А. Н. Уилсон– опыт творческой биографии Л. Н. Толстого

A. N. WiIson, Tolstoy, London, Hamish Hamilton, 1988, 572 p.

Празднование за рубежом в 1988 году стошестидесятой годовщины со дня рождения Л. Н. Толстого вызвало целую волну публикаций, обращенных к творческому наследию писателя: это и исследования отдельных произведений, жанров, проблем, это и попытки анализа художественного мира Толстого в целом. Среди последних – обширная и основательная монография английского литератора, ученого, журналиста А. Н. Уилсона. В ней последовательно, год за годом, десятилетие за десятилетием, прослеживаются этапы жизни и творчества великого художника, развернуто характеризуется его многообразное наследие.Созданная с большой любовью к писателю, выполненная с наибольшей тщательностью книга не только осмысляет и учитывает опыт и традиции зарубежного и отчасти советского литературоведения (разделяя при этом и сложившуюся стереотипность оценок), но и является достаточно оригинальной работой как в постановке общих вопросов, так и в интерпретации отдельных произведений.

Не без влияния отечественной методологии западное толстоведение «приобрело интерес»к анализу социально- культурного контекста, освоению исторических реалий эпохи, повлиявших и отразившихся на духовном становлении Толстого.Характеризуя ситуацию в царской России, подчеркивая трагизм судеб многих русских писателей при Николае I, А. Уилсон отмечает, что Толстой принадлежал к первому поколению литераторов, родившемуся, когда русская словесность «на равных соперничала с западной, несмотря на многие препятствия, которые чинило ее развитию правительство»(р. 76). Здесь же автор сравнивает положение русских писателей в те годы с преследованиями правительством общественных деятелей и литераторов, имевших место: в Англии – во время правления Елизаветы I, во Франции – при Людовике XIX, при Советской власти – со сталинскими репрессиями. Историзм подхода определяет стремление автора монографии раскрыть, как в художественных текстах Толстого преломлялись мучительные поиски истины, духовные брожения, споры и столкновения различных взглядов на настоящее и будущее России. Это социальное многоголосие обнаруживают уже ранние рассказы: «Набег»,»Рубка леса»,»Севастопольские рассказы», повесть «Казаки». Исследователь выделяет органичность созданных писателем произведений – принципиальное единство в них художника и мыслителя. Эта полемичная по отношению к нашему настойчивому утверждению «кричащих противоречий»позиция Уилсона несомненно восходит к книге И. Берлина «Еж и лиса»(1957).Переломные, связанные с напряженными поисками решения крестьянского вопроса годы (конец 1850-х – начало 1860-х) нашли свое опосредованное отражение в работе над «Казаками», где Толстой коснулся нравственной стороны проблемы, выделив цельность и естественность народного образа жизни. Не случайно и обращение в 1861 году к замыслу романа «Декабристы». Характер Петра Лабазова, возвратившегося из ссылки декабриста, оказывается важен для писателя своей внутренней свободой, сохраненной верой в идеалы 1825 года. Анализируя дневники, черновики Толстого, английский критик прослеживает, как из замысла рассказать о людях 25-го года рождался выстраданный долгими годами работы роман-эпопея «Война и мир», подчеркивая при этом, что «в сознании Толстого движение декабристов было величайшей попыткой освобождения России от греха и стыда»(р. 189).

«Война и мир», по характеристике Уилсона, – это «история нации»,»пропущенная через призму писательского воображения». Исследователь предпринимает интересную попытку соотнести некоторые произведения Толстого как с широким социально-историческим фоном, так и с движением литературной традиции во времени. Достоверность и высочайший реализм батальных сцен «Войны и мира», по замечанию самого художника, во многом обязаны «Пармской обители»Стендаля. Уилсон намечает и следующее сопоставление: в то время как Солженицын в «Августе Четырнадцатого» «пытался неудачно имитировать Стендаля, гений Толстого смог создать великое произведение, опираясь не только на традиции»(р. 236). Критик выделяет при этом самобытный национальный элемент толстовской эпопеи, для него «Война и мир»– воплощение эпического национального мифа, сравнимого только с произведениями Гомера (р. 236). Другая линия аналогий – Пруст. В то время как у французского автора бомбардировка Парижа, взаимоотношения героя цикла «В поисках утраченного времени»с родителями, обществом, мрачная настроенность различных социальных слоев, не видящих будущего, описаны «холодным взглядом наблюдателя», у Толстого – заинтересованность в приобщении к «общенародной правде»и вере, достижение (пусть и весьма противоречивого) нравственного единения.Как и другие западные исследователи, А. Уилсон подробно останавливается на роли западноевропейской традиции в творчестве Толстого и, подобно многим своим коллегам, нередко преувеличивает это влияние, полагая, что не глубокие национальные корни и собственная творческая индивидуальность, а именно идеи и концепции европейских авторов, философов, проповедников сформировали мировоззренческие установки, идеалы и даже крайности Толстого -художника и мыслителя. Так, Уилсон утверждает,, что на творчество Толстого «оказали большее влияние английские и французские писатели, чем соотечественники, а его восприятие христианства более обязано американским квакерам, французскому рационализму, чем православию»(р. 6). Автор монографии подробно анализирует влияние Руссо на творчество молодого Толстого. Юношу несомненно привлекал радикализм Руссо, отвергавшего официальные церковные догматы, считавшего необходимым для каждого человека созерцание собственной души, полагавшего, что простота, добродетель, любовь к природе лучше всего проявляются. в отдалении от общества. У французского просветителя молодой Толстой находил все то, что в нравственном смысле противостояло грубости, строгому внешнему соблюдению церковных обрядов, атмосфере неестественности дома Юшковых – родственников, у которых мальчик жил после смерти родителей. Унаследовав Ясную Поляну, он «пытается воплотить в жизнь руссоистский культ простой деревенской жизни, так увлекший его»(р. 55). Как и швейцарский «отшельник»Толстой не лишен тщеславных стремлений. Однако уже в «Утре помещика», по сути, говорится о неудавшихся попытках улучшить жизнь своих крестьян, о невозможности преодолеть пропасть между помещиками и мужиками. Повесть своеобразна своим завершением – решением героя стать и чувствовать себя крестьянином. Здесь А. Уилсон, подобно, например английскому литературоведу Р. Кристиану фактически идентифицирует литературного персонажа и автора## R. F.