В формате «Легкой кавалерии» помимо основной задачи: регулярно давать емкий, мобильный, актуальный «снимок» текущего состояния отечественной словесности в различных ее проявлениях, — изначально был заложен и элемент здоровой провокативности. Такая провокативность — необходимый динамический компонент литературного процесса, направленный на его «разболачивание» (или хотя бы на замедление процесса его заболачивания). Заостренные формулировки «кавалеристов» вызывают на полемику и взывают к ней: уж если для спорящих (они, вероятно, останутся при своем) истина не родится, то заинтересованным наблюдателям (читателям) картина происходящего в литературе здесь и сейчас предстанет шире, ярче, интересней, нюансированней и многообразней. Три с половиной года существования проекта наглядно продемонстрировали, что этот мощный, расшевеливающий умы заряд сработал и продолжает работать.
Поэтому ко всякого рода недовольствам с разных сторон «Кавалерия» не просто была готова, она на них рассчитывала. Не рассчитывала она на то, что аргументационный и аналитический уровень ответных реакций окажется столь плачевным, а оппоненты в большинстве своем — столь слабо подготовленными к разговору. Претензии к «Кавалерии» множатся, как грибы после дождя, но и проходят, как дождь, оставляя после себя только невнятный «белый шум» завистливого брюзжания.
За примерами, как водится, далеко ходить не надо. Один из самых упертых неприятелей «Кавалерии», версификатор-реформатор Евгений Никитин, кажется, распрощался с розовыми маниловскими мечтаньями о «кодексе критика» и решил противопоставлять «Кавалерии» то, что есть. А есть у Никитина «Метажурнал» — телеграмский междусобойчик, где сомнительного дарования стихотворцы нахваливают свое низкое псевдопоэтическое косноязычие еще более странным косноязычием критическим. Мыльный пузырь, обитатели которого, попадая за пределы своего выморочного дискурса, в буквальном смысле теряют дар речи (которого, впрочем, и не было) и начинают нести совсем уже токсичную околесицу.
Недавно на «Текстуре» Никитин представил очередной парад маразмов в виде двухчастного интервью Борису Кутенкову. В первой части интервью «Кавалерии» предъявляется упрек в невменяемости:
«Что такое вменяемая критика? «Легкая кавалерия», на мой взгляд, совершенно невменяема, хотя она существует в традиционном, письменном жанре».
Уже не в первый и не во второй раз Евгений Никитин наглядно демонстрирует старый как мир механизм проекции собственной идеологической и эстетической ущербности на оппонентов. Любой может судить, насколько вменяема сама постановка вопроса, при которой в устной речи невменяемость почему-то по умолчанию допускается, а в письменной — нет. Можно привести множество примеров «невменяемого» критического письма, и одним из самых ярких будет как раз «Метажурнал» и окружающий его контекст, о чем я уже не раз говорил и повторяться не буду. Про степень адекватности проектов типа «кодекса критика» тоже сказано достаточно.
Рассматриваемое интервью в целом производит впечатление диковатое. Краткое его содержание можно описать как лихорадочное чередование двух месседжей: «Желайте меня!» и «Жалейте меня!» Собственно, на этих китах неудовлетворенных (поскольку необоснованных) литературных амбиций и разнообразной (и довольно жалкой) печали по поводу их неудовлетворенности и строится литературное поведение Никитина. Третий кит — трусость, боязнь серьезного разговора. Как Никитин с исполненной деланого аристократизма миной избегнул участия в прошлогоднем круглом столе о «критической дерзости», так он сейчас избегает «дуэли компетенций» с Виктором Куллэ. На «дуэль» эту он был вызван после пассажа из второй части того же интервью, где «кавалеристы» упрекаются в примитивности и необразованности (здесь налицо прямое следствие неутихающей зависти «никитиных» к ученым степеням многих из «кавалеристов» — зависти сколь смехотворной, столь и ядовитой):
«То, что люди из «традиционного фланга» более открыты — неправда. Происходят постоянные выпады от примитивных — в «Легкой кавалерии» — до более хитро устроенных — в статьях Караулова, например. При этом авторы этих выпадов обычно демонстрируют две общие черты: полное непонимание контекста и низкий уровень аргументации. Обычно на них хочется ответить: почитайте книжки. Почитайте Рансьера, Гройса, Бернстина. Иначе придется вместо полемики читать бесплатные лекции».
Виктор Куллэ ответил Никитину и прочим «борзым неучам» очень достойно (и главное — конкретно), попутно вскрыв в поверхностной и пошлой гневливости ровно то, в чем она пытается уличить «Кавалерию», — неадекватность и примитивность:
«Рансьера (четыре переведенных у нас книги) я читал. Какое отношение они имеют к разговору о поэтике — увы, мне невнятно <…> Qu`est-ce que c`est «Бернстин» — не очень понимаю, о ком речь. Ежели о Charles Bernstein, коим Леша Парщиков в незапамятные времена увлекался <…> слышал о нем от Леши. Недоумевал. Готов спорить дальше. Что до Гройса — то я таки его «Дневник философа» читал и обсуждал (в т. ч. яростно дискутируя со Вс. Н. Некрасовым), когда продвинутый стихотворец Никитин ходил (по моим прикидкам) в 1-й класс».
Подобных приведенной «нападок» десятки, но стоит ли множить энтропию, если почти все они под стать приведенным выше? Итак, противники у «Кавалерии» есть, но счесть их достойными не получается ни с какого боку. Этико-эстетический трезубец «неадекватность-поверхностность-трусость» не самое мощное оружие в литературно-критических дискуссиях.