Фантастические трудности научной фантастики

Писатели и критики, причастные к жанру научной фантастики, начали, наконец, давно необходимую, принципиальную дискуссию о проблемах жанра. Разговор, однако, идет пока больше по боковым линиям, минуя узловые, наиболее острые моменты.

О чем, собственно, сейчас идет спор? Спорят: нужна ли фантастика «дальнего» или «ближнего» прицела? Вправе ли она служить целям художественной пропаганды наличных завоеваний науки, быть «иллюстративной», или должна идти впереди, нести в себе зерна научного предвидения? Предпочтительней ли научно-фантастическая литература с элементами приключений, или приключенческая с элементами научной фантастики? Должна ли фантастика обязательно быть «социальной», или закономерно также предпочтение, отдаваемое острому сюжету, техническим и научным открытиям, «приключениям мысли» с допустимой схематизацией человеческих характеров и т. д.?

На первых порах может показаться, что во всем этом сплетении противоречивых взглядов разобраться нелегко, тем более что каждый из спорщиков яростно отстаивает свою точку зрения, считая ее единственно правильной и отвергая все прочие как еретические. Но впечатление это обманчиво, проистекающие из разнобоя трудности – мнимые.

В самом деле, стоящему в стороне от литературной схватки читателю ясно, что нужна фантастика всякая: дальняя и ближняя, популяризирующая добытое наукой и заглядывающая далеко вперед, социальная и техническая. Во всех этих случаях необходимо лишь одно: чтобы она служила целям научного прогресса и была по-настоящему фантастичной. И, разумеется при этом, чтобы она была подлинно художественной литературой, а не примитивной популяризацией, облеченной в беллетристическую форму.

Первое, думается, не нуждается в пояснениях. Но что значит «быть фантастичной»? Здесь мы сталкиваемся с трудностью уже не мнимой, а действительной. Притом настолько неожиданной, почти невероятной, что ее с полным правом можно назвать фантастической.

Попробуйте спросить любого писателя-фантаста: что такое научная фантастика как литературный жанр? Если спрошенный – человек находчивый, он легко сымпровизирует какое-нибудь определение, примечательное тем, что оно «и на что не опирается, кроме интуиции самого автора. Или повторит одно из существующих противоречивых определений, которые ничего не определяют, потому что и они ни на что не опираются. Всем памятен недавний – казалось бы, довольно странный – спор в печати и на литературных диспутах, являются ли те или иные произведения отдельных писателей научной фантастикой (как значилось на их книгах), или не являются. Трудно, оказывается, разобраться: нет надежных ориентиров!.. Спор этот не окончен и поныне.

Чтобы быть сколько-нибудь достоверным, научным, а не субъективным, определение должно опираться на анализ основных исторических этапов развития жанра. Такой анализ в свою очередь предполагает исследование художественной структуры и социальной роли самого понятия фантастики: фантастического образа, фантастической ситуации.

Считается, что охарактеризовать фантастический образ как «нереальное сочетание реальных элементов» – значит исчерпать его содержание. Но это определение внешних особенностей образа вряд ли поможет нам понять могучую силу эмоционального воздействия на человеческое воображение египетских сфинксов, эллинских кентавров, средневековых гриффонов Собора Парижской богоматери.

Изучение истории жанра приводит к его теории. То и другое, освещая пройденный путь, дает прочную точку опоры для дальнейшего развития жанра. Таков вообще путь роста любой литературной формы.

Чернышевский обосновывал важность исторического анализа тем, что без истории предмета нет теории предмета.