А. Городницкий: «…И жить еще надежде». Беседу вел В. Кузнецов

Александр Городницкий не только мэтр авторской песни. Он еще и известный ученый-океанолог, доктор геолого-минералогических наук, академик РАЕН, заведующий лабораторией Института океанологии имени акад. П. П. Ширшова РАН, участник множества экспедиций, внесших серьезный вклад в изучение океанического дна и глубинного строения нашей планеты.

– Александр Моисеевич! Успеваете ли следить за литературным процессом? «Вопросы литературы» и толстые журналы читаете?

– К сожалению, не всегда регулярно удается читать журналы – я еще и на работу хожу, и в командировки езжу… Но стараюсь как-то быть в курсе дела. Удачным в этом отношении был для меня позапрошлый год, когда я волею судеб попал в состав жюри конкурса «Букер – Открытая Россия». Ко мне на стол тогда легли практически все толстые журналы за 2001 год.

Вообще, я с большим уважением отношусь к толстым журналам. И хочу сказать, что за рубежом ничего подобного нет. У нас же литературный процесс таков, что вначале произведение появляется в толстом журнале. И потом, в зависимости от реакции читающей общественности, решают – выпускать или не выпускать его отдельной книгой. На Западе все не так. Там существуют литературные агентства, следящие за авторами. Они выявляют наиболее популярных и сразу же выпускают их книги пробными тиражами.

В России толстые журналы (хотя они и испытывают сейчас большие экономические трудности) по существу отражают весь литературный процесс… По ним можно знакомиться не только с прозой, но и с поэзией, и с литературной критикой, и с публицистикой. Вместе с тем, если раньше были четко очерченные лидеры (например, «Новый мир» в 60-х годах), то сейчас все журналы становятся почти неотличимыми друг от друга… Хотя, если взять стихотворное направление, то, скажем, «Новый мир» придерживается более традиционного поэтического курса, а «Знамя» любит всяких новаторов… Я не говорю о разделении по идеологическим признакам на демократические и черносотенные (черносотенные журналы не читаю и не считаю их явлением литературы).

Что касается «Вопросов литературы», то мой низкий поклон и самому журналу, и его сотрудникам. Особо хотелось бы отметить самые запомнившиеся публикации 2002 года. Это и статья Бенедикта Сарнова о «Медном всаднике», и беседа Татьяны Бек с любимым моим поэтом Евгением Рейном. Беседа эта чрезвычайно важна для каждого из пишущих стихи – я, например, перечитывал ее несколько раз…

– Что важнее для вас – научная или литературная деятельность? Влияют ли они друг на друга? Что заставило вас, молодого ученого-геофизика, в 50-е годы заняться песенным творчеством? А сегодня – какое полушарие берет верх?

– Геологией я начал заниматься так же случайно, как и стихами. В старших классах школы я увлекался литературой и историей (не в пример физике и математике). Вот только школу я закончил в 1951 году, когда не отшумела еще кампания по борьбе с «космополитами» и не за горами было «дело врачей». Я понимал, что истфак Ленинградского университета, носившего гордое имя А. А. Жданова, для меня наглухо закрыт…

Вместе с однокашниками всерьез готовился к поступлению в Военно- воздушную академию или в Высшее военно-морское училище. Отец, всю жизнь работавший в системе военной гидрографии, поначалу снисходительно относился к моим безумным намерениям, справедливо полагая, что все равно из этого ничего не получится. Только когда я, получив уже аттестат и золотую медаль, вознамерился отнести документы в академию, где, как ни странно, попал в список допущенных к экзаменам, он всерьез встревожился и категорически отговорил меня связываться с военной службой, которую слишком хорошо знал.

И тогда я подал документы в приемную комиссию Ленинградского горного института. Жесткого «национального ценза» там (в отличие от университета) не оказалось, и я сравнительно легко прошел обязательное для медалистов собеседование. Строгая медкомиссия также подтвердила мою принципиальную пригодность к трудностям геологических скитаний. Но серьезное препятствие совершенно неожиданно возникло и здесь: