№7, 1982/Обзоры и рецензии

Эстетическое наследие европейского классицизма

«Литературные манифесты западноевропейских классицистов» Собрание текстов, вступительная статья и общая редакция Н. П. Козловой. Изд. МГУ. 1980. 618 с.

Пожалуй, ни одному из направлений европейской литературы не выпало на долю испытать столь ожесточенное ниспровержение представителями другого, идущего ему на смену, как это случилось с классицизмом. Он был обвинен во всех мыслимых в искусстве смертных грехах, объявлен ложным, псевдоклассическим, стал синонимом всего ходульного, застывшего, отжившего в художественном творчестве. Романтики, особенно французские, безжалостно списали его в архив – таково было веление историко-литературного момента. Впрочем, авторитет классицистов в сфере собственно художественного творчества был достаточно велик и в эпоху романтизма особым колебаниям не подвергался. Другое дело – их теоретические сочинения. В XIX веке сложилось устойчивое мнение о том, что классицистическая эстетика – мертворожденное дитя, плод гелертерских штудий досужих членов Французской Академии, а великие писатели-классицисты, создавая неоспоримые художественные ценности, только и делали, что выходили за рамки предписаний и канонов. Новое литературное поколение, оценивая теоретические декларации своих ближайших предшественников, в пылу полемики забывало о том, что, говоря словами французского исследователя А. Адана, «классицизм, который во времена Шлегеля будет представляться в Европе как узы для свободного проявления ума, был при своем возникновении во Франции бьющей ключом свободой» 1.

Сегодня, когда идет процесс спокойного научного осмысления классицизма, ясно, что рационализм классицистов, вызывавший столь бурные возражения со стороны романтиков, рассмотренный в конкретно-историческом аспекте, был следствием развития самосознания человека, который освобождался от теологических представлений о мире и постигал творческие возможности собственного разума. Кроме того, классицистическая литературная доктрина складывалась постепенно, она прошла различные стадии своего развития и не всегда была нормативной. И даже, наконец, когда она взяла на себя функции регламентации художественного творчества, то и в этом была своя внутренняя логика, своя «сверхзадача» классицизма – убеждение в том, что умело направляемая, контролируемая разумом поэзия может помочь человеку понять мир и склонить его к истине и добру. И хотя художественное творчество классицистов не было, конечно, образной иллюстрацией теоретических принципов направления, тем не менее классицистическая эстетика, даже в нормативном ее варианте, способствовала более острому осознанию художниками характера их собственных творческих интенций и служила совершенствованию их эстетического самосознания.

Об этом еще раз свидетельствуют материалы, вошедшие в сборник «Литературные манифесты западноевропейских классицистов». Необходимость в подобном издании назрела давно, поскольку то, в сущности, немногое, что уже было у нас опубликовано из эстетического наследия классицизма2, представляет его далеко не полно. По сути дела, это первое на русском языке собрание текстов, которое дает возможность читателю познакомиться с литературно-критическими документами данного художественного направления в столь широком объеме. Причем подавляющее большинство текстов на русском языке публикуется впервые, и среди них трактаты, эстетическая значимость которых необычайно высока, – «Поэтика» Ц. Скалигера, «Поэтика» Аристотеля, изложенная на народном языке и истолкованная» Л. Кастельветро, «Защита поэзии» Ф. Сидни, «Обоснование правила двадцати четырех часов…» Ж. Шаплена, «Практика театра» Ф. д’Обиньяка, «Рассуждения о полезности и частях драматического произведения» П. Корнеля, «Книга о немецкой поэзии» М. Опица. Труд всех участников этого издания отличает строгая концептуальность. Именно она в первую очередь служит обоснованием некоторых на первый взгляд спорных моментов. Прежде всего обращает на себя внимание необычность, нетрадиционность состава, наличие в нем таких произведений, авторы которых (Триссино, Кастельветро, Скалигер, Сидни, де Ла Тай), по сложившимся в нашей науке представлениям, не являются классицистами в строгом смысле слова. Однако их включение – не следствие каких-то просчетов или недосмотра составителя, оно объясняется принципиальным стремлением расширить границы собственно классицизма за счет явлений, его подготовивших, то есть предклассицистического характера. Продолжая глубокое научное осмысление проблем классицизма, намеченное в работах советских исследователей, Н. Козлова приходит к очень важному и, на наш взгляд, верному решению вопроса о генезисе литературной теории направления, справедливо связывая его с эстетическими учениями позднего европейского Возрождения, и убедительно показывает во вступительной статье процесс вычленения доктрины классицизма из studia humanitatis. Это помогает понять глубокие истоки гуманистической ориентации всего направления в целом и способствует опровержению позитивистской концепции классицизма как «школы 1660 года», как явления, обязанного своим присхождением французскому абсолютизму XVII века. Материалы сборника позволяют читателю представить себе литературную теорию классицизма не только в ее «классическом» варианте, но и в ее ближайших истоках, то есть как явление постепенно формирующееся, развивающееся.

Читая собрание текстов, мы видим, что при всех различиях во взглядах представителей классицизма (д’Обиньяк и Корнель, Опиц и Шоттель) его теория выступает в виде целостного учения. Эту целостность не нарушают даже такие трактаты, как позднеренессансная «Защита поэзии» Сидни (тем более, что «защита поэзии» является важной чертой пафоса многих текстов данного издания) и «Трактат о возникновении романов» Юэ, где нашла свое обоснование поэтика барочного романа. Включенные в эту антологию, они как бы поворачиваются к читателю своей классицистической проблематикой и в окружении подлинно классицистических документов обретают дополнительное освещение.

Строго хронологический принцип размещения материалов сборника дает возможность увидеть как теория классицизма постепенно все больше и больше брала на себя функции чисто регламентирующие и превращалась в неукоснительную норму. За всем этим чувствуется духовный облик эпохи, когда, видимо, теоретики находили удовольствие в составлении правил («истинного руководства»), а писатели – в их соблюдении, когда бытовала уверенность, что «наслаждение прекрасными вещами становится полней, если обнажить причины, делающие эти вещи приятными» (д’Обиньяк, стр. 320), и, наконец, когда считалось, что знание законов, по которым создано произведение, может доставить человеку «разумное удовольствие» и превратить спектакль в «полезное увеселение» (см. Шаплен, стр. 270 – 271). Полезное, поскольку искусство «преподносит человечеству нравственные уроки» (Драйден, стр. 207).

Так или иначе, состав сборника отражает все богатство эстетических идей классицизма и знакомит с его теорией на самых разных ее уровнях, это и проблема прекрасного, и отношение искусства к природе и истории, проблема правдоподобия и правды, – «И правда иногда на правду непохожа» (Буало, стр. 432). «Это и знаменитые правила трех единств (причем здесь представлены соображения не только тех, кто был за их соблюдение, но и тех, – Ф. Ожье, «например, – кто целесообразность этих правил – или одного из них – оспаривал). Важное место занимают рассуждения (д’Обиньяка, Корнеля, де Ла Менардьера, Шаплена), в которых происходит конкретизация проблематики классицизма, систематизация приемов и художественных средств, вырабатывается образец «высокого вкуса», – и все это исходя из практики театра. Последнее обстоятельство представляется чрезвычайно важным, оно относится к вопросу о соответствии творческого опыта его теоретическому осмыслению. В некоторых странах эстетическое самосознание опережало художественную практику. Как сказано во вступительной статье тома, «ни Кастельветро, ни другим теоретикам-классицистам Италии XVI века не суждено было увидеть адекватных их эстетической мысли поэтических произведений» (стр. 14). Применительно же к Франции середины XVII столетия можно говорить о совпадении этих двух аспектов художественной системы классицизма. Практика театра как бы обогащается программностью, а теория получает возможность дальнейшего развития в форме развернутого обоснования творческой практики.

Некоторые манифесты, помещенные в книге, свидетельствуют, в частности, о том, что при всей устремленности направления к выработке надвременного и вненационального идеала прекрасного, общеобязательного «высокого вкуса» и универсальной модели искусства теоретикам классицизма были не чужды размышления о национальной специфике творчества. «В жизни духовной, – пишет, например, Ожье, – вкусы наций различаются так же, как в телесной… дух каждого народа, а также его склонности резко отличают этот народ от других» (стр. 261 – 262).

Подобные высказывания, конечно, редки, но тем не менее в них, как в зародыше, содержится гердеровское понимание культур разных народов как равноправных и неподвластных оценке с точки зрения какого-то одного обязательного для всех критерия.

Целый ряд документов отражает усилия теоретиков классицизма, направленные на создание национального литературного языка, и наводит на мысль, что родной язык для классицистов, был, очевидно, той сферой, где параллельно с эстетическим развивалось и национальное самосознание. Как известно, уже Малерб считал изучение латыни обузой для поэта, а Шарпантье предлагал делать надписи на общественных памятниках на французском языке. И возможно, усиливавшееся с течением времени противоречие между предметом искусства и национальной формой его воплощения стало основой той «негативной диалектики» классицизма, которая привела в конечном счете к разрушению его художественной системы.

Помимо уже упоминавшейся вступительной статьи Н. Козловой, издание снабжено пояснительно-справочным аппаратом, состоящим из вводных заметок о каждом из писателей и реального комментария, авторами которых являются М. Андреев, Н. Бабенко, А. Гугнин, Н. Козлова, В. Олейник. Небольшие по объему очерки, в которых они анализируют эстетические взгляды тех или иных теоретиков классицизма, представляют собой ценные научные исследования, богатые тонкими и оригинальными наблюдениями, а их комментарии максимально проясняют текст и полностью отвечают своему назначению.

Нельзя, конечно, объять необъятное, эстетическое наследие классицизма велико. За пределами данного издания остались рассуждения и трактаты Гез де Бальзака, предисловие Жана де Мере к его пьесе «Сильванира», где дается теоретическое обоснование правила трех единств, «Замечания о французском языке» Клода Фавра де Вожла и «О достоинствах французского языка» Франсуа Шарпантье, а также сочинения Сент-Эвремона, способствовавшие проникновению идей французского классицизма в Англию. Однако и без этих имен собрание текстов получилось весьма представительным, оно отражает все основные аспекты развития теоретической мысли классицизма.

г. Махачкала

  1. Цит. по кн.: Д. Обломиевский, Французский классицизм, М., «Наука». 1968. с 42.[]
  2. »Хрестоматия по истории западноевропейского театра», т. 1, М., «Искусство», 1953; «История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли», т. 2, М., Изд. Академии художеств СССР, 1964; «Мастера искусства об искусстве», т. 3, М., «Искусство». 1967 []

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №7, 1982

Цитировать

Ханмурзаев, К. Эстетическое наследие европейского классицизма / К. Ханмурзаев // Вопросы литературы. - 1982 - №7. - C. 259-264
Копировать