Человек в культуре русского барокко

Сборник «Человек в культуре русского барокко», подготовленный по материалам конференции в Ново-Иерусалимском монастыре, выявил трудности, с которыми сталкиваются исследователи при описании переходных и неустойчивых систем культуры. В эпоху барокко отсутствуют готовые культурные модели и все старые формы наделяются новым смыслом.

Исследователи, чьи статьи включены в сборник, демонстрируют различные подходы к определению сущности и границ барокко. По-разному понимается авторами сборника такое свойство этого явления, как любовь к контрастам: некоторые видят в этом отражение особого мировоззрения, а другие — способ осмысления исторического процесса.

Книга открывается статьей В. Живова «К типологии барокко в русской литературе XVII — нач. XVIII в.». В. Живов не задерживается на эстетических характеристиках эпохи и дает психологическую или даже в чем-то психоаналитическую трактовку барочной культуры, в которой он отмечает фрустрацию, то есть испуг перед иллюзорностью и многозначностью мира, психологический перенос, выражающийся в уничтожении границы между сном и явью, загадкой и разгадкой, а также сублимацию, основанную на «соположении всех возможных восприятий». Особенностью русского барокко Живов считает отсутствие «барочной интенции» при усвоении европейских образцов. На фоне средневековых культурных институтов Московской Руси барокко оказывалось прежде всего просветительским движением.

В следующей статье Г. Мельникова барокко рассматривается как стиль российской политики XVII века. Художественные приемы только подчеркивали то, что уже было сделано политическими деятелями. Пафос барокко, его парадоксальность и в чем-то авантюрность — это прямое продолжение многообразных политических начинаний эпохи. М. Савельева в своей статье утверждает, что барокко рационализирует миф, но число этих рационализаций не является заранее ограниченным. В других статьях первого раздела барокко рассматривается как тревожное мироощущение и позитивное мировоззрение, позволявшее высказывать важнейшие богословские и философские идеи, обходясь в каждом случае минимальными, хотя и эксцентричными, выразительными средствами. Некоторые исследователи, например В. Шестаков, трактуют барокко как самостоятельную эпоху, ссылаясь на оригинальность и законченность теоретических построений видных деятелей культуры XVII века.

Блок статей, посвященных украинскому барокко, очень интересен. Многие авторы опираются на идеи Д. И. Чижевского (1894-1977): его труд «К проблемам литературы барокко у славян» (1971) публикуется в приложении к сборнику. М. Кашуба возводит литературу такого рода к деятельности украинских православных братств, соединявших духовно-просветительские намерения с независимой и влиятельной политической деятельностью. Философия барокко представлена в статьях раздела прежде всего на примере трудов Петра Могилы и Стефана Яворского. Эти богословы ориентировались на европейскую «новую схоластику», а в трудах Декарта и Лейбница выделяли прежде всего догматические моменты. Н. Прядко рассматривает противостояние гедонизма и аскетизма как основную мировоззренческую коллизию барокко, для разрешения которой и был развит топос «пути». Т.