Известно: блюз это когда хорошему человеку плохо, попса — когда плохому человеку хорошо. А рассказы Александра Либуркина — это когда нормальному человеку нормально. Тут бы можно и завершить рецензию на книгу «Дураки женятся» 1, порекомендовав, разумеется, к приобретению и прочтению, но слишком уж интересным образом устроены в прозе Либуркина структура и понятие «нормальности». Вот дед, цитатой из ворчания которого названа книга, отвечает монологом на вопрос, когда лучше жилось — при румынах в оккупации или при коммунистах:
При советской власти лучше. Конечно, при румынах можно было свое дело иметь. У нас было свое дело <…> А что потом? Случился неурожай семечек, и мы разорились. Обанкротились! При румынах было трудно. Я месяцами без работы ходил! Белый хлеб видели только по праздникам… а молдаване в деревне хлеба не знали, одну мамалыгу ели. Нет, при советской власти лучше. Смотри, Саша, я тебе объясню: самое главное всегда — это накормить семью. И вот сейчас ты идешь в магазин, покупаешь за двадцать шесть копеек белый хлеб, литр молока за копейки, сахар и рис, и варишь большой казан сладкой рисовой каши — и все — обед готов, вся семья сытая!
Масштабы антисемитских репрессий при Антонеску были, конечно, несопоставимы с немецкими, но примерно треть евреев Губернаторства Транснистрии до Победы не дожили. Однако внешние обстоятельства находятся вне восприятия. Слишком уж они запредельны, если вдумываться. Интересно то, на что можно повлиять или хоть как-то уложить в голове. Молоко и крупа сейчас доступнее — значит, и жизнь нормальнее. Запрет же на частное предпринимательство несопоставим с запретом на право жить.
Мир, приближенный к нам во времени, тоже оказывается странненьким. Не то чтоб совсем перевернутым, но сдвинутым прилично. Приходит в 1978 году с фабричной смены брат рассказчика, трудящийся на рабочей должности. И удивляется: встретил у проходной главного инженера, а тот стихи любит. Вознесенского, например. Лорку еще. Вроде, правильно же: руководство должно быть более образованным и более культурным? Но вот, оказывается, не принято такое у нас. Хотя и это укладывается в норму.
Или сетует автор: «Меня же семья, школа и всесоюзная пионерская организация имени Ленина воспитали, наверное, неправильно». Почему сетует? А потому что оказался слишком робким с девушкой облегченного поведения. Лев Толстой, дескать, робким не оказался, и у него все получилось. Заметим: семья, школа и упомянутая организация воспитывали в довольно разных направлениях. Но получился все равно человек, взирающий на мир чуть сбоку. Был у Камю роман «Посторонний». А у Либуркина герой — параллельный. Он и в предыдущей книжке, «Жениться на англичанке», названием забавно рифмующейся с нынешней, был параллельным.
О том, как становятся такими, вся первая часть книги. Вроде теперь человеку живется вправду легко. Скажем, заснули автор сотоварищи в четвертом часу утра. А в шесть их будят со скандалом. Хозяин квартиры разругался с еще одним гостем на тему отъезда в Израиль. Не давным-давно, при вождях и диссидентах, а в наше время. Разбудил всех, стал из дому гнать. Ну ок. Гонят — так гонят. Пойдем водочки найдем.
Или повез альтер эго писателя неких паломников в монастырь. Дальше смешно. Во всех современных рассказах встреча паломников с монастырем завершается смешно. Даже смешнее, чем в жизни. Хотя и в жизни — смешно, как правило. А тут по-дурацки себя ведут сразу все: паломники, сестры, сам автор. Разве не глупость — влюбиться в монахиню? А потом жизнь налаживается и монахиню затмевают любимые поэтессы.
Кстати, из-за этих самых поэтов и поэтесс прозу Либуркина непременно будут сравнивать с прозой Довлатова. Уже сравнивают даже, но пока редко. Тут есть тема для серьезного разговора, с аргументами за и против, но один момент точно совпадает. Помните знаменитую цитату из Довлатова:
— Кто эта рыжая вертлявая дылда? Я тебя с ней утром из автобуса видела.
— Это не рыжая вертлявая дылда. Это — поэт-метафизик Владимир Эрль.
Все. Впоследствии Эрль сильно повлиял на одно или несколько поколений авангардных поэтов. И влияние это продолжается, но характеристика оказалась незабываемой. У Либуркина подобных характеристик много; они довольно саркастичны. Хорошо так делать или плохо? Даже не знаю. Но при встрече с некоторыми из общих знакомых буду теперь улыбаться шире. Сам Александр тоже дает много поводов сочинять о себе истории, имеющие хождение в петербургских литературных кругах. По крайней мере раньше много поводов давал. Но, вроде, на анекдоты о себе не сердится. На кражи сюжетов — тоже не очень. Да и пишет о коллегах чаще доброе, иногда ошибаясь.
Однако пределы добродушного приятия мира у писателя существуют. И, кажется, сформировались весьма давно. Есть в сборнике рассказ «Политическое дело». Александр с другими восьмиклассниками травили анекдоты про недавно павшего Хрущева и пели песенку про Кубу. Там в финале Кубу на три буквы посылают. И Никиту Сергеевича тоже. Саша текст записал с целью дальнейших приколов. Причем записал жестче, чем пели. Все-таки возвращаемый Острову Свободы сахар лучше рифмуется с «нахер», а не с более ярким указанием направления. Одноклассник Коля этот текст забрал, заорав: «А Саша Либуркин глупости пишет!» Нехорошо получилось. Учительнице реагировать пришлось, директору. Бабушке с дедушкой тоже. А как тут отреагируешь? Весь народ знает про Хрущева, Кубу и сахар. И песенку тот же народ сложил. Но реагировать надо. Хорошо — слово матерное нашлось. За него и вправду ругать можно. Через пятьдесят с небольшим лет автор пишет, что всех простит, а Колю Олару не простит. И правда ведь, не простит.
Потому что он, Либуркин, такой вот. Действительно, параллельный. Не вмешивающийся, но внимательно интересующийся окружающим. Блюдущий свои границы и границы мира. Границы эти для нас, читателей, плавающие, а для него — изнутри — незыблемые. Оказывается, нельзя говорить, что Саша глупости пишет. Зато проза на стыке границ получается интересной. Да и не пишет он глупостей. Он про них рассказывает в основном.
- С. Либуркин. Дураки женятся: вторая книга рассказов. М.: Русский Гулливер; Центр современной литературы, 2019.[↩]