Эрнест Хемингуэй о своей работе. Перевод М. Ландора

Э. Хемингуэй не раз высказывал свои взгляды на литературу. Его представление о задаче писателя выражено в знаменитой речи «Писатель и война» (1937) и в предисловии к хрестоматии «Люди на войне» (1942). О его литературных симпатиях и антипатиях можно судить по многим вещам – от романов, по которым рассеяны упоминания о самых разных авторах, до очерковой книги «Зеленые холмы Африки» (1935).

В последние годы Хемингуэй дал несколько интервью, в которых рассказал о своем методе работы, о своем понимании мастерства. Ниже мы публикуем отрывки из двух его интервью, напечатанных во французском еженедельнике «Ар», NN 662 – 664 (март-апрель 1958 года) и N 729 (июль 1959 года).

Когда я работаю над романом или новеллой, я начинаю писать с утра пораньше. В этот час никто не мешает; свежо, даже холодно, и ты согреваешься во время работы. Перечитываешь то, что написано, знаешь, что за этим последует, и продолжаешь с того места, где остановился. Я останавливаюсь, когда вдохновение еще не ушло: я знаю, что должно быть дальше, и стараюсь пережить эти события до того, как на следующий день снова возьмусь за работу. Скажем, я начинаю в шесть утра и кончаю в полдень или немного раньше. Когда кончаешь писать, ты и опустошен и наполнен. Это как в любви. Ничто тебя не трогает, ничто для тебя не существует до того, как назавтра снова примешься за работу. Но вот ждать до завтра оказывается труднее всего.

Каждый день я исправляю страницы, написанные накануне. Конечно, я пересматриваю и всю рукопись, когда она закончена. Смотришь на свою работу свежими глазами, когда ее начисто перепечатают на машинке. Потом последний шанс: гранки. С радостью используешь любую возможность для правки.

— Вы много правите?

— Смотря по обстоятельствам. Я целиком переписал конец романа «Прощай, оружие». Последнюю страницу я переписывал тридцать девять раз.

— Вас волновал какой-то вопрос формы? Что вас смущало?

— Было трудно найти настоящие слова.

— Кого вы считаете своими предшественниками в литературе? Кто ваши учителя?

— Марк Твен, Флобер, Стендаль, Бах, Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов, Эндрю Марвел, Джон Донн, Мопассан, Киплинг (в лучших своих книгах), Торо, капитан Марриэт, Шекспир, Моцарт, Кеведо, Данте, Вергилий, Тинторетто, Иероним Босх, Брейгель, Патенье, Гойя, Джотто, Сезанн, Ван Гог, Гоген, Сан Хуан де ла Крус, Гонгора. Мне потребовался бы целый день, чтобы никого не забыть. И потом это выглядело бы так, как будто я хвастаюсь эрудицией, которой у меня нет, вместо того чтобы попытаться вспомнить всех, кто повлиял на мою жизнь и творчество. Это не избитая скучная тема; нет, вы задали вопрос первой важности; тут надо отвечать по совести. В моем перечне я упомянул художников, потому что они меня учили писать не меньше, чем писатели. Вы, конечно, спросите, как это могло быть. Мне потребовался бы еще один день, чтобы это разъяснить. А вот то, чему писатель может научиться у композиторов, что даст ему изучение гармонии и контрапункта, – это, мне кажется, разъяснять не нужно.

— Случается ли вам перечитывать некоторых авторов, которых вы мне назвали? Твена, например?

— Книгу Твена можно перечитывать не раньше, как через два или три года.