш интерес к Китаю обусловлен исключительно личным опытом? Или он все же отражает некую объективную тенденцию Запада, ставшего на путь сближения с Востоком?

– Нет, в этом смысле я одинок. Совершенно одинок. Я лишь предвестник, хотя и весьма типичный, неуклонного продвижения в этом направлении. Конечно, есть вся эта культурная суета, но на нее не стоит обращать внимания, не в ней дело. Что касается глубинной сути происходящего (того, что Хайдеггер назвал «судьбой мысли после философии»), – я имею в виду конец западной метафизики и открытие возможностей для диалога с Азией, – вот это действительно чрезвычайно существенно… Вообще говоря, чем больше Китай идет по пути Запада, тем больше, по закону диалектики, я ощущаю себя «западным китайцем». Когда-нибудь эту встречу поймут и осознают – это неизбежно, поскольку через тридцать лет, или даже раньше, Китай несомненно станет ведущей мировой державой. Если бы в 1903 году я сказал вам, что в 1953-м американские Штаты станут ведущей мировой державой, вы бы решили, что я не в своем уме. Доказательством служит то, что ни Сталин, ни Гитлер не сумели предугадать это явление; они натолкнулись на этот гигантский экономический феномен лишь тогда, когда Европа была опустошена. А если в 2003 году я вам говорю, что к 2053 году Китай превратится в ведущую мировую державу (что подразумевает монетарный контроль, а следовательно, и контролирование международных обменов; торговля – это только начало), – что ж, вы можете, конечно, посчитать это бредом, однако все эксперты знают об этом. Плохо то, что интеллектуалы и художники по-прежнему далеки от этого… Вы знаете, в свое время в журнале «Тель Кель» мы проделали огромную работу, направленную на то, чтобы встряхнуть творчески мыслящих людей или просто мыслящих людей – что одно и то же. Я мог бы показать вам номера журнала, посвященные китайской мысли, китайскому письму… Однако мы потерпели неудачу – ну, в некотором роде (ведь вы знаете, что не бывает ни абсолютных успехов, ни абсолютных неудач). По отношению к небывалому росту Китая Запад намеренно решил притвориться глухим. Стоит поискать этому объяснение: откуда такое инстинктивное отторжение? В силу каких предрассудков – исторических, философских, метафизических, а стало быть, и религиозных, то есть, попросту говоря, идеологических, – оно возникло? В этом и заключается моя работа… Так что вы можете обнаружить в моих статьях, равно как и в романах, с одной стороны, критику современного планетарного общества, а с другой – выход на иной способ мышления, опирающийся на китайский;

– Что именно может дать китайская культура культуре западной?

– Взгляд со стороны на всю нашу историю – на все наши «истории»: религиозную, теологическую и философскую. Иное видение мира, которое не имеет ничего общего с западной метафизикой.

– Когда вы говорите о том, что может дать китайская цивилизация Западу, вы имеете в виду только Китай или всю культуру Востока в целом (включая, например, Японию)?

– Китай – это сердце всей цивилизации. Вот, например, передо мной лежит второй том «Философов даосизма» – «Хуайнань цзы»⁷, – это исключительно значимая книга, которая, на мой взгляд, должна занимать в библиотеках такое же место, как сочинения Платона и Аристотеля, если не более важное. К сожалению, существует такая масса предрассудков (причем едва ли не на физиологическом уровне – предрассудков, связанных с переживанием тела, времени, пространства, мысли), что эту книгу попросту не замечают; в любом случае она приводит в замешательство. Но ее присутствие ощущается. Есть, конечно, ученые-эрудиты, но, думаю, среди писателей я один столь энергично настаиваю на всем этом. И с этой точки зрения я абсолютно последователен; надо только захотеть увидеть эту связь, а не пытаться ее игнорировать (в этом случае все, что вы скажете обо мне, будет неверным, бессмысленным). Недавно, будучи с лекцией в Нью-Йорке, я сказал, что мне хотелось бы, чтобы через тридцать лет в шанхайском словаре мировой литературы я был упомянут как первый европейский писатель французского происхождения, который очень рано заинтересовался Китаем. Конечно, американцев это сильно удивило, ведь обычно французы жалуются на то, что их мало признают в Америке, а вот мне это глубоко безразлично. 50 строк, посвященных мне в словаре мировой литературы, изданном в Пекине или Шанхае… вот вам и последовательность.

– Однако в посвященной вам книге Ролан Барт говорит о «колебании»⁸как о постоянном движении, изменчивости, характерных для вашего творчества…

– Говоря о «колебании», Ролан Барт (с которым я, кстати, ездил в Китай в 1974 году!) был очень близок к самому принципу китайского мышления: инь-ян, колебание от одного к другому. А что подлежит следованию, так это путь, дао. Так вот, Барт уловил эту особенность, он лучше моего понял то, что я пытался сделать, потому что ему самому все это было интересно. Только для него это была скорее Япония. Вы знаете, он написал прекрасную книгу о Японии, она называется «Империя знаков». У него не хватило времени всерьез задуматься о Китае. А я с давних пор занимаюсь именно этим. Я даже года два изучал китайский язык (конечно, этого недостаточно, надо было начинать намного раньше: там же нужно менять все – тон, интонацию… да и само восприятие тела, времени, пространства – это ведь иной способ бытия).

– Возвращаясь к Барту: кто на кого влиял в то время: Соллерс на Барта или Барт на Соллерса?

– Видите ли, Барт в некотором роде сопровождает меня, так как он много писал обо мне – как в той книжечке «Соллерс-писатель»…

– Вы согласны с тем, как он интерпретирует ваши произведения?

– Да… хотя в известном смысле все это уже в прошлом… Знаете, в определенный момент на меня пристальное внимание обратил Университет – и некоторые видные мыслители 70-х годов тоже. Обо мне много писали Ролан Барт, Жак Деррида в книге «Рассеяние», где он на шестидесяти страницах комментирует мою книгу «Числа», Юлия Кристева, а еще раньше Мишель Фуко и Лакан, с которым в ту пору я был очень дружен: он сопоставлял меня с Джойсом на своем семинаре по Джойсу, ну и так далее…. Так что я сильно интересовал тогда французских философов и психоаналитиков. Но ведь я по натуре бунтарь, строптивец, поэтому я не вхожу в университетскую институцию… да и Университету я довольно быстро надоел, когда там поняли, что я не иллюстратор чужих идей, а, напротив, стремлюсь растормошить, ищу новых путей… Так что Университет похоронил меня в 70-е годы, причем не без злорадства, поскольку возникло впечатление, будто я изменился и что я не отдаю приоритета университетской мысли. И тем не менее мой путь был абсолютно последовательным. Некоторое время назад в издательстве «Сей» вышла книга Филиппа Форе⁹: ее можно рассматривать и как историю группы «Тель Кель», и как книгу лично обо мне.

1. Рус. пер.: Барт Р. Драма, поэма, роман // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: ИГ «Прогресс», 2000.[↩]
2. Рус. пер.: Соллерс Ф. Наука Лотреамона // Лотреамон. Песни Мальдорора. Стихотворения. Лотреамон после Лотреамона. М.: Ad Marginem, 1998.[↩]
3. См.: Пестерев В. Образ Артюра Рембо в романе Ф. Соллерса «Студия» // Вопросы литературы. 2003. N 2.[↩]
4. Рус. пер.: Соллерс Ф. Мания страсти. М.: Инапресс, 2003.[↩]
5. Доминик Виван Денон (1747 – 1825) – французский гравер, дипломат, путешественник, писатель, генеральный директор музеев при Наполеоне I, автор «Путешествия в Нижний и Верхний Египет»(Voyage dans la Basse et la Haute Egypte, 1802) и др[↩]
6. Рус. пер.: Соллерс Ф. Казанова Великолепный // Иностранная литература. 2000. N 4.[↩]
7. »Хуайнань цзы» (Книга правителя Хуайнаньского) – даосский трактат II в. до н.э. [↩]
8. Вводя понятие «колебание» как синоним неустанного движения, карнавальной деконструкции, Барт противопоставляет его устойчивому Образу, стремящемуся застыть в неподвижности: «Соллерс ополчается на Образ, он, по-видимому, загодя пытается воспрепятствовать формированию и стабилизации этого образа, он отвергает любой окончательный образ – «образ-того-кто-пытается-испробовать-различные-дороги-прежде-чем-найти-св ой-бесповоротный-путь» (благородный миф о странствовании, об инициации: «после стольких блужданий глаза наконец-то открылись»); он, как говорится, оказывается несостоятельным» (Barthes R. Sollers ecrivain. P.: Seuil, 1979. P. 89).[↩]
9. Forest Ph. Histoire de Tel Quel. 1960 – 1982. P.: Seuil, 1995.[↩]