Что случилось со вторым томом «Мертвых душ»?

Вопрос о втором томе «Мертвых Душ», без сомнения, является

самым трудным и наименее разъясненным в литературе о

Гоголе.

Владимир Шенрок

Убежден, что Гоголь никогда не жег «Мертвых душ».

Иван Бунин

История русской литературы полна драматическими событиями, которые со временем обрастают всевозможными легендами. Возьмем для примера встречу А. С. Пушкина с императором Николаем I в начале сентября 1826 года. О том, что говорилось между ними, существует по крайней мере целый десяток преданий. Если бы все это соответствовало действительности, встреча должна была бы длиться часа два, а не всего несколько минут, как это было на самом деле.

Наверное, историкам русской литературы хотелось бы иногда обладать «машиной времени», с помощью которой можно возвратиться ко времени и месту событий и стать их очевидцами. Интересной остановкой для такой машины был бы, несомненно, дом А. И. Талызина на Никитском бульваре, где Гоголь в ночь с 11 на 12 февраля 1852 года сжег, по преданию, второй том «Мертвых душ».

Чем больше вникаешь в биографию Гоголя, тем труднее принять это предание. Во всяком случае, не обязательно считать, что это «сожжение»имело место. И даже если Гоголь по ошибке сжег беловик рукописи, то поиски черновика се все еще могут увенчаться успехом.

Предлагаемые нами положения находятся в противоречии с бытующей в литературе о писателе концепцией, сводящейся главным образом к следующему: в конце жизни, работая над продолжением «Мертвых душ». Гоголь, по аналогии с дантовской «Божественной комедией», пытался возродить описанных им в первом томе отрицательных персонажей; однако сатирик по призванию и наклонности, он не выдержал бремени взятой на себя задачи и, сознавая свое бессилие, в состоянии, близком к сумасшествию, сжег незаконченную рукопись в печке.

Хотя к интересующей нас проблеме следует подходить с величайшей осторожностью, но эта концепция все-таки представляется не очень убедительной.

Необходимо напомнить, что тут мы имеем дело не с эстетической, а с исторической проблемой, в решении которой необходимо соблюдать высшую меру объективности. Ссылаясь на знаменитого историка Леопольда фон Ранке, мы можем определить нашу задачу так: показать, как действительно происходили события, подробно разбирая качество существующих свидетельств и личные мотивы действующих лиц. При этом необходимо относиться критически ко всем имеющимся в нашем распоряжении источникам, в противном же случае мы невольно будем продолжать оставаться в плену легенд и преданий¹.

Иными словами, нужно задавать себе вопросы следующего типа: как приняли современники Гоголя «Мертвые души»? Был ли он доволен своим произведением? Какие у него были мотивы для сожжения? Каким было психическое состояние писателя в то время? Кто был свидетелем сожжения? Следует ли питать доверие к этому свидетелю? Мог ли он решить, какие именно произведения были сожжены писателем? Имеется ли какое-нибудь непосредственное признание самого Гоголя в сожжении второго тома?

Как это ни странно, но такими, казалось бы, элементарными, со стороны историка, вопросами исследователи почти не занимаются. Принимая сожжение как неоспоримый факт, они опираются на свидетельства из вторых или даже третьих рук следующего типа: моя жена мне сказала, что Гоголь сказал ей, что во втором томе все никуда не годится²; граф Толстой мне сказал, что мальчик Гоголя Семен ему сказал, что Гоголь сжег рукопись³; отец Матвей в беседе с нами сказал, что Гоголь сжег тетради потому, что считал их слабыми Ср.: Ю. Манн. В поисках живой души. с. 27⁴.

Между тем ссылки на подобные свидетельства весьма рискованны и мало помогают восстановлению истины. Хорошо известно, что иногда нельзя верить и словам самого Гоголя. Но когда его слова «передают»другие, то вероятность недоразумений растет уже не в арифметической, а в геометрической прогрессии.

На наш взгляд, вряд ‘ли следует сомневаться в том, что Гоголь успел закончить второй том «Мертвых душ».»Осенью 1851 года, будучи проездом в Москве, – сообщает князь Дмитрий Оболенский, – я, посетив Гоголя, застал его в хорошем расположении духа, и на вопрос мой о том, как идут «Мертвые души», он отвечал мне: «Приходите завтра вечером, в 8 часов, я вам почитаю… Рукопись, по которой читал Гоголь, была совершенно набело им самим переписана; я не заметил в ней поправок» ⁵. Хотя последнее высказывание относится лишь к первой главе второго тома, но вряд ли стоит сомневаться в том, что к этому времени было уже немало таких переписанных набело глав. Так Лев Арнольди, бывший у Гоголя в гостях на Новый год, приводит его слова о том, что второй том «совершенно окончен» ⁶. К тому же имеется собственноручно написанное Гоголем молитвенное воззвание по случаю наступления нового, 1852 года, тоже относящееся к оконченному второму тому поэмы: «Боже Благослови! Да появится в наступающем году созрелый и полный плод!»(подчеркнуто мной. – Г. Х.) ⁷. Конечно, подготовляя чистовой вариант к печати в связи с издаваемым им новым собранием своих сочинений, писатель мог бы еще почувствовать потребность сделать кое-какие изменения в тексте, но в основном работу над вторым томом следует считать завершенной к концу 1851 года.

Кроме того, необходимо напомнить, что второй том был встречен всеобщим восторгом даже со стороны слушателей, достаточно отрицательно относившихся к позднему, религиозному развитию творчества писателя. Так, по мнению С. Шевырева, «написанное несравненно выше первого тома» ⁸. «Талант ваш не только жив, но он созрел» ⁹, – восклицает С. Аксаков. Показательно также его письмо своему сыну Ивану Сергеевичу: «Теперь только я убедился вполне, что Гоголь может выполнить свою задачу, о которой так самонадеянно и дерзко, по-видимому, говорит он в первом томе» ¹⁰.

Не спорим, что подобные восторженные отзывы в некоторой степени объясняются мастерством Гоголя-чтеца; но, с другой стороны, трудно поверить, чтобы все эти знатоки литературы были неискренними и хвалили второй том, если бы он не имел высоких художественных достоинств.

Правда, после смерти Гоголя С. Аксаков признавался в том, что при слушании глав второго тома он «подшпоривал себя» ¹¹. Однако этому признанию, вызванному шоком от трагедии и слухами о сожжении рукописи второго тома, вряд ли стоит придавать большой вес. Показательно в этом отношении свидетельство Ю. Самарина, который в 1862 году писал: «Я глубоко убежден, что Гоголь умер оттого, что сознавал про себя, насколько его второй том ниже первого, сознавал и не хотел самому себе признаться, что он начинает подрумянивать действительность» ¹². Однако свидетельство Самарина скорее всего следует воспринять как позднейшую реконструкцию, навеянную распространенной в 60-е годы концепцией о художественной «неудаче»позднего Гоголя.

1. Об интересующей нас теме появилась целая литература. Вот перечень самых главных работ последних лет: Е. Смирнова-Чикина. Легенда о Гоголе (К истории II тома «Мертвых душ»). – «Октябрь», 1959, N 4; Ю. Манн. Пафос упрощения. – «Новый мир», 1959, N 8; А. Белышева, Тайна смерти Гоголя. – «Нева». 1967 N 3; Василий Осокин, Сожженная рукопись. – «Куранты. Историко-краеведческий альманах», М., 1983; Владимир Воропаев, Судьба рукописи: Новые известия о втором томе «Мертвых душ». – «Литературная учеба». 1984, N 3; В. А. Воропаев, Три этюда о Гоголе (из архивных разысканий). – В сб.: «Гоголь. История и современность», М., 1985; П. Г. Паламарчук. Список уцелевших от сожжения рукописей Гоголя. – Там же; В. Воропаев, А. Песков, Последние дни жизни Гоголя и проблема второго тома «Мертвых душ». – «Вопросы литературы», 1986, N 10; В. Мильдон, Отчего умер Гоголь? – «Вопросы литературы», 1988. N 3.[↩]
2. Ср.: Ю. Манн, В поисках живой души М., 1987. с. 262[↩]
3. Ср.: «Москвитянин», 1852, N 5, кн. I, отд. VII, с. 49[↩]
4. [↩]
5. »Русская старина», 1873, т. 8., кн. 12, с. 943, 947. [↩]
6. См.: В. Вересаев, Гоголь в жизни, М. -Л., 1933, с. 485.[↩]
7. «Памяти В. А. Жуковского и Н. В. Гоголя», вып. III, СПб., 1909, с. 11.[↩]
8. См.: В. Вересаев, Гоголь в жизни, с. 457.[↩]
9. С. Т. Аксаков, История моего знакомства с Гоголем, М., 1960, с. 200.[↩]
10. Там же, с. 205.[↩]
11. См.: Ю. Манн, В поисках живой души, с. 285.[↩]
12. См.: М. Т. Ефимова, Ю. Самарин о Гоголе, – «Ученые записки ЛГПИ», Псков, 1970, вып. 434, с. 146.[↩]