«Дикая охота» в повести В. Короткевича Новая интерпретация средневековой легенды

Повесть В. Короткевича «Дикая охота короля Стаха» (1964) — одно из классических произведений современной белорусской литературы. В России повесть более известна по экранизации 1979 года, созданной под руководством режиссера В. Рубинчика. Впервые на русском языке она была опубликована издательством «Советский писатель» (в переводе Валентины Щедриной) в 1981 году, в составе сборника «Седая легенда», а в 2017-м вышла в переводе Петра Жолнеровича (на него, помимо оригинального текста, я и буду ссылаться).

В научной среде исследователи с интересом изучали изображенную в повести белорусскую шляхту и сопоставляли сюжет с повестью А. Конан Дойля «Собака Баскервилей». Меньше внимания было уделено образу, на который указывает название повести, а именно — «дикой охоте». Что характерно, работ, посвященных описанию и классификации мотивов «дикой охоты» — не только в исследуемой повести, но и в литературе вообще, — сравнительно немного.

Общая характеристика феномена «дикой охоты», которую дает «Мифологический словарь» под редакцией Е. Мелетинского, такова: «…возникающие на небе видения, которые принимались за сонм призраков, привидений, следующих в ад душ и прочих» [Мифологический… 1990: 188]. Это явление причисляется к низшей западноевропейской мифологии — германской и кельтской. По мнению исследователей, изначально этот образ сформировался из историй о неистовом воинстве эйнхериев — дружинников скандинавского бога Одина, — что устраивали сражения в ночном небе, а после возвращались в чертоги Вальхаллы пировать (см.: [Мифологический… 1990: 188]).

В средневековой Франции бытовали похожие легенды — о свите Эллекена, или короля Херлы («King Herla as wild huntsman»¹), согласно которым души грешников вместе со своим предводителем вынуждены были скитаться по миру без возможности обрести покой («Wild huntsmen wander because of sin»)².

Целый пласт верований, связанных с «дикой охотой», обнаруживается в Британии. Это легенды о призрачных псах, баргерстах, адских гончих («Dogs in wild hunt»): в них псы преследуют грешников самостоятельно или сопровождают фигуру Дикого Охотника³. Лай псов «дикой охоты» предвещает смерть или иные бедствия: войну, мор, голод и тому подобное («Wild hunt as omen»). Дикий Охотник при этом может соотноситься как с дьяволом или грешником, бросившим вызов самому Богу, так и с каким-либо святым («Saint as leader of wild hunt»): например, иногда в роли охотника в фольклорных источниках выступают святой Гавриил [Плахова 2013: 387] и святая Люсия (в скандинавских странах) [Зубарева 2016: 107]. Также, в более поздний период, в некоторых регионах Англии несущееся по небу воинство духов трансформировалось в более подходящий эпохе черный экипаж, управляемый безголовым кучером, который в сопровождении черной гончей с горящими глазами колесит по дорогам и собирает души умерших [Baring-Gould 1913]. В самой карете сидит одетая в черное костлявая женщина, олицетворяющая смерть [Плахова 2013: 379].

В восточной Европе существуют близкие по мотивам легенды о волчьем пастыре, или хозяине волков. А. Афанасьев в «Поэтических воззрениях славян на природу» наделяет волчьего пастыря функциями бога-громовика, проводя прямую параллель со скандинавским Одином: «…под этим именем разу­меется владыка бурных гроз, которому подвластны небесные волки, следующие за ним большими стаями, в дикой (грозовой) охоте заменяющие собой гончих псов»⁴ [Афанасьев 1994: 529].

Как и в случае с Диким Охотником, роль волчьего пастыря примеряли на себя в разных вариантах легенд и грешники, и христианские святые (например, святой Мартин или святой Георгий) [Топорков 2013]. Также иногда хозяином волков называли лешего (полесского Полисуна или белорусского Лясуна) и некоторых других персонажей фольклора [Топорков 2013]. В «Тематической классификации и распределении фольклорно-мифологических мотивов по ареалам» Ю. Березкина и Е. Дувакина говорится, что у белорусов в роли волчьего пастыря выступает святой Юрий:

Девушка, волки и святой Юрий: пан приказывает замучить крепостную девушку, которую любит паныч; волшебный платочек спасает ее; волшебный клубочек приводит девушку к волкам и их пастырю Юрию; верхом на волке она мчится обратно в панское имение; волки расправляются с паном и его прислужниками [Березкин, Дувакин 2017].

Здесь отчетливо можно выделить два интересных элемента: преследование девушки жестоким паном и наказание, осуществляемое подвластными святому Юрию волками.

Важным элементом является погода, в которую появляется «дикая охота»: как правило, это дождливые штормовые ночи («Wild hunt disappears during storm»). Часто целью Дикого Охотника становятся женщины («Wild hunter pursues a woman»): это может быть грешница («Prostitutes pursued in wild hunt»), эльфийка или нимфа (немецкие и английские источники: «Fairies pursued in wild hunt», «Wood-spirits pursued in wild hunt») или даже ведьма («Witches pursued in wild hunt»).

Таким образом, чаще всего «дикая охота» появляется на пересечении двух сфер. Первая и главная представляет собой комплекс мотивов, унаследованных от древних мифов и легенд о германском «wuetende Heer», «неистовом воинстве»: неупокоенные мертвецы, бесконечное сражение, скитание над землей; переход между мирами живых и мертвых. Вторая сфера включает в себя атрибуты непосредственно охоты: охотничий рожок («Wild huntsman blows horn»), охотничьи псы (или волки) и птицы, погоня и примыкающее к ней наказание.

Авторы разных национальных традиций и эпох нередко использовали образ «дикой охоты» или отдельные его мотивы. Можно выделить несколько наиболее заметных произведений, в которых встречаются мотивы «дикой охоты»: например, «Виндзорские насмешницы» («The Merry Wives of Windsor», 1602) У. Шекспира, «Дикий охотник» («Der wilde Jäger», 1786) Г. Бюргера, «Гора душ» («El monte de las Ánimas», 1862) Г. А. Беккера, «Всадник на белом коне» («Der Schimmelreiter», 1888) Т. Шторма и, что более важно, упомянутая ранее «Собака Баскервилей» («The Hound of the Baskervilles», 1902) А.

1. Здесь и далее названия мотивов приводятся по книге С. Томпсона [Thompson 1955–1958]. Это каталог содержит подробный список мотивов «дикой охоты», встречающихся в европейском фольклоре.[↩]
2. Похожие элементы можно увидеть в германских легендах о Теодорихе Великом (также известном как Титрек или Дидрех Бернский), который закончил свою жизнь в погоне за оленем-призраком («Theodoric as wild huntsman»; «Deer pursued in wild hunt»).[↩]
3. Легенды валлийских источников (в частности, «Черной книги Кармартена» и «Мабиногиона») повествуют о правителях загробного (потустороннего) мира, представленных в образах охотников, — это король Аннуна и собирающий души умерших Гвин Ап Нудд.[↩]
4. Подобная трактовка и сопоставление фигуры волчьего пастыря с Одином кажется мне несколько сомнительной, однако показывает, что в ученой традиции проводились параллели между европейскими мотивами «дикой охоты» и сходными поверьями о хозяине волков у славян.[↩]