Фантастика – не самоцель. Беседу вел С. Ларин

– Позвольте начать с традиционного вопроса: над чем вы сейчас работаете?

– Я только что сдал в издательство новую вещь, которая скоро выйдет в свет, – «Фантастика и футурология». Это теоретическая работа о научно-фантастическом романе. Прежде чем засесть за нее, я перечитал целые горы книг западных фантастов.

– Что заставило вас взяться за такую вещь? Не собираетесь ли вы забросить фантастику и писать о ней как о жанре?

– Бросать фантастику не собираюсь. Что побудило меня написать подобную книгу? Тут несколько причин. Во-первых, меня всегда интересовали литературоведческие труды о специфике художественного произведения. Одну работу такого рода – «Философия случайности» – я и сам написал не так давно. Она послужила для меня как бы подготовкой к «Фантастике и футурологии». Во-вторых, меня, писателя-фантаста, занимал вопрос: почему этот жанр не принимается всерьез?

Проблема представилась мне особенно любопытной, когда я однажды задумался над нею, перелистывая объемистый том «Истории американской литературы». В этом фундаментальном труде, созданном коллективом американских литературоведов, упоминались имена многих второстепенных писателей XVIII – XX веков. Не нашлось места только для фантастов. Отсутствовала даже фамилия Бредбери. Это показалось мне интересным. Нельзя же было объяснить все лишь нетерпимостью академической науки к фантастике. Тут, видимо, все обстоит сложнее…

– И к каким же выводам вы пришли в своей книге?

– Должен признаться, что выводы в ряде случаев получились довольно неутешительными. Анализируя произведения американских фантастов, я убедился, что у них существует какое-то количество стереотипов, которые несколько видоизменяются и заново используются разными авторами. Довольно редки попытки освоить новые темы и сюжеты, выйти за рамки установившихся стандартов, нащупать какие-то иные пути.

Не подумайте, будто я отметаю всю американскую фантастику. Там есть подлинные мастера этого жанра. Например, Бредбери. Правда, он не чистой воды фантаст. В его книгах, наряду с фантастическими, встречаются полуфантастические и вовсе не фантастические рассказы. К тому же Бредбери больше поэт, нежели фантаст. В этом его и сила и слабость. Он – раб собственного вдохновения.

И подчас он как бы по наитию создает удивительно сильные вещи. Вспомните его рассказ «Будет ласковый дождь». Элегическая картина мертвого города будущего, погибшего от взрыва водородной бомбы; посреди гигантского пепелища чудом уцелел один-единственный дом. Дом опустел, но многочисленные «разумные машины», призванные в обычных условиях облегчать жизнь хозяев, продолжают выполнять свои обязанности: механическая плита готовит завтрак, уборщики скребут и без того чистые полы, голос с магнитофонной ленты напоминает детям, что пора отправляться в школу. Но вскоре и этот дом гибнет, гибнет от случайно вспыхнувшей занавески, ибо без человека вся эта разнообразнейшая «служба быта» бессильна противостоять пламени…

Хуже удается Бредбери социальная фантастика, попытка дать широкую картину будущего, как, например, в романе «451 по Фаренгейту». В самом заглавии его как бы угадывается зловещий символ. Ведь это температура, когда воспламеняется бумага, горят книги. И в той Америке будущего, о которой повествует Бредбери, сожжение печатной продукции становится повседневным фактом.

Но все-таки символика Бредбери не показалась мне достаточно впечатляющей. Читая его роман, я вспоминал о другом. Вспоминал, как в годы фашистской оккупации (я жил тогда во Львове) мне довелось быть свидетелем того, как гитлеровцы сжигали не только книги, но и людей. И я думал о том, насколько же мрачная действительность недавнего прошлого превзошла все предвидения американского фантаста!..

Возможно, что мой подход к роману очень субъективен, но Бредбери-рассказчика я люблю и ценю гораздо больше, нежели Бредбери-романиста.

Общий итог моих наблюдений: фантастика постепенно деградирует. Вспомните: современную фантастику начинали когда-то такие авторы, как, например, Уэллс, писатель-философ, но затем она начала сужать круг проблем, замкнулась в себе самой. Это заметно по целому ряду признаков. Мне, например, довелось прочесть как-то целый том писем Уэллса. Примечательно, что автор «Борьбы миров» переписывался со многими выдающимися литераторами своего времени. У него было немало точек соприкосновения с другими писателями. Теперь же такие контакты между фантастами и нефантастами почти начисто отсутствуют.

– Получается, что у академической науки были основания игнорировать этот жанр?

– Не думаю. Всегда полезнее проанализировать новое явление, вместо того чтобы вообще не замечать его.

Моя же книга – это попытка разобраться в современном «фантастическом хозяйстве». Я анализирую произведения западной фантастики с точки зрения их познавательной ценности, не забывая, разумеется, и об эстетических критериях.

– Помогла ли эта книга вам самому как писателю-фантасту?

– По существу я остался на тех же исходных позициях. Моя теоретическая работа не вооружила меня каким-то магическим ключом ко всем секретам искусства научной фантастики. Остались прежние трудности и сомнения, которые неизбежны в творческом процессе.

Фантастика для меня не самоцель, а скорее средство, прием для постижения человеческой натуры. Подобно тому как современный ученый, производя опыт в искусственной среде, в итоге получает самые точные результаты, так конструкция фантастического романа позволяет мне лучше понять то, что происходит на земле.

– Вы, так сказать, реалист в области фантастики?

– Да, если хотите. Но реалист в смысле моделирования реальных жизненных проблем, а не в Смысле изображения моего восприятия действительности натуралистическим образом.

В этом плане и мой последний фантастический роман «Голос» может быть назван реалистическим. Это роман-раздумье о современном мире. Мне хотелось показать в нем столкновение людей с иным видом космического разума. Показать, как это в свою очередь отражается на человеческих отношениях. А проблема контактов между людьми не является, как известно, лишь достоянием фантастической литературы.

– Расскажите немного об этом романе: как он додумывался, какие трудности возникали у вас в ходе работы?

– Идея книги родилась сначала в самой общей форме. Поступает какое-то «послание со звезд», и группа ученых занимается его расшифровкой. Это «послание» должно было послужить своего рода лакмусовой бумажкой – прояснить взаимоотношения между моими персонажами.

Главным героем книги я, решил сделать одного из ученых, работающего над расшифровкой «послания». Повествование о герое я начал в третьем лице, следуй форме традиционного романа.