Боевые задачи критики

Советские литераторы вместе со всеми тружениками нашей страны в канун знаменательного события – XXIV съезда КПСС – подводят итоги сваей работы. Успехи нашей литературы, решенные и нерешенные проблемы, новые задачи, выдвигаемые временем перед всеми ее звеньями, будут всесторонне обсуждаться на очередном Пятом Всесоюзном съезде советских писателей. Писательское слово, и в первую очередь слово критики, звучит особенно остро и требовательно сегодня, когда партия поставила перед всеми работниками культуры, идеологического фронта задачу еще активнее содействовать стремительному развитию социалистического общества.

Трудно переоценить ту роль, которую играет критика в современном литературном процессе. Совершенствование критики – одна из постоянных забот литературной общественности. Традицию проводить анкеты и дискуссии о состоянии критики журнал «Вопросы литературы» возродил совместно с самими критиками, и, что радостно отметить, они ее активно поддерживают и продолжают. Свидетельство этому – новый коллективный разговор об этом литературном жанре. Критики не только охотно откликнулись на приглашение журнала принять участие в обсуждении (что отражает и количество участников – анкета открывается в N 3 и будет продолжена в последующих номерах), – высказываясь о своих насущных задачах, они ссылаются на материалы дискуссий, проводимых в предыдущие годы, анализируют сегодняшнее положение дел в критике, сопоставляя его с уровнем, на котором она находилась несколько лет назад.

Журнал обратился к участникам обсуждения со следующими вопросами:

Как развивалась критика в последние годы и как она решала стоящие перед ней задачи? Выполняла ли критика свои обязанности перед литературой и читателем? Какие проблемы и как она поднимала, какие тенденции в ней преобладали? Возросло ли критическое мастерство? К каким вопросам текущего литературного процесса обращались охотнее всего вы сами?

Полученные редакцией ответы отличаются разнообразием и зачастую оригинальностью суждений, личным взглядом на состояние критических дел. И все-таки есть нечто общее, что сближает выявившиеся точки зрения (кроме

упомянутой уже, можно сказать, единодушной заинтересованности в росте критики): прежде всего попытка всесторонне оценить состояние критики, ее соотношение с литературой и литературоведением, определить ее удельный вес в литературном процессе. Участники дискуссии отмечают качественные изменения, происшедшие в критике, ее заметно выросший уровень. Справедливо пишет В. Гура: «К счастью, далеко ушли те времена, когда было принято говорить только о неизлечимых «недугах критики»… А она, оказывается, давно и прочно стоит на своих ногах и растет и движется вперед вместе со всей советской литературой…»

Сходное понимание места, занимаемого критикой сегодня, мы найдем почти у всех выступавших. Они согласны и в том, что за последние годы критика стала более «фундаментальной» дисциплиной, лучше идейно и эстетически вооруженной, шире использующей достижения других наук. Ю. Барабаш называет проблемы, отразившие магистраль развития критической мысли: «Принцип партийности. Эстетический идеал. Правда жизненная и правда художественная. Литературный герой. Народность и народный характер. Гражданственность. Нравственное начало в литературе. Историзм и современность. Отношение к наследию. Национальное и интернациональное».

Место критики – на переднем крае идеологической борьбы – единодушно определено всеми выступавшими. И в этом следует видеть возросшее ее значение за последние годы.

Каковы же, собственно, качества критики, позволившие добиться ей определенных успехов? «В последние годы в критике и литературоведении воцарилось время синтеза, время обобщений… Аналитические прозрения обобщаются, сводятся воедино, очищаются от полемических крайностей…» – говорит А. Бочаров. С этой мыслью согласны многие из выступавших. Об укреплении научной и методологической базы критики, о плодотворном сближении литературоведения и критики, о важности изучения многонационального опыта советской литературы, как и опыта мировой литературы, говорят Э. Елигулашвили, С. Крыжановский, К. Краулинь, М. Пархоменко.

Но не только ясность критериев, научная объективность и эрудиция свойственны лучшим литературно-критическим работам. Очень важно и такое их качество, как доступность, убедительность.

Ю. Суровцев, и с ним согласны все, отмечает, что в критике «стало лучше… с умением излагать свои мысли в чувства. Всякого рода штампов в языке критики стало поменьше». Но вот это-то похвальное качество все-таки, к сожалению, часто не подкрепляется серьезной мыслью, еще встречаются работы, в которых отсутствуют широкие социальные критерии. Верно говорит Р. Мустафин: «Критики все чаще обращаются к своему личному опыту, не скрывают вкусов и пристрастий. И это, конечно, хорошо. Однако подчеркнуто выраженная личность критика ив завуалировала, а лишь еще больше обнаружила необходимость того, что я бы назвал базой критика, то есть теоретический, философский уровень его мысли, умение аккумулировать опыт времени, общества».

Общая положительная оценка сдвигов, которые произошли в критике в последние годы в целом, не помешала высказать участникам дискуссии и серьезные упреки в ее адрес. Критики все еще неохотно обращаются к тем основным проблемам теории, без которых не может успешно развиваться критическая мысль («Разработка же собственно гуманистической проблематики в эстетике

и литературоведении несколько ослабла в последние годы», – отмечает А. Бочаров). Серьезной проблемой остается пренебрежение социологическим анализом в ряде критических работ. Широкий подход к тем вопросам, которые выдвигает современный литературный процесс, естественно, включает в себя и изучение всего многообразия советских литератур. Анализ и пропаганда богатого опыта литератур братских народов Советского Союза по-прежнему стоит на повестке дня работы критики. Основным же, без чего не может успешно развиваться деятельность критики, остается ее связь с жизнью, отражение ею того бурного процесса морального и духовного возрастания, которое переживает наше общество на путях коммунистического строительства. Критика порой еще слабо вникает в задачи, диктуемые жизнью, недостаточно активно откликается на важнейшие события современности, что не может не отражаться на ее умении обобщать явления литературной жизни, направлять литературный процесс.

Одна из непреодоленных болезней – заниженные и расплывчатые критерии художественного качества, отсутствие взыскательности и высокой требовательности. «Умаление эстетических критериев, захваливание всех и вся подрывают авторитет критики у читателей, дезориентируют общественное мнение», – справедливо говорит А. Эльяшевич.

Думается, что недостатки, на которые указали участники сегодняшнего разговора (в том числе не всегда еще внимательное отношение к собственным нуждам критики – об этом говорил М. Каратаев), могут быть и должны быть исправлены дружной работой всего многочисленного отряда наших литераторов.

Критика укрепляется на завоеванных ею в последние годы рубежах, этого нельзя отрицать, но нельзя отрицать и того, что перед ней стоит еще множество не терпящих отлагательства вопросов. Главная задача всех работников нашего цеха: серьезно поднимать идейно-теоретический уровень критики, добиться того, чтобы она неизменно была боевым оружием в идеологической борьбе, мощным средством развития социалистического искусства.

Ю. БАРАБАШ

Должен ли критик критиковать?

В свое время была высказана резонная мысль о том, что писатель должен писать.

Позволю себе аналогию: критик должен критиковать.

Могут сказать, что в этом нет ничего нового. Согласен. Но мы иногда отвыкаем от самых простых вещей, и я не удивлюсь, если у меня найдутся оппоненты…

Нынешнее состояние нашей литературной критики рождает противоречивые чувства.

Перебираю в памяти наиболее заметные дискуссии последних лет (а сегодня, в преддверии съезда партии и съезда писателей, естественно желание оглянуться на пройденный отрезок пути), дискуссии, во многом определившие направление развития критической мысли. Принцип партийности. Эстетический идеал. Правда жизненная и правда художественная. Литературный герой. Народность и народный характер. Гражданственность. Нравственное начало в литературе. Историзм и современность. Отношение к наследию. Национальное и интернациональное.

Как видим, проблемы коренные, магистральные.

Значит, есть у нас основания утверждать, что критика стремилась быть на переднем крае идейной борьбы, в самой гуще литературного процесса? Да, есть. Значит, можно говорить о расширении диапазона ее интересов? Да, можно.

Но странное дело: при всем при том, когда думаешь о критике, не покидает ощущение, что на главные вопросы времени она все же не отвечает. Или, во всяком случае, отвечает не в той мере, в какой хотелось бы. Что-то очень важное, очень существенное в жизни и в литературе остается вне поля нашего зрения, причем дело, конечно же, не в количественных критериях, не просто в широте «охвата». Быть или не быть критике властительницей дум – вот в чем вопрос.

Радуют новые имена, радуют тиражи и количество названий. Мы по инерции еще ворчим нередко на издателей, но будем справедливы: никогда прежде не выходило в свет столько критических монографий и сборников, сколько их выходит нынче.

Это одна сторона вопроса.

Есть, однако, и другая сторона. Много ли среди этих изданий таких, которые стали событием не говорю – всей духовной, но хотя бы литературной жизни? Многие ли имена критиков известны всем и каждому из читающей публики? Многие ли из нас могут похвастать тем, что за их статьями и рецензиями гоняются, ждут их с нетерпением, зачитывают, что называется, до дыр?..

Я хочу сказать, что на вопрос о путях развития и о нынешнем состоянии нашей критики вряд ли возможен однозначный ответ. Картина необычайно пестра, и процессы противоречивы. Правда, что критика активизировалась, стала боеспособнее, обрела большую социальную зоркость, идейную точность, основательность. В этом находит свое выражение характерная для последних лет общая тенденция углубленного, научного подхода к осмыслению общественных явлений. Но правда и то, что в целом уровень литературной критики не отвечает требованиям жизни. Отрицать это трудно. И, я думаю, не надо.

Говорят, что состояние критики обычно отражает состояние литературы. Отчасти это, видимо, верно, но только отчасти. Критика органически включена в общую систему художественного процесса, однако она обладает и известной автономией, она живет собственной жизнью, выполняет свои функции, решает одной ей свойственные задачи. Не буду касаться литературы в целом, это увело бы разговор в сторону. Скажу одно: если случается так, что литература по тем или иным причинам (подводя ли итоги, нащупывая ли дальнейшие пути, накапливая силы для нового качественного рывка) и впрямь не поспевает за бегущим днем, то ничто не мешает критике вдумчиво, аналитично поразмыслить над этими особенностями литературного развития.

От чего зависит авторитет критики в литературной среде и – шире – в обществе? От того, насколько своевременны, глубоки и свежи ее мысли о литературе. Насколько идейно и эстетически точны, научно выверены ее суждения. И еще – насколько они, эти суждения, откровенны и беспристрастны.

Мне хотелось бы здесь, в нашем профессиональном разговоре, подчеркнуть один из этих компонентов, а именно последний. Не потому, что остальные менее существенны, а потому, что считаю важным сказать о том, о чем мы говорим слишком редко.

Возвращаюсь к сказанному в самом начале. В самом деле, должен ли критик критиковать? Отвечаю: да, должен. Такова природа его профессии.

Мне скажут, что тезис этот страдает односторонностью. Заметят, что он не отражает всего многообразия функций критики. Напомнят, что долг критика – поддерживать таланты, поощрять новаторство. Предостерегут от сползания к проработочным, «оглобельным» тенденциям. И т. д. и т. п.

Заранее принимаю эти возражения, а вернее сказать – уточнения. Я и не претендую на полноту охвата проблемы, я выдвигаю рабочую формулу, и цель ее – сосредоточить внимание на той слабости, которую я назвал бы «критической недостаточностью» критики.

Боюсь, мы утратили вкус к нелицеприятному разговору о том, что такое хорошо и что такое плохо. Как-то незаметно сложилось положение, при котором такой разговор стал признаком дурного тона. Выработалась изощренная система дипломатических оговорок, изящных эвфемизмов и других приемов, помогающих не называть вещи своими именами. Молодого поэта нельзя судить строго, потому что он молод и ему нужна прежде всего поддержка, слово поощрения… Пожилого писателя поздно переучивать, к тому же скоро его юбилей… Литератор среднего поколения выпустил не меньше десятка книг, единодушно расхваленных; с какой же стати, спрашивается, строго судить одиннадцатую, если она не хуже предыдущих… Коллегу его, напротив, уже столько критиковали, что надо бы дать и передохнуть… Один объездил всю страну и собрал огромный материал; другой разрабатывает злободневную тему; третий касается насущнейшей проблемы; четвертый ничего не разрабатывает и ничего не касается, но критика в его адрес может быть превратно истолкована какой-нибудь заморской княгиней Марьей Алексевной…

Продолжать не буду, все это отлично известно каждому, кто профессионально занимается литературной критикой. Справедливости ради, впрочем, замечу, что и наш брат теперь уже достаточно понаторел в раскладывании подобного рода пасьянсов…

А результат? Результат тот, что появление на страницах газеты или журнала критического разбора той или иной книги воспринимается чуть ли не как скандал в благородном семействе. Все ломают головы, пытаясь найти этому факту какое угодно, но только не собственно литературное объяснение. Обиженный автор строчит реплики, письма в редакции, а то и просто жалобы в различные инстанции, и это уже никого не удивляет. Страницы литературных изданий захлестывает поток комплиментарных отзывов, напоминающих скорее дружеские послания или заздравные тосты, нежели рецензии. Содержание диктует форму, и все более широкое распространение получают соответствующие жанры и рубрики: «Писатель рецензирует», «Поэт о поэте», «Только две странички» или что-нибудь столь же игривое и ни к чему не обязывающее. Сюда же я отношу и мнимые дискуссии вокруг явно недискуссионных книг, когда различные точки зрения так обкатаны, так сбалансированы, что о споре и говорить-то не приходится. Это не критика, это ее суррогат.

Не так давно мне довелось услышать характерное суждение: до чего, мол, дело у нас дошло – каждый-всякий берется критиковать и поучать писателя… Непосредственным поводом для возмущения была рецензия молодого критика на книгу маститого прозаика, рецензия, где среди комплиментов затерялись и весьма деликатные, если не сказать робкие, замечания. Любопытная логика, не правда ли? Степень убедительности критических аргументов в расчет не принимается. Негодование вызывает факт как таковой. Это напомнило мне известную притчу о писателе, который остро завидовал Пушкину; о нем, дескать, писал не кто-нибудь, а сам Белинский; при этом писатель забывал, что писал-то Белинский о… Пушкине.

Избави нас бог, разумеется, от лихих кавалерийских наскоков, от легкомысленных щипков и субъективных, а порою, чего греха таить, и групповых пристрастий, выдаваемых за прямоту и смелость. Они изрядно надоели нам, и хорошо, что они уходят в прошлое. Я веду речь о критике аналитической, о критике, выясняющей истину. Последнее же предполагает обязательный учет всех «за» и «против», всех сильных сторон и всех слабостей, достижений и издержек. При таком, и только при таком подходе у нас не будет писателей, заранее, так сказать, обреченных на похвалу.

Впрочем, вопрос о праве на критику отнюдь не снимается. Думаю, что в конечном счете этим правом потенциально обладает именно «каждый-всякий», ибо литература создается для всех, однако при одном непременном условии! чтобы он в совершенстве владел марксистско-ленинским методологическим инструментарием, чтобы судил об искусстве по законам жизни и по законам красоты. А для этого нужны знания. И умение. И тонкий вкус. И принципиальность. И талант – довольно редкий, между прочим.

Я замечаю, что мы, критики, как-то слишком уж много хлопочем об уважении к нашему цеху; право же, это может натолкнуть на мысль о комплексе неполноценности. Не следует ли спросить построже с самих себя? Если хочешь быть уважаемым – будь им… Как заметил однажды Олесь Гончар, «любой из литературных жанров пользуется той мерой уважения, которую он заслужил». Разве это не справедливо?

А. БОЧАРОВ

В предчувствии нового рывка вперед

Если считать, что исторический процесс неукоснительно и безоговорочно совпадает с историческим прогрессом, то наши литературоведение и критика, конечно же, развивались активно и успешно. Но если полагать развитие литературы и науки о ней не как размеренный подъем со ступеньки на ступеньку, а как беспрестанное преодоление противоречий, возникающих в процессе исторического движения общественной мысли и самого искусства слова, то вряд ли наша требовательная оценка окажется столь оптимистической. Я бы сказал даже, что роль критики и литературоведения как «движителя прогресса» несколько уменьшилась по сравнению с предшествующим периодом.

В последние годы в критике и литературоведении воцарилось время синтеза, время обобщений. Почти все исследователи не так уж давно отмечали аналитичность как если не самое главное, то уж самое примечательное качество и литературы, и науки о ней. Сейчас эти аналитические прозрения обобщаются, сводятся воедино, очищаются от полемических крайностей, и в этом я вижу особенность и историческую функцию нынешнего периода. Время бросать камни сменилось временем собирать камни. Но стремление к синтезу разных точек зрения, обнаружившихся, сформулированных в дискуссиях прошлых лет, подчас трансформируется в простое примирение различных позиций, при котором несколько искусственно сглаживаются внутренние противоречия, заложенные в них. А пожалуй, истина чаще рождается в спорах, чем в рассудительном построении некой равнодействующей.

Реальные итоги синтетического мышления вновь подвели вплотную нашу критику и литературоведение к потребности в новых аналитических прозрениях, в новом рывке вперед. И значение Пятого съезда писателей будет заключаться, на мой взгляд, и в том, что, обобщив завоевания минувшего четырехлетия, он обнажит потребность в новых теориях, концепциях, конструктивных идеях – новаторских, дающих основания для серьезных научных дискуссий. Только так может быть обеспечено последующее успешное движение.

В полной мере это относится к той сфере критики и литературоведения, которой я преимущественно интересовался: изучение идей социалистического гуманизма нашей прозы.

В 1963 году вышел, на базе дискуссии в ИМЛИ, сборник статей «Гуманизм и современная литература», в 1964 году – работа общего характера «Гуманизм» М. Петросян, в 1965 году – книга Н. Гея и В. Пискунова «Мир, человек, искусство». В последние годы значительных исследований такого типа – особенно на материале современной общественной и литературной жизни – практически не появлялось. Между тем в интереснейшей работе Н. Конрада «Заметки о смысле истории» убедительно доказано, сколь необходимо развитие этой проблематики на обширном литературном материале, несводимое к одной только полемике с абстрактным гуманизмом, хотя и оно, разумеется, оправданно и нужно.

Гораздо решительнее и полнее проблемы социалистического гуманизма ставятся в современных работах по философии и этике. Ни в коей мере не преуменьшая объективно-историческую обусловленность действий человека, наши коллеги-философы успешно разрабатывают роль субъективных факторов истории: толкование исторической ситуации как результата персонализированных актов человеческой деятельности, выбор решения в многозначно детерминированной действительности, личная ответственность за сделанный выбор. В более углубленных воззрениях на концепцию личности кроется как избавление от прямолинейно-социологической типологии, все еще сказывающейся в отдельных произведениях, так и необходимая полемика с экзистенциалистскими и им подобными взглядами, изолирующими человека от общества и оттого склонными к произвольным художественным решениям. Разработка же собственно гуманистической проблематики в эстетике и литературоведении несколько ослабла в последние годы. Между тем действенный, идущий от жизни социалистический гуманизм не только определяет в конечном счете характер реалистического изображения действительности, но и дает четкий ответ на многие существенные вопросы неутихающей борьбы двух идеологий: героическое возвышение человека, проблема свободы и необходимости, сущность человеческой природы и общественная сущность человека.

В Тезисах ЦК КПСС к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина справедливо отмечалось, что в процессе перехода к коммунизму все более возрастает роль нравственных начал в жизни общества, приобретают особое значение высокие морально-политические качества людей, гуманные принципы и нормы морали. И вопрос о гуманных принципах, об общечеловеческих ценностях – совести, доброте, справедливости – в структуре идей социалистического гуманизма нашей прозы нуждается в более интенсивной и углубленной разработке.

Эту разработку сегодня в немалой мере сдерживает отсутствие четкой общепринятой системы всех категорий гуманизма – именно системы, то есть такой совокупности взглядов и принципов, которая, в отличие от простой их суммы, пронизана единой концепцией, основной центральной идеей, определяющей их взаимоотношение и субординацию. И это один из тех «узлов», где нынешнее обобщение достигнутого и разработанного особенно ощутимо требует нового рывка вперед, позволившего бы полно определить место категорий гуманизма в реальном движении литературного процесса.

В. ГУРА

Вкус, взыскательность, мастерство

К счастью, далеко ушли те времена, когда было принято говорить только о неизлечимых «недугах критики» – «не подает признаков жизни», «отстает в своем развитии», «не стоит на должном уровне», «не растет»… А она, оказывается, давно и прочно стоит на своих ногах, и растет и движется вперед вместе со всей советской литературой, и активно вмешивается в ее взаимосвязи с жизнью, и исследует эти процессы, и оценивает их художественные результаты. А «производственные издержки» в критике неизбежны, как и в любом другом литературном цехе.

До сих пор нет-нет да и возвращаемся мы к разграничению «сфер влияния» литературной критики и литературоведения как науки. Отдается при этом должное основательности «исследовательской походки», научной тщательности, аргументированности изучения литературного наследия. А за критикой признается лишь право расставлять вехи, отыскивать слабо мерцающие предварительные ориентиры в еще зыбких, незавершенных процессах текущего литературного развития, давать пока самые предварительные, самые общие, в сущности, лишь субъективно-эмоциональные оценки.

Сегодняшнее состояние критики скорее всего убеждает в том, что и оценка современных литературных процессов и явлений опирается все чаще и прочнее – и это знаменательно! – на добротный научный фундамент. Во всяком случае, критика наша из постоянного общения с литературной наукой выходит по-хорошему основательной, емкой и доказательной в своих суждениях и оценках. Она чаще соотносит современные процессы с опытом предшествующей литературы, углубляется в истоки этих процессов, определяет линию художественной преемственности, судит современные явления, как правило, по самому большому счету.

Особенно много дал юбилейный год для углубленного осмысления ленинского наследия и его значения для всего литературного дела. Во многих деталях прояснились идейно-эстетические принципы партийности и народности искусства, в изучении которых литературная критика активно опиралась как на опыт советской литературы, так и на современные ее процессы и явления. Обращаясь к проблемам реализма, его типологии, жанровых разновидностей, взаимосвязям с другими творческими методами, особенно романтизмом, советские критики и литературоведы выявляли качественные особенности, обретенные реализмом в наше время.

Правда, модернистские эксперименты порой выдаются еще за самые современные модификации реализма, а различия между реализмом и модернизмом усматривают подчас лишь в формальных признаках. Реализм, разумеется, не застыл в тех формах, в каких он сложился в литературе прошлого века. Реалистическое искусство активно использует и новые формы, подчиняя их характерной для реализма, подлинно гуманистической концепции человека, прямо противоположной модернистским представлениям о человеке как существе слабом, ничтожном, неполноценном, зависящем от фатальных сил. Именно здесь проходит основная линия размежевания реализма и модернизма в современной мировой литературе.

Активна наша критика и в борьбе против догматического понимания метода социалистического реализма, всяческих попыток свести его к искусству внешнего правдоподобия. От декларирования основных эстетических принципов социалистического реализма советское литературоведение и критика переходят к исследованию процессов становления и развития реализма в социалистическую эпоху. Идет процесс изучения философско-эстетических концепций, лежащих в основе нового метода, особенностей их преломления в конкретных художественных явлениях, наиболее значительных созданиях советской классики.

Что же до исследования текущей советской литературы, то здесь дела, думается мне, обстоят похуже. Широкое обобщение, общий взгляд на современную литературу зачастую вытесняются описанием, регистрацией явлений. В журнале «Волга», например, место проблемной статьи то и дело занимают частные наблюдения над отдельными, далеко не самыми значительными произведениями нынешней прозы. В лучшем случае здесь публикуется очень уж «автономный» жанрово-тематический обзор, в котором рассматриваются «периферийные» произведения, явно не выдерживающие тех благожелательных оценок, которые им подчас выдаются.

Отказавшись от трафаретных восхвалительных рецензий, журнал «Север» напечатал несколько дискуссионных статей о состоянии современной поэзии и о месте в ней поэтов-северян. Но и такие дискуссии далеко не частое явление на страницах наших журналов. Острые публицистические выступления критиков с широким привлечением самого свежего литературного материала в последнее время, мне кажется, стали практиковаться значительно реже.

Плохо, когда критик страдает дальтонизмом, тратит усилия на то, чтобы выдать серость за яркое дарование. Не лучше, когда проходят мимо удручающей посредственности в самой критике. Во всяком случае, послабление примитивизму, ремесленничеству в нашем деле – опасно!

Говорят, что удача непременно ждет критика, если он обращается к значительным художественным явлениям. С этим трудно спорить. Но так не всегда случается. Всего несколько лет назад появилась книга Е. Дрягина «Шолохов и советский роман». Очень нужный и важный разговор о традициях здесь явно не состоялся. Он свелся к удручающе примитивным декларациям о том, что «Большая родня» М. Стельмаха, как и вся его проза, испытала «влияние со стороны творчества Шолохова», какое «большое влияние» оказывает выдающийся художник на И. Мележа, И. Шемякина, Б. Кербабаева, С. Рагимова, как это влияние сказывается чуть ли не на всей осетинской прозе, на киргизской литературе, на Сыдыкбекове, на Каххаре, на Икрами, на Евтыхе и т. д. вплоть до тематическо-краеведческих влияний Шолохова. Именно такой «методологический» принцип («а еще Шолохов влияет на…») положен в основу всей работы, очень поверхностной по материалу и по наблюдениям. Такие книги могут только принизить авторитет критики.

Не раз уже отмечалось и еще одно опасное явление – преобладание «комплиментарной критики». Не так уж и редки теперь целые подборки, разрастающиеся до десятка «маленьких рецензий», почти начисто лишенных каких-либо критических замечаний и напоминающих приторные юбилейные славословия. Чаще всего именно в таком компанейском подходе к литературе возникают уступки невзыскательным вкусам, узким субъективистским привязанностям, утрачиваются критерии в оценках. Статья или рецензия не несет свежей и смелой мысли, лишена какой-либо позиции. Книга очень примитивно описывается, пересказывается – да и только! Принципы отбора произведений неясны, а содержание рецензии не убеждает, что объект ее заслуживает внимания. Не лучше ли просто ограничиться библиографической справкой о выходе такой-то книги.

Впрочем, понятие «библиография» стало последнее время принимать излишне расширительный характер. Целые разделы журналов и газет, где рассказывается «коротко о книгах», принято почему-то называть «критика и библиография». Ведь наука описания книг, их классификации по темам и целевым задачам имеет свои особенности. Значение библиографии неизмеримо возрастает в наши дни. Ежедневно выходят сотни книг, газет, журналов. За этим литературным потоком поспеть, конечно, невозможно. А наша регистрационная литературная библиография явно отстает. Почти не издаются библиографические пособия по отдельным темам и проблемам современной советской литературы, нет библиографической классификации литературы по жанрам. Даже такой испытанный временем справочник, как библиографический указатель Н. Мацуева «Советская художественная литература и критика», издается «Советским писателем» с большим опозданием. Советская литература последнего семилетия вообще не отражена в библиографических путеводителях. Отстает в этом деле и традиционный ежегодник «Литература и современность» с его литературной хроникой. Пришло время для оперативного издания итоговых сборников «Критика года».

Что касается мастерства критика, то здесь, как говорится, у каждого дела обстоят по-разному. Один критик идет основательной, может быть, слегка тяжеловатой поступью исследователя, увлекая читателя логикой своих рассуждений, их доказательностью. Манера письма другого критика – живая, занимательная. Избирая интонацию доверительного разговора с читателем, он свободно ведет его за собой через образные сопоставления, лирические отступления. Работа третьего критика привлекает остротой постановки актуальных проблем, зажигательностью публицистического темперамента, полемического запала.